Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 37

– Налетели, как стая акул. Когда это им доводилось поплясать вокруг трупов трех голых агентов, в каждом из которых застряли пули? Можешь себе представить их вопросы. “Какое дело они расследовали?”, “Участвовали в расследовании еще люди?”, “Есть ли угроза национальной безопасности?”, “Расистский подтекст имеется?”, “Чем объяснить нападение на ФБР?”, “Что еще ожидается в дальнейшем?”. И так до бесконечности.

– Как ты от них отделался?

– Элементарно. Сообщил, что ведется расследование. – Уэйн уже настолько успокоился, что на губах у него промелькнула слабая улыбка. – Скверно, что Советы приказали долго жить, – сказал он. – Старые добрые заговоры комми были прекрасным козлом отпущения для подобных случаев.

Дарнинг кивнул, а про себя подумал: интересно, как бы отреагировал Брайан, узнай он о двух коротких звонках Мэри Янг и о ее предложении. Вероятно, впал бы в истерику.

Однако собираясь через несколько минут покинуть кабинет, директор ФБР как бы в поддержку искусно приведенной к равновесию формы духовного взаимодействия вынул из своего атташе-кейса опечатанный коричневый конверт и бросил его на стол министра.

– Только что получено из отдела секретной проверки и расследований.

Дарнинг взял конверт. На нем стояла надпись: “Совершенно секретно” – и больше ни слова.

– Что это? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Уэйн, – я его не распечатывал. Но поскольку ты звонил и просил выяснить об этой женщине все, что возможно, я поручил нескольким людям накопать как можно больше.

Это потребовало некоторого напряжения, но Дарнинг был вынужден почти семь часов сдерживать желание распечатать конверт.

Первым долгом ему помешали сделать это два обязательных заседания по гражданским правовым вопросам об установлении земельных границ. Затем последовало его обращение к Американской ассоциации адвокатов и неизбежный официальный обед. Наконец, он должен был ненадолго показаться в министерстве иностранных дел на приеме в честь премьер-министра Израиля.

И тем не менее сама мысль о том, что конверт там, что он ждет его в конце вечера, доставляла Дарнингу необычайное удовольствие. Временами он чувствовал себя как нетерпеливый ребенок, вынужденный высидеть дурацкий, бесконечно долгий обед, мечтая лишь о невероятно восхитительном десерте.

Уже после полуночи, приняв душ и расположившись у себя в кабинете с бутылкой любимого коньяка, он распечатал долгожданный конверт.

Сопроводительное письмо следователя было прикреплено к другому запечатанному конверту. Как говорилось в письме, большинство сведений, вложенных в конверт и касающихся первых лет работы объекта расследования в качестве модели и девушки по вызову, получено из одного основного источника – от ее менеджера и одновременно посредника.

Более поздние материалы поступили из разных источников и чаще всего говорили сами за себя. Там, где требовались пояснения, их сделал либо сам следователь, либо один из его помощников.

Дарнинг распечатал второй конверт и вынул из него пачку на первый взгляд беспорядочной смеси из фотографий и текстов – страниц, вырванных из журналов, снимков любительских и великолепных снимков, цветных и черно-белых, сделанных в студиях.

В примечании следователь указывал, что материал расположен в хронологическом порядке, начиная с того времени, когда объекту было шесть лет, и кончая двадцатисемилетним возрастом.

Непонятно почему у Дарнинга вспотели ладони и стало жарко в груди.

Сейчас она явится передо мной.

И она явилась – в загадочном единении детской невинности и чисто женского естества, таком утонченном и неуловимом, что трудно было бы определить, где кончается одно и начинается другое.

Бог ты мой, как рано они принялись за нее! Прелестные глаза, черные и блестящие, как смола, так гордо смотрели прямо в объектив камеры, в то время как все виды эротических непристойностей проделывались над совершенным по красоте телом шестилетней девочки.

Тело взрослело, а глаза оставались все те же.

И гордость по-прежнему была в них. Независимо от того, что они заставляли Мэри делать в игорных домах похоти, где над ее открытой вульвой кишели все виды игроков, словно тучи алчущих мясных мух.

Но было так, словно они никогда не дотрагивались до нее.

Все эти годы она одна-единственная оставалась истинной служительницей любви. Другие по сравнению с ней, что бы ни о себе ни думали, были попросту притворщицами.

Как это ни нелепо, но Генри Дарнинг, глядя на самые грязные и непристойные изображения уже взрослой Мэри Янг, чувствовал, что очищается.

Он заметил, что у повзрослевшей Мэри постепенно появилось голодное, а позднее – жадное выражение глаз. Глубоко вдохнув, он почти обонял его.

И он был уверен, что ей ни к чему тот миллион, который она старалась вытянуть у него. Это попросту ее натура. Подобная суть у любой другой женщины начисто уничтожила бы его влечение.

А в ней это заставляло Дарнинга еще сильнее желать ее.

Глава 24

Джьянни Гарецки и Мэри Янг, собираясь уезжать из Нью-Йорка в Рим, соблюдали еще большую, чем обычно, осторожность.

Они заказали билеты на рейс компании “Алиталия” и выкупили их по отдельности, заплатив, разумеется, наличными. Взяли два такси до аэропорта Кеннеди. В аэропорту не подходили друг к другу ближе чем на пятьдесят футов.

Джьянни исходил из предположения, что кто бы их ни выслеживал, он будет искать пару – женщину азиатской наружности и мужчину европейской. Что, конечно, само по себе не означало полную безопасность каждого из них двоих по отдельности. Просто несколько очков в их пользу.

Расовая принадлежность была единственной составляющей, которую нельзя было изменить никакой маскировкой.

Они взяли билеты на один из самых перегруженных и пользующихся спросом рейсов по времени вылета в Европу; международный терминал аэропорта Кеннеди просто кишел пассажирами и провожающими. Именно поэтому Джьянни и выбрал этот рейс. Чем гуще толпа, тем лучше.

Как раз сейчас он стоял в длинной очереди на регистрацию; Мэри Янг находилась на двадцать человек впереди. Обдумывая каждый свой шаг, она пристроилась к небольшой группе тайваньских туристов, и это оказалось отличным прикрытием. Оживленно улыбаясь и болтая с ними, она была так же незаметна, как любой из них.

И все же напряженность имела место. Сущность того, что им приходилось делать, включала ее как неизбежный элемент. Покинув такое укрытие, как город с восьмимиллионным населением, они вынуждены были пройти сквозь весьма ограниченное количество билетных контролеров… перед одним из них на короткое время утратить свою анонимность, предъявить ему фальшивые паспорта и подвергнуться досмотру и расспросам.

Самое подходящее место для какой-нибудь неприятности. А после того, что они видели в последнем выпуске вечерних новостей и прочитали в сегодняшних газетах, опасность значительно возросла.

Самое скверное заключалось в том, что теперь отпали малейшие сомнения в том, кем были на самом деле застреленные ими пять человек. Они убили и похоронили настоящих правительственных агентов. До сих пор Джьянни вроде бы и знал об этом – и не знал. Оставался где-то глубоко внутри упорно звучащий, хоть и очень негромкий голос, который все не хотел умолкать и твердил, что в этой стране ничего подобного с людьми происходить не может.

Теперь этот голос умолк.

Весьма интересуясь тем, какое объяснение гибели трех агентов будет дано официально, Джьянни читал, смотрел и слушал все, что мог найти. Все, начиная с местной полиции, которая обнаружила и извлекла из земли трупы, и кончая самим директором ФБР, либо лгали, либо отделывались недомолвками.

Директор, высокий импозантный мужчина с глазами цвета стали и квадратной нижней челюстью в полном соответствии с голливудскими стандартами, со спокойным достоинством выразил скорбь о погибших и обещал, что убийцы будут схвачены и преданы суду.