Нежный тиран - Уинспир (Винспиер) Вайолет - Страница 2

— Не беспокойтесь, синьора, я умею направлять эмоции и темперамент танцоров в нужное русло. — Импресарио исследовал бледное лицо Лаури ледяными глазами. — Che e stato signorina?[1]

Лаури поняла, что он задал ей вопрос и ждет ответа, но она не знала ни слова по-итальянски.

— Я спросил вас, в чем дело, — перевел он. — Мне кажется, вы танцевали хуже, чем могли бы.

— Я… мне нужно еще много учиться синьор — Она засунула руки в карманы и отважно взглянула в его темные глаза. — Мадам подтвердит мои слова…

— Отчего же? Лаури танцует едва ли не с тех пор, как научилась ходить, — с гордостью перебила ее тетя Пэт. — Ее родители были танцорами высочайшего уровня, и на сцене их…

— Пожалуйста. — Лаури повернулась к тете с потемневшими от боли глазами. — Я уверена, что синьору ди Корте все это неинтересно, хотя я благодарна за его внимание к моей партии. Вы ведь знаете, тетя Пэт, что я чувствую на сцене…

— Вы хотели бы заниматься балетом профессионально? — неожиданно отчеканил гость.

— Моя тетя мечтает об этом, — нахмурилась Лаури, вдруг пожелав, чтобы синьор ди Корте как можно скорее исчез из ее жизни и чтобы в гостиной снова воцарились мир и спокойствие. Сейчас же атмосфера была так накалена, что нервы присутствующих могли сдать в любую минуту.

— И это серьезный довод? — удивился он. — Вы танцуете только из-за любви к тете, хотя вам это не нравится?

— Нельзя сказать, что мне не нравится балет, — запротестовала Лаури. — Я люблю танцевать!

— Значит, вы боитесь сцены, — тихо предположил он.

Девушка напряглась, внезапно почувствовав, что он сам опасается своей проницательности.

— Мои родители погибли во время пожара в театре, когда мне было пять лет, — вспыхнула она. — Любой скажет, что в таком возрасте дети ничего не понимают, но я хорошо все помню. Меня до сих пор мучают ночные кошмары — и страх перед сценой. Танцуя, я все время думаю об этом, вот почему мне не стоит идти в профессиональный балет.

После такого взрыва эмоций комната на некоторое время погрузилась в тишину. Испуганная тетя Пэт не знала, что сказать. Мадам Дарнелл передернула плечами, явно чувствуя неудобство складывающейся ситуации. Синьор ди Корте неторопливо поднялся и потушил окурок в стеклянной пепельнице.

— Будет очень обидно, синьорина, если вы позволите прошлому ломать ваше будущее. — В его низком голосе прозвучали нотки сожаления. — Я не явился бы сюда на ночь глядя только для того, чтобы раскритиковать или поощрить ученицу балетной школы. Я досаждаю вам потому, что хочу видеть вас в рядах своей труппы. Мне кажется, в вас есть столь необходимые для балерины поэтичность и воображение. Это дар Божий, который необходимо посвятить искусству, — вот чего я требую от всех своих танцоров. Вы чисты и свежи, но если отчаяние в вас говорит сильнее, чем желание работать, то вы ничем мне не поможете.

— Лаури, — тетя Пэт с трудом встала с кресла, опираясь на трость, — ты не можешь отказываться от столь заманчивого предложения. Я не разрешаю тебе!

— Ваша племянница сама должна сделать выбор, синьора. Это ее жизнь. Оставим Лауру одну. — С этими словами синьор ди Корте отвернул белоснежную манжету и взглянул на часы: — Сейчас я должен возвращаться в Лондон, чтобы сопровождать своих танцоров в Уэльс, а потом в Шотландию. Гастроли продлятся три недели. В конце месяца мы на несколько дней возвращаемся в столицу, и тогда я снова свяжусь с вами, мисс Гарнер. За это время вы обдумаете мое предложение?

Лаури взглянула на него, не в силах вымолвить ни слова. Она чувствовала, что перед ней человек, в силах которого заставить большинство людей делать все, что он захочет. Манеры и осанка синьора ди Корте свидетельствовали о его упрямстве и самоуверенности, однако девушка сомневалась в том, что он сможет сломить ее волю. Он оставляет последнее слово за ней — в конце концов, мир и без Лаури Гарнер полон многообещающих балерин, живущих только ради сцены.

У него действительно было из кого выбирать.

— Не спрашивайте себя, почему я хочу сделать вас членом своей команды, — произнес он, словно читая ее мысли. — Постарайтесь понять, чего вы хотите на самом деле. И помните, что не все в нашей жизни является плодом случайности. А еще знайте, что уход от проблем — это не способ их решения.

Ослепительная улыбка импресарио несколько смягчила смысл сказанного. Лаури еще долго ощущала на себе его взгляд после того, как они с мадам Дарнелл покинули коттедж и уехали на черной блестящей машине. Этого человека было невозможно забыть, и многие дни он и его слова не шли у нее из головы.

— Ты не можешь отвергнуть его предложение, — раз за разом повторяла тетя Пэт. — Моя дорогая, второй такой возможности в твоей жизни уже не будет. Балетная труппа ди Корте известна во всем мире. Это честь — оказаться среди таких мастеров, как Лидия Андрея и Микаэль Лонца.

Был вечер, и Лаури расположилась на ковре перед камином, потягиваясь, как маленький котенок. Тетя Пэт сидела в своем любимом кресле-качалке с удобной спинкой.

— Лонца… — замечталась Лаури. — Его имя переводится как «пантера». Должно быть, это удивительно — видеть, как он танцует.

— У тебя есть шанс работать с ним в одной труппе, — вскинулась тетя. — Ты познакомишься с ним, может быть, даже станешь его партнершей.

Лаури разобрал смех:

— Дорогая, я окажусь там в лучшем случае в кордебалете. Лонца же — это гений. Знающие люди называют его богом танца, причисляя к великим. Шесть лет назад Максим ди Корте увидел, как Лонца танцует фламенко среди толпы мадридских цыган, отправил парня в балетную школу и только затем предложил ему контракт.

— Но ведь то же самое он теперь предлагает тебе! — Тетя Пэт непонимающе уставилась на Лаури. — Это предел мечтаний любого танцора, а ты вспоминаешь о ночных кошмарах, да еще перед лицом импресарио.

Ему не понравилось это, да? — Лаури обхватила колени, всматриваясь в огонь. — Его глаза горят, как это пламя. Нет, тетя Пэт, мне до уровня его танцоров высоко, как до звезд! Как посредственность вроде меня может войти в эту труппу? Кем я стану среди них — девочкой на побегушках?

— Ты говоришь сейчас странные вещи, моя дорогая. — Тетя Пэт удивленно рассматривала лицо своей ненаглядной племянницы, почти неузнаваемое в отсветах пламени: чувствительное, нервное, с искаженными, словно от боли, губами. — В свои лучшие годы я бы полжизни отдала за четверть твоего таланта! Можешь сколько угодно презрительно фыркать, но неужели ты думаешь, что такой человек, как синьор ди Корте, приехал бы сюда для разговора с тобой, если бы не увидел в тебе чего-то необыкновенного? Мыс тобой еще утрем нос мадам Дарнелл! Очевидно, ему и даром не нужна ее блистательная Рэй.

Лаури грустно улыбнулась:

— Все в школе знают, зачем он приезжал к нам. Люди считают, что он чего-то недоговаривает, если выбирает меня вместо Джулии. Знала бы ты, как она хороша!

— Зато у тебя, моя маленькая дикая кошечка, есть талант, — убежденно заявила тетя Пэт. — Синьор ди Корте назвал это поэтичностью и воображением. Ведь способность передать это в движении и есть истинная сущность балета! А бездарный танцор просто повторяет набор заученных движений. О, не возражай, Лаури, ты же знаешь, что он прав! Способности к танцу у тебя в крови — это навязчивая боязнь сцены заставляет тебя отступать.

— Да, — с дрожью в голосе вынуждена была согласиться Лаури. — Я — ученица балетной школы. Но мне никогда не подняться до профессионального уровня. Прости меня, тетя Пэт. Я знаю, как ты веришь в меня, но когда я выхожу на сцену, то начинаю совершать нелепые, грубые ошибки. Я… я теряю уверенность.

— Очень мило. — Тетя Пэт прижала к своим коленям темноволосую голову племянницы. — Думаешь, твоим родителям понравились бы такие разговоры? Они были настоящими профессионалами. Искусство всегда стояло для них на первом месте.

— Это убило их, — с горечью добавила Лаури. — Я слышала вой пожарных машин — наши окна выходили как раз на театр, — и эти сирены, тысячи сирен, никогда не утихнут в моей голове.