Зов смерча - Уильямс Уолтер Йон - Страница 1

Уолтер Йон Уильямс

ЗОВ СМЕРЧА

1

Стюарт парил в серо-стальном небе. Внизу неясной громадой темнела земля. Он скользил в холодных потоках воздуха, постепенно опускаясь все ниже и ниже. Тело напряглось в предчувствии встречи с земной твердью. Что-то вот-вот должно было произойти. Стальная плоскость неба медленно и неотвратимо поворачивалась.

Вдали пламенел горизонт, пульсируя багряно-алым, словно кровь, хлещущая из разорванной осколком артерии. Клубы черного дыма заволакивали зарево. Стюарт знал: это не отблески умирающего заката. Это — пожар…

Он очнулся от смутного наваждения. Не было ни страха, ни удивления. Стюарт чувствовал себя на редкость бодрым и свежим, ощущая необычайный прилив сил — хоть вскакивай и пляши.

Он попытался вспомнить то, к чему стремился в том холодном и сером небе, но в голове была пустота.

Кабинет доктора Ашрафа находился в угловой части одного из последних этажей высотного здания госпитального комплекса. Через стеклянные стены в кабинет врывалось ослепительное небо Аризоны. Приподнявшись на мягкой кушетке, Стюарт увидел горы, возвышавшиеся за городом Флагстаффом. Три вершины, изрезанные рядами стеклянных кондекологов. Зеркальные стены зданий отражали горы, небо, госпиталь и серебристую скоростную магистраль. Окружающий мир дробился, искажался, множился. Преображенную реальность можно было рассматривать бесконечно.

Кабинет доктора был абсолютно звуконепроницаем. Сюда не доносился даже грохот скоростной железной дороги, проходившей рядом с госпиталем. Лишь чуть вибрировали стеклянные стены. Стюарт мог видеть внешний мир, но слышать его он был не в состоянии. Слух воспринимал лишь куда менее интересную действительность — ровный и монотонный голос доктора Ашрафа да тихое жужжание кондиционеров. Убаюкиваемый этими мерными звуками, он размышлял — кого Ашраф хочет сделать из него, Этьена Ньяги Стюарта?

Доктор сидел позади Стюарта за столом, заставленным всевозможными приборами, от которых протянулись провода к датчикам, в изобилии облепившим тело Стюарта. Здесь были анализаторы тембра голоса, пульса, дыхания, сокращения мышц. Вполне возможно, имелись и датчики потовыделения — Стюарт точно не знал, поскольку видел лишь отблески индикаторов в глазах доктора, когда поворачивал голову.

Но как перехитрить всю эту аппаратуру, являвшуюся, по сути дела, детектором лжи, он знал прекрасно. Помнил Стюарт и долгие часы, проведенные под глубоким гипнозом, а также под действием развязывающих язык наркотиков. Но он не видел пока никаких весомых причин для того, чтобы пустить в ход свое искусство обмана, поэтому рассказывал все как есть, умалчивая лишь о Натали. Да и в этих случаях Стюарт таился скорее ради собственного спокойствия, чем из желания ввести в заблуждение Ашрафа.

Однажды доктор начал расспрашивать его о том призрачном полете-сне.

— Может быть, это память о планете Шеол? — предположил Стюарт. — Полет на параплане или что-то вроде того.

— Но это же невозможно, — возразил Ашраф.

Стюарт промолчал. Глядя в окно, он думал, что в нем скрывается столько же разных личностей, сколько отражений дрожит на зеркальных стенах кондекологов. И эти личности словно примеряют к нему свои маски, пытаясь выяснить, какая больше подходит. И судя по всему, доктор Ашраф считал, что личность, которой принадлежит воспоминание о полете, для Стюарта неприемлема. Больше об этом воспоминании Стюарт не заговаривал.

На стенах бесчисленных расходящихся коридоров госпиталя красовались разноцветные стрелки-указатели. И если пациенту случалось заблудиться в этом лабиринте, то ему требовалось всего лишь взглянуть на браслет у себя на руке, а потом следовать стрелкам того же цвета, которые неумолимо приведут скитальца в родное отделение. А там уже в этот цвет выкрашены все стены. И даже на униформе медсестер имелись небольшие цветные полоски. В ожоговом отделении цвет желтый, в отделении интенсивной терапии — красный, в родильном — небесно-голубой. Браслет Стюарта отливал нежной зеленью. Этот приятный и успокаивающий оттенок был цветом отделения психологии.

Поскольку Стюарт не был больным, ему разрешалось носить обычную одежду. Отправляясь на прогулку по госпиталю, он всегда надевал рубашку с длинными рукавами, пряча под манжетами зеленый браслет «психа». Он не хотел; чтобы его считали сумасшедшим.

— Помнится, тогда в Марселе враждовали несколько банд подростков, — рассказывал Стюарт. — Иногда дело доходило даже до перестрелок. Я лет с двенадцати сшивался с «Бешеными утками». В основном мы занимались всякой информационной ерундой — приторговывали пиратскими компьютерными играми, порнухой. Ну и, конечно, наркотики. Короче говоря, обычный набор. Мы были довольно опасной шпаной.

Стюарт вспомнил, как в последний раз он сидел на балконе с какой-то юной блондинкой. Они потягивали виски и любовались морем. Боже, как оно было прекрасно! Синее-синее. С ним не могли сравниться даже синие глаза его подружки, в которых запросто можно было утонуть. Ярче, чем пронзительное небо Аризоны. Помнится, вдалеке вдруг затрещали автоматные очереди. Грохот выстрелов эхом отдавался от стен зданий, слышно было даже, как чиркают по бетону пули. В тот момент Стюарт отчетливо осознал, как он устал от всего этого. Он был сыт по горло этой жизнью!

— Похоже, это «Яростные амазонки» от кого-то опять отбиваются, — протянула девушка, прислушиваясь. — Интересно, кто на них напал на этот раз?

Этьен узнал о готовящемся нападении еще двенадцать часов назад.

— «Бритоголовые самураи».

— Может, пойдем? — предложила она.

Стюарт закурил и взглянул на ее красивое загорелое лицо. Он знал, что видит его в последний раз.

— Пошли, — согласился он.

К этому моменту он уже принял решение.

— Тогда мне было всего шестнадцать, — продолжал Стюарт свой рассказ, не глядя на доктора. — Но я уже понял, что в жизни есть нечто более ценное, чем смерть ради пары заурядных шлюх из Старого Квартала.

Полное лицо доктора Ашрафа осталось бесстрастным. Длинные напомаженные волосы даже не шелохнулись.

— Именно тогда вы решили завербоваться?

— Да.

Когда Стюарт впервые пришел в сознание, он был еще очень слаб. В горло ему вставили трубку, а дышала вместо него машина, нагнетая в легкие воздух. Из основания черепа недавно удалили вживленный разъем, через который мозг считывал информацию из компьютера. И теперь в голове роились образы и воспоминания, с которыми Стюарт пока не мог совладать. Настоящая каша, и, чтобы разобраться в ней, требовалось время. Примерно то же творилось и с телом. Ежедневно Стюарт истязал себя многочасовыми тренировками, упрямо поднимая тяжести и меряя шагами беговую дорожку тренажера. Первым делом надо было привести в порядок все мышцы. В свободном углу спортзала он до изнеможения вел бои с тенью — отрабатывал блоки, удары ногами и руками, различные комбинации. Так же исступленно Стюарт боролся и с памятью, стараясь навести в мозгу ясность. Остальные пациенты старались не обращать внимания на его яростные тренировки. В отделении психологии лежали в основном люди, восстанавливающиеся после операций. Старики, обретшие новые молодые тела, делали здесь первые неуверенные шаги.

Свободного времени в госпитале было предостаточно, Стюарт не хотел растрачивать его впустую. Он стремился как можно быстрее восстановить рефлексы и вновь обрести контроль над телом, вернув ему память об утраченных боевых навыках. Все это могло потом пригодиться.

В соседней палате обитал пациент по имени Корсо. Несчастного и во сне и наяву мучили кошмары. Это был настоящий параноик. Его Альфа — человек, живший в прежнем теле, — сошел с ума. Бедняга несколько месяцев безуспешно боролся со своей душевной болезнью и наконец, отчаявшись другим способом избежать психической пытки, покончил с собой, бросившись с моста. И вот теперь та же больная личность, обретя новое тело, опять не находила себе места, преследуемая навязчивыми страхами. Казалось, раздробленный внутренний мир Корсо, словно отражаясь в разбитом зеркале, беспокойно мельтешит и суетится, не в силах обрести утраченную целостность.