Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 27

Глава 18

Марти Элман, агент Джьянни, жил в элегантном высотном здании довоенной постройки на Пятой авеню, в пятнадцати минутах ходьбы от его художественной галереи на Мэдисон-авеню. Насколько Джьянни знал, прогулка от дома до галереи и обратно была единственным упражнением, которое совершал Марти, – во всяком случае, так было все десять лет их тесного общения. Но делалось это неизменно, в любую погоду, шесть дней в неделю.

То же самое было и нынешним утром. С одной едва заметной разницей. Нынешним утром за Марти велась слежка.

Джьянни засек наблюдателя примерно час назад – толстопузого парня в мятой куртке и широких брюках, который стоял, прислонившись к ограде Центрального парка, и читал “Дейли ньюс”. Художник решил, что это скорее обычный полицейский, а не агент ФБР. Пусть даже так, но все равно расход неоправданный, если учесть незначительность такого объекта слежки, как Марти.

Очевидно, не столь уж незначительный это объект. Вышагивая по Пятой авеню в южном направлении, Джьянни держался на расстоянии квартала от переодетого полицейского, а тот находился примерно в семидесяти футах позади Элмана. Джьянни хотелось убедиться, что полицейского не подстраховывает еще кто-то, ведь обычно сыщики работают парами. Но этот, кажется, был один.

Элман повернул к востоку, на Шестьдесят восьмую улицу, ведущую к Мэдисон-авеню. Потом прошел еще два квартала, отпер дверь и вошел в галерею изящных искусств “Готэм”.

Джьянни остановился и уткнулся в витрину. Он увидел, как полицейский пересек Мэдисон-авеню и уселся в серый седан, припаркованный прямо перед галереей. Сел, закурил сигарету и приготовился к дневному дежурству.

Галерея располагалась в небольшом трехэтажном здании на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят шестой улицы. Джьянни прошел мимо и свернул за угол. Теперь, когда сыщик уже не мог его увидеть, он вошел в здание через подвальную дверь, поднялся на один лестничный пролет и позвонил у служебного входа.

Было только еще восемь пятнадцать. Марти будет один до самого открытия галереи в десять часов, когда придут служащие.

– Это я, Джьянни.

Минутное молчание. Потом защелкали замки и задвижки, дверь распахнулась, и они предстали друг перед другом. За толстыми стеклами очков широко раскрылись близорукие глаза Марти. Он уставился на седые волосы, усы и очки. Но взглянул Джьянни в глаза – они не изменились.

– Что это, во имя Господа?…

– Ты один?

Элман кивнул; это был слабый на вид человек, розоволицый и неправдоподобно моложавый.

– Я тебе звонил после приема в музее. Куда ты, черт побери, запропастился? И к чему эти клоунские патлы?

Джьянни Гарецки закрыл за собой и запер металлическую противопожарную дверь. Затем препроводил агента в его же собственный офис и устало опустился в кресло. Он много времени провел на ногах.

– Ты просто не поверишь мне, Марти.

– Попробуй меня убедить.

Элман впервые внимательно всмотрелся в лицо художника при ярком свете ламп в офисе – и побледнел.

– Чем это ты занимался? Удирал от мафии?

– Если бы.

Словами, которые он почти выучил наизусть, Джьянни изложил Элману самую суть происшедшего. Рассказал не больше того, что было необходимо в связи с целью его визита. Но даже этот короткий рассказ внушал ему чувство, что он сеет свои семена и тем самым пагубно влияет на жизненно важную часть собственного будущего. Неужели он несет с собой смерть? Нечестно. Особенно по отношению к Марти, который в буквальном смысле слова изменил его жизнь, который верил в него и оставался с ним в те времена, когда мир искусства отворачивался от него. Единственная проблема в отношениях с Марти, часто думал Джьянни, не целовать его слишком часто на публике.

Не в силах спокойно относиться к услышанному, Марти начал ходить по комнате. К тому времени как Джьянни закончил рассказ, все лицо у Марти блестело от пота.

– Я не в состоянии поверить, – произнес он. – Ведь это же милостью Божьей Соединенные Штаты Америки. Страна яблочного пирога и куриного бульона.

– Вот именно. И теперь в бульон попало несколько дохлых тараканов.

– Но ведь ты говоришь о ФБР, а не о КГБ. Черт! Даже русские больше не устраивают подобных штучек.

Гарецки молчал. Он находил нечто до странности утешительное в реакции Марти. Словно сумасшедший, подумалось ему, убежденный, что спятил весь мир, а не он сам.

Элман промокнул лицо носовым платком.

– Ты сильно рисковал, явившись сюда. За мной могут следить.

– Они и следят. Я шел за одним из них от твоего дома. В данный момент он сидит в машине на Мэдисон-авеню и обкуривается до смерти. Я бы позвонил, но уверен, что твой телефон прослушивается.

Элман вышел из офиса и направился к парадной двери. Когда вернулся, губы его были крепко сжаты.

– Серый “форд” на той стороне улицы?

– Совершенно верно.

– Великолепно. Совершенно превосходно.

Покачивая головой, владелец галереи достал из шкафчика бутылку виски “Дьюарз”, наполнил два старинных стакана и как следует хлебнул из одного.

– Сейчас всего половина девятого утра, Марти. К тому же ты еврей.

– Когда дело доходит до скотча, то я ирландец.

Джьянни подождал, пока Элман успокоится. Дилер в свое время принадлежал к той же группе ребят в школе искусств, что Витторио и Энджи. Но под конец понял, что его больше тянет к торговле произведениями искусства, нежели к их созданию.

– Мне повезло, – объяснял он свой выбор. – Я рано это открыл. Я просто чересчур еврей для большого таланта. Это значит, что я недостаточно сосредоточен внутренне и слишком люблю покушать.

Элман посмотрел на Джьянни поверх своего стакана со скотчем.

– Отлично, – буркнул он. – А теперь, когда ты убрал с дороги целую команду, что ты еще предложишь мне? Рак?

– Всего лишь несколько вопросов, Марти. Когда ты последний раз беседовал с Витторио?

Дилер от искусства пожал плечами:

– Трудно сказать. Лет девять или десять назад.

– И о чем шла речь? Как вообще это произошло? Ты просто встретился с ним? Или он позвонил по телефону?

– Он позвонил. Сказал, что хочет зайти и поговорить. Это меня удивило. До этого случая мы с ним не виделись годы. Он был тогда крупным мафиозо.

– Я в то время еще находился в Италии. – Джьянни машинально поднял свой стакан со скотчем, сделал глоток и поморщился. – Итак, о чем же он хотел поговорить?

– Ни о чем особенном. Пришел ко мне сюда в галерею, походил, посмотрел картины. Расспрашивал о них.

– Какие он задавал вопросы?

Элман посмотрел Джьянни в глаза.

– Об искусстве. Ну, знаешь… о стиле, о технике, о сюжетах. Спрашивал, что пользуется успехом у публики. Что продается дорого, по высшей цене, и почему. Какой процент берет галерея за посредничество. Примерно о таких вещах.

– Тебе не показалось, что он подумывал сам заняться таким бизнесом?

– Точно. Показалось. Я даже пошутил на эту тему. Во всяком случае, я считал свои слова шуткой. Спросил его, не собирается ли Дон Донатти расширить дело и заняться галереями.

Джьянни подался вперед в своем кресле.

– А после этого он задавал тебе такие же вопросы насчет рынка произведений искусства в Европе?

– Откуда ты узнал?

Джьянни почувствовал внезапный прилив тепла.

– Должно быть, я просто клепаный телепат.

Профессор Эдуарде Серини все еще обитал в том же самом доме в Маленькой Италии, где в свое время размещалась руководимая им школа изящных искусств. Находился дом на Малбери-стрит, и Джьянни Гарецки четыре раза прошел мимо него – дважды в одном и дважды в противоположном направлении, – прежде чем решил, что ничего подозрительного нет.

После этого Джьянни поднялся на крышу пятиэтажного дома, который стоял напротив обиталища Серини на другой стороне улицы. Оттуда он с полчаса наблюдал за всем кварталом и опять-таки ничего подозрительного не заметил. – Но даже тогда он проник в дом Серини по крышам соседних домов; на этих крышах ему мальчишкой не раз доводилось играть в “гонки за лидером”.