Бриллианты имперской короны (др. перевод) - Уильямс Уолтер Йон - Страница 28

Крионный контейнер стоял на столе. Он поблескивал в мягком свете комнаты. Мейстрал протянул бокал, и его снова наполнили шампанским. Компания доканчивала уже вторую бутылку. Мейстрал велел роботу откупорить третью. Ему она явно потребуется.

Мейстрал желал только одного — немедленно отделаться от ковчежца. Выбросить его с борта флаера в ближайшее бездонное озеро. Швырнуть его в недра первой попавшейся плавильной печи. Сжечь в сердце солнца Пеленга.

Вот и сбылось, подумал он. Самый страшный кошмар в жизни каждого вора. Украсть нечто столь ценное, столь фантастическое, что оно понадобится каждому солдату, каждому политику, каждому преступнику, каждому дипломату, каждому фанатику-убийце.

Бедняга Мейстрал, подумал Мейстрал. И выпил шампанское без всякого удовольствия.

Мейстрала не утешило бы то, что некоторые люди были и в худшем положении. Взять, например, беднягу Нниса.

Нынешний Император Пенджали провел свою юность в имперском гареме — отчужденный мальчик-школяр, совершенно не вписывавшийся в конкурентную, слишком жесткую атмосферу того места, где он жил — в гареме, состоявшем в основном из детей, занятых интригами в подражание своим матерям, причем каждый ребенок оказывался вовлеченным в тайфун заговоров, замыслов и маневров — миниатюрную бурю, отражавшую те внешние стрессы, которые возникали в лучших домах Хосейли в результате бесконечной борьбы за то, чтобы сделать одного из отпрысков любимым ребенком, следующим наследником. Его обычным занятием было ловить насекомых и рассматривать под микроскопом их половые органы. В Империи Хосейли не существовало права первородства, не было упорядоченной системы для установления наследника, кроме самой Имперской воли.

Если ребенок не был по натуре интриганом, детство, проведенное в гареме, могло оказаться отвратительным. Ннис интриганом не был. Однако он был очень хорош в обращении с жуками.

Для Нниса было большим облегчением узнать, что он проиграл борьбу одному из младших сводных братьев. Его горько разочарованная маменька, красивая и чувствительная дочь герцога Мофа (его имя произносилось как «Миф») часами читала ему нотации по поводу его недостатков. Ннису было все равно. Он обнюхал ее уши на прощание и, радостный, улетел на крыльях своего позора в Госат, где провел три самых счастливых года в своей жизни, изучая энтомологию пустыни. Его занятия были прерваны ужасным известием о том, что Наследный Принц погиб в нелепой катастрофе на воздушном шаре, и что, в результате особенно успешной интриги, проведенной его матушкой и кланом Мофа (в произношении — Мифа) он назначен следующим наследником. Ударившись в панику при мысли о такой перспективе, Ннис ринулся назад, в Город Семи Сверкающих Колец, чтобы составить свой заговор, в результате которого он потерял бы титул наследника, но прибыл туда только, чтобы узнать, что Император полинял и впал в кому. Все было потеряно.

На голограммах, изображавших коронацию, Мофы улыбались — ряд красных перекатывающихся языков. Ннис Шестьдесят Первый, в зеленой парчовой мантии, приличествующей его сану, выглядел так, словно присутствовал на похоронах.

Как после выяснилось, улыбки Мофов были недолговечными. Во многих сферах своей жизни Императоры ограничены, однако Ннис пришел к заключению, что может по крайней мере устроить свою семейную жизнь так, как ему хочется. В результате чего Город Семи Сверкающих Колец объявил, что Королеве-матери будет построен новый дворец в Госате, где она станет попечительницей Имперской Энтомологической Коллекции. Герцог Моф вернулся в Мофхольм, потерпев большие расходы на дорогие подарки для коронации.

Ннис, по-видимому, сделал вывод, что, в конце концов, есть какой-то смысл в том, чтобы быть Императором.

В дальнейшем Ннис женился около двенадцати раз. Его гарем был невелик — это вызывало некоторое возмущение, особенно со стороны наследственных врагов Мофов, желавших поквитаться, — но что вызвало настоящую бурю среди традиционалистов, — это факт, что Ннис отказывался зачать потомство.

Императриц в Империи никогда не было; традиция предписывала, чтобы корона переходила к особам мужского пола. Традиция установилась до времен развитой генетической технологии, когда наследник мужского пола мог зачать намного больше отпрысков, чем любая Императрица. В результате генотехнологии это требование устарело, но нужда в императоре мужского пола осталась просто потому, что это была традиция, а традиция, в свою очередь, была такой вещью, которую Хосейли никогда не подвергали сомнению.

Ннис, однако, стремился отсрочить интриги из-за наследника на возможно более долгий срок. Своих насекомых он больше всего любил пришпиленными к подушечке, и точно таким же образом он любил, чтобы в его домашнем хозяйстве жизнь текла тихо — тихо и без волнений. Чтобы она была предсказуемой, спокойной, академичной. Когда ему предлагали новую жену, первый его вопрос был — тихий ли у нее голос, второй — публиковалась она или нет.

Спокойствие он получил. На целые сорок лет. Зато, когда, наконец, пришли волнения, они с лихвой возместили предшествовавшие десятилетия.

Историки вели дебаты по вопросу о том, могло ли эффективное и вдохновенное руководство столицы Империи предотвратить Восстание людей или изменить его ход. Скорее всего, нет — курс Имперской политики установился еще до восшествия Нниса на престол, все министры были на своих местах, и люди уже волновались. Если бы Ннис поднял голову от своей коллекции на срок, достаточный, чтобы заметить, что у него неприятности, он мог привлечь к ним внимание своих министров, а тем, в свою очередь, пришлось бы приглядеться повнимательнее… да только в обязанности Императора не входило раздумывать о невероятных вещах, а восстание с успешным исходом как раз считалось просто невероятным.

Ннис был первым императором Хосейли, проигравшим войну. ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ. Вообразите себе это.

Если бы он покончил с собой, никто не стал бы его винить, а большинство наградили бы его аплодисментами. По крайней мере, это показало бы, что он ценит свое положение. Но его присутствие было необходимо для поддержания как Принципа Империи, так и мира. И, разумеется, следовать ему было некому — об этом он позаботился.