Шпион по призванию - Уитли Деннис - Страница 92

– Я сберег полтораста луидоров, на которые мы сможем прожить некоторое время в относительном комфорте. Твои драгоценности, которые ты получила в подарок, должны стоить целое состояние. Упаси меня Бог, чтобы я жил за твой счет, словно какой-нибудь бессовестный авантюрист, но они послужат якорем спасения, если мне не удастся быстро получить подходящее место. Впрочем, это не составит труда, учитывая опыт, который я приобрел на службе у твоего отца. Конечно, мы не будем богачами, но теперь я уверен в себе и клянусь, что смогу зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить нам жизнь, подобающую дворянской семье.

Атенаис обняла его за шею:

– О, Роже, мой младший сын мельника, я не сомневаюсь, что со временем ты добьешься успеха, и согласна терпеливо этого ждать. Я ненавижу двор с его скучными церемониями и дурацким этикетом и с радостью покину его, если ты сможешь сделать так, чтобы мы не голодали.

– Отлично! – воскликнул Роджер, прижимая ее к себе. – Клянусь, любимая, ты не пожалеешь! Отец одумается – он не сможет поступить иначе, когда увидит тебя. А кроме того, мы построим свой дом, где будем счастливы. Рядом с тобой мне не страшны никакие препятствия.

– Я знаю, – рассмеялась Атенаис, повернув к нему заплаканное лицо. – Что до моих драгоценностей, то ты можешь ими распоряжаться, как считаешь нужным. А твой заработок будет уходить на еду, одежду, слуг… и детей, если они у нас появятся.

– Надеюсь, что появятся. Мне бы очень хотелось иметь дочь, похожую на тебя.

– О, но я должна сначала родить сына, Роже, с твоими голубыми глазами и красивыми, длинными, темными ресницами.

– У нас будут и сын, и дочь, дорогая, – даже несколько, если ты захочешь. Тебе бы хотелось иметь много детей?

– Да. И я бы воспитывала их дома, а не отдавала бы няне, как принято во Франции.

– Я бы тебе не позволил их отдать, – улыбнулся Роджер. – Какой смысл иметь детей, если ты не можешь играть с ними?

– И рассказывать им разные истории, – добавила Атенаис. – Я знаю так много прекрасных волшебных сказок.

– Наша история лучше любой сказки, и ты сможешь рассказывать ее нашим детям, моя принцесса.

– Боюсь, что жизнь в Англии поначалу покажется мне очень странной. Мы будем жить в Лондоне?

Роджер кивнул:

– Да, так как там мне скорее всего могут представиться благоприятные возможности. А с такой женой, как ты, я буду самым гордым человеком во всем городе.

– С женой! – шепотом повторила Атенаис. Внезапно она изо всех сил вцепилась ему в плечи. – Я совсем забыла! Ведь ты еретик, Роже, а я не могу выйти замуж за еретика.

Роджер также на время забыл об этом последнем зловещем барьере, созданном фанатизмом, нетерпимостью и суевериями, который все еще разделял их, возвышаясь над всеми прочими.

– Если бы ты вышла за меня, то стала бы англичанкой, – пробормотал он, потрясенный внезапным разрушением построенных ими воздушных замков. – А в Англии почти все протестанты.

– Только не проси меня отречься от моей веры! – воскликнула она. – Я не смогу этого сделать. Это подвергло бы опасности мою бессмертную душу.

Вся любовь Роджера к Атенаис, все острое нежелание покидать ее в теперешней отчаянной ситуации боролись в нем с унаследованной от предков доктриной Реформации, но даже эти чувства были недостаточно сильны, чтобы полностью одержать верх.

– Я бы отдал за тебя жизнь, – медленно сказал он, – но не знаю, смогу ли рискнуть спасением души.

– Тогда как мы можем пожениться? О, Роже, может, ты все-таки согласишься перейти в католичество?

– Я не могу этого обещать. Мне нужно время, чтобы подумать. Но погоди! Разве Папа не разрешает в особых случаях брак между католиками и протестантами? Если бы мы могли получить разрешение, то поженились бы в твоей церкви, но каждый продолжал бы придерживаться своей религии.

В глазах девушки вновь вспыхнула надежда.

– Это правда! Хотя такие разрешения дорого стоят, но моих драгоценностей должно хватить. А тебе придется только подписать обещание, что наши дети будут воспитываться в католической вере.

– Что? – воскликнул Роджер. – Обязывать неродившихся детей исповедовать веру, о которой они ничего не знают? Я еще могу ради любви подвергнуть опасности собственную душу, но как я могу рассчитывать на милосердие Божье, подписав подобное обязательство за тех, кто еще не в состоянии принимать решения?

– Но, Роже! – взмолилась девушка. – Дети, так или иначе, должны воспитываться в какой-то религии.

– Разумеется, и так как в большинстве случаев родители придерживаются одной и той же веры, вопросов о религии детей не возникает. Но если родители исповедуют разные религии, справедливо предоставить детям самим решать, какую из них выбрать, когда они достаточно подрастут.

Атенаис вздохнула:

– Роже, дорогой, я не богослов, чтобы вести подобные споры. Я знаю только простые факты. Святой отец не даст нам разрешения на брак, если мы не дадим торжественную клятву, что все наши дети будут окрещены в католической вере.

Роджер осторожно снял руки Атенаис со своей шеи.

– Судьба против нас, любовь моя, – мягко произнес он. – Даже ради тебя я не стану покупать разрешение такой ценой. Если хочешь, поедем в Англию и скажем всем, что мы поженились во Франции. Клянусь никогда тебя не покидать и всегда относиться к тебе, как к законной жене. Но если ты не согласна обвенчаться со мной по англиканскому обряду, большего я тебе не могу предложить.

– А я не могу сделать то, что предлагаешь ты, – ответила она. – Я бы состарилась преждевременно, постоянно чувствуя, что живу во грехе и что мои дети – бастарды. Никто из нас не был бы счастлив в таком положении.

Атенаис со стоном отвернулась и, зарывшись лицом в подушку, горько заплакала.

Пытаясь утешить девушку, Роджер одновременно искал способ спасти ее от брака с де Келюсом. Он пришел к выводу, что остается лишь один путь.

Наконец Атенаис села и промолвила, все еще всхлипывая:

– Я не могу порицать тебя, Роже. Я бы чувствовала то же самое, если бы ты попытался воспитывать наших детей, как еретиков. Мы мечтали о счастье, которому не суждено осуществиться. Но я не соглашусь выйти замуж за де Келюса. У меня есть путь к спасению, которого отец не сможет меня лишить. Я откажусь от мирской жизни и стану монахиней.

– Что? – в ужасе воскликнул Роджер.

– А почему бы и нет? Если бы я не испытала счастья твоих поцелуев, то могла бы выдержать ласки этого отвратительного человека. Но теперь это невозможно. Если он прикоснется ко мне, я воткну кинжал ему в сердце, так что для меня лучше уйти в монастырь.

– Ты не должна этого делать! – заявил Роджер – Ты так молода и прекрасна, что было бы грехом против самой природы отрезать твои золотистые волосы и запереть тебя в монастыре до конца дней. Кроме того, я придумал способ освободить тебя от ненавистного брака. Я вызову месье де Келюса на дуэль и убью его.

– Мой милый Роже, – вздохнула Атенаис. – Я не сомневаюсь в твоей смелости и знаю, что ты бы сделал это, будь такое возможно. Но ты забываешь о своем положении здесь, во Франции. Месье де Келюс никогда не примет твоего вызова. Ни один дворянин никогда не скрестит шпагу с тем, кого считает стоящим ниже себя.

От волнения Роджер и впрямь позабыл об этом, но он понял, что девушка права, и мог лишь сердито пробормотать:

– Я скорее соглашусь, чтобы меня колесовали, чем жить с мыслью о тебе в его объятиях или заживо погребенной в монастыре.

Некоторое время они молчали, но когда рассвело окончательно, лица их выражали полное истощение сил от переизбытка эмоций в течение прошедшей ночи. Атенаис заставила Роджера поклясться, что он не предпримет никаких опрометчивых действий, не посоветовавшись с ней, а Роджер в свою очередь потребовал у нее обещания, что она не будет помышлять об уходе в монастырь, пока они не встретятся и не переговорят снова.

При этом оба знали, что помолвка Атенаис с месье де Келюсом пока является простой формальностью. Он мог посылать ей цветы и подарки, а также наносить визиты, но они ни на минуту не останутся наедине.