Бирюзовая маска - Уитни Филлис - Страница 40

Я отвернулась от уходящего в темноту портрета карлицы Инес, от этого сумасшедшего взгляда, и покинула ту часть помещения. Мои шаги гулко звучали на выложенном плитками полу, и Хуан Кордова, должно быть, слышал, как я ушла, хотя продолжал стоять там, где я его оставила разговаривающим о чем-то важном с Гэвином. Кларита была с ними. Мне не хотелось больше слушать их беседы. Я вернулась к портрету доньи Эмануэллы и взглянула на ее танцующие, дерзкие глаза. В них не было и капли сумасшествия.

На другом конце комнаты разговор постепенно становился громче, но я не обратила на это внимания.

Что чувствовала Эмануэлла по отношению к своей кузине, карлице? Любила ли она ее, была ли добра к ней? Или же она страдала из-за нее? Насколько преуспел Пол Стюарт в исследованиях, которые он провел в Испании? Мне хотелось погрувиться в его книгу и прочитать об этих двух женщинах, так далеко отстоявших от меня в истории семьи.

Голоса становились все громче, и постепенно до моего сознания дошло, что они говорят об Элеаноре. Я взглянула в их сторону. Мужчины вышли из дальнего угла зала, и теперь были хорошо освещены. Они забыли про меня, чего нельзя было сказать о Кларите. Она стояла немного в стороне, пристально глядя в моем направлении, как будто желала, чтобы я отвернулась, или приказывала мне не слушать. Я же прислушалась с удвоенным вниманием.

— Мы не можем больше оставаться вместе! — воскликнул Гэвин. — Это невозможно. И Элеанора, и я не желаем этого!

— Элеанора не знает, чего она хочет, — протестовал Хуан.

— Ты думаешь, что это относится и ко мне?

— Я думаю, что у тебя есть долг.

— Уже нет. Элеанора хочет избавиться от всех ограничений. Она отказывается от всех бумаг на ее имя. Она хочет видеть живые деньги. Но если вы их ей дадите…

— Я не дам их ей, — ответил старик. — В глубине души ты знаешь, что не можешь оставить ее. Но если ваш брак развалится, я изменю завещание и оставлю все своей внучке Аманде.

Его голос был сильный и уверенный — он и не старался говорить тихо. Он достигал и открытой входной двери, где внезапно появилась Элеанора — бледное лицо, горящие глаза. Она все слышала, и я в этот миг увидела — или мне это просто показалось — что она чем-то напоминает карлицу: все ее покрытое позолотой совершенство составляет контраст с неприметной, низкорослой фигурой.

Если она меня и заметила, то не подала виду и ринулась мимо меня через всю длинную комнату, так что волосы рассыпались по плечам, и встала перед высоким, стройным мужчиной — Хуаном Кордова.

Внезапно я увидела, что внимание Гэвина приковано не к Элеаноре, а ко мне. Выражение участия исчезло, теперь на его лице читалось холодное выжидание. Но у меня не было времени, чтобы понять, чего же он ждет: Элеанора была в центре всеобщего внимания.

— Ты не сделаешь этого, дедушка! — кричала она. — Я не останусь с Гэвином. Я его ненавижу! Я единственная, о ком ты должен сейчас думать — не об Аманде, а обо мне. Я единственная, о ком ты должен заботиться.

Хуан повернулся к ней: лицо его выражало гордость и жестокость.

— О тебе всегда будут заботиться, хотя и скромно. Но если ты решишься оставить Гэвина, все перейдет к Аманде.

Она бросилась на него с кулаками, да так, что он едва удержался на ногах. Затем он пришел в себя, притянул ее к себе и стал успокаивать, пока она не начала понемногу утихать. Я просто остолбенела от подобного взрыва эмоций. Перед лицом всего этого померкли бы любые мои слова. Поэтому я молча продолжала стоять там, где и стояла.

— Возможно, вам осталось жить совсем недолго! — запричитала Элеанора, прижавшись к нему, как ребенок, хотя я ей не очень-то поверила. — И когда вы уйдете, здесь никто не позаботится о вас.

Он разговаривал с ней по-испански, и хотя в его тоне было очень много нежности, я была уверена, что он ей ничего не обещает. Гэвин прошел мимо них с каменным лицом и направился ко мне. В нем не чувствовалось и намека на доброту.

— Почему вы ничего не сказали, чтобы это остановить? — требовательно спросил он. — Я думал, что вы тот единственный человек, который от него ничего не требует. Но разумеется, вы стоите и ничего не предпринимаете — ведь все достанется вам, не так ли? Недвижимость, деньги — все, чем владеет Кордова?

Я почувствовала прилив ярости, но в то же время была очень сильно задета, хотя мне удалось с этим справиться. Но в любом случае я не желала, чтобы дедушка таким образом меня использовал. Гэвин был чудовищно несправедлив, но я не хотела, чтобы из-за его слов и из-за махинаций Хуана Кордова изменились мои планы.

— Уходите, Аманда, — с яростью в голосе сказал Гэвин. — Уезжайте из Санта-Фе!

Я с трудом могла представить, что восхищалась его человечностью. Произошел взрыв — и стало смертельно холодно, и в нем не осталось ничего человеческого.

Но все-таки я подошла к нему.

— Я бы никогда здесь не появилась, если бы знала, что мною воспользуются таким образом. Теперь же я не желаю уезжать.

Мои слова прозвучали в полной тишине. Несколько секунд комната была погружена в молчание, какое бывает только в часовнях. Донья Эману-элла с усмешкой смотрела на противоположную стену. Гэвин еще раз взглянул на меня и вышел. Хуан оторвал от себя Элеанору и быстро направился ко мне, его трость хоть и соприкасалась с полом, но не служила ему для поддержки. Волнение придало ему силы.

— Конечно же, Аманда, ты никуда не уедешь. Ты единственный человек, которому я доверяю. Мне осталось совсем немного времени, и ты должна остаться со мной.

У меня не было сил ответить ему по-доброму. То, что он совершил, было непростительно.

— Я уже сказала вам, почему намерена остаться, — произнесла я. — Я не уеду отсюда, пока не узнаю правду о том, что случилось с моей матерью. Я думаю, кое-что прояснилось, но всему свое время. Для меня важно только это.

Он долго, изучающе на меня смотрел и мрачно кивнул. Затем мимо меня прошел к двери. Многое нужно было сказать, но не сейчас.

Элеанора пересекла галерею, но не сразу последовала за ним. Вместо этого она остановилась, чтобы взглянуть на картину за моей спиной.

— Эта картина не принадлежит мне, — сказала она об Эмануэлле. — Она полностью ваша — твоя и твоей матери. Есть другая картина, которой владею я, — дикая, сумасшедшая. Возможно, будет лучше, если ты это запомнишь.

Она, как и другие, пройдя мимо меня, вышла из комнаты. В освещенной галерее было тихо, но атмосфера благоговения и почитания, которую так старательно создавал Хуан Кордова, ушла, и, казалось, воздух еще пульсирует эмоциями. Сегодня вечером выплеснулось то, что не так-то просто будет вернуть в первоначальное состояние. В той или иной мере затронуты были все. Меня трясло от всего этого: я испытывала больше, чем тревогу.

Я забыла про Клариту. Но она вышла из галереи и приблизилась ко мне с надменным видом.

— Началось все заново, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Я ждала, и это началось.

— Что началось? — решительно спросила я.

Удивительно, что ее темные глаза ничего не выражали.

— Это марш смерти. Если ты хорошенько прислушаешься, то услышишь шаги. Это шаги Инес, спускающейся к нам сквозь века. Я уже слышала их раньше. — Она подошла ко мне еще ближе. — Я слышала их со стороны холмов, когда умерла твоя мать. Лучше побереги себя, Аманда.

Она тоже слегка сошла с ума, как и все они, и я отскочила от нее.

— Вернись в дом, — приказала она. — Быстро пробеги темноту. Я запру дверь.

У меня не было никакого желания оставаться в ее компании, поэтому я поспешила выйти за дверь в холодную ночь Санта-Фе. Звезды казались очень яркими, и тусклые лампы внутреннего двора не могли с ними соперничать. Дом передо мной мерцал лампами, и я быстро направилась к нему. Ночь была именно такой, когда хочется быстрее пройти темные пятна и как можно быстрее оказаться в безопасности стен в комнатах при светящихся лампах и теплых красках.

В доме никого не было видно. Из дедушкиного кабинета доносился голос Элеаноры. То, что они должны были сказать друг другу, совершенно меня не интересовало. Никакие их планы не волновали меня, потому что были совершенно неприемлемы, независимо от того, что думал Гэвин. Но когда я вошла в свою комнату, меня снова захватило чувство обиды, и мне снова удалось от него избавиться. Я не хотела бы снова попасть в подобную ловушку. Он легко мог возненавидеть, но также легко и полюбить. Полюбить? Эта мысль заставила меня рассердиться на себя, и я ее сразу же оставила. Я была достаточно сильной женщиной.