Трон из костей дракона - Уильямс Тэд - Страница 97

Монах, к которому постепенно возвращалось самообладание, окинул его долгим, недоверчивым взглядом, отвернулся и быстро глянул на тролля и волка.

Когда он снова повернулся к Саймону, лицо его стало гораздо дружелюбнее.

— Если ты и в самом деле… добрый эйдонит, действующий из милосердия, то я прошу прощения. — Тон его был принужденным, как у человека, не привыкшего извиняться. — Я брат Хенгфиск. А этот волк… — он отвел взгляд в сторону, — этот волк сопровождает вас?

— Да, — сухо сказал Бинабик, прежде чем Саймон успел вымолвить хоть слово. — Очень жаль, что она испугала тебя, риммерсман, но ты и сам можешь заметить, что она не причинила тебе никакого вреда.

Хенгфиск не ответил.

— Я слишком долго не видел моих подопечных, — сказал он, обращаясь к Саймону. — Мне пора идти к ним.

— Мы пойдем с тобой, — ответил Саймон. — Может быть, Бинабик поможет им.

Он очень хорошо разбирается в травах и всяких таких вещах.

Риммерсман высоко поднял брови, отчего глаза его стали еще больше, и горько улыбнулся.

— Это добрая мысль, мальчик, но боюсь, что брату Лангриану и брату Дочиасу не помогут никакие… лесные припарки. — Он повернулся на каблуках, и, не очень твердо держась на ногах, пошел в глубь леса.

— Подожди же! — крикнул Саймон. — Что случилось с аббатством?

— Я не знаю, — не оборачиваясь, отвечал Хенгфиск. — Меня здесь не было.

Саймон посмотрел на тролля в поисках поддержки, но тот даже не попытался догнать монаха. Вместо этого Бинабик заорал ему вслед:

— Эй, брат Мерзкий Сыск!

Монах немедленно повернулся, совершенно разъяренный:

— Мое имя Хенгфиск, тролль! — Саймон заметил, что краска бросилась ему в лицо.

— Я очень немного делал перевод своему другу, — Бинабик улыбнулся желтой улыбкой. — Потому что он не разговаривает на языке риммеров. Ты говоришь, что не можешь знать, что случалось. Так где же ты был, когда твои собратья были умерщвляемы с неоправданной жестокостью?

Монах, казалось, собирался выплюнуть что-то оскорбительное, но вместо этого из всей силы сжал древо у себя на груди. Потом он сказал:

— Если хочешь, иди за мной и посмотри. У меня нет секретов ни от тебя, ни от моего Бога, тролль.

— Зачем ты разозлил его, Бинабик? — шепнул Саймон. — По-моему, случилось уже достаточно дурного.

Глаза Бинабика превратились в щелки, он не потерял улыбки.

— Может быть, я очень немного жестокий, Саймон, но ты мог слушать, как он говорил. Ты мог видеть его глаза. Не вводись в заблуждение монашеской одеждой. Мы, кануки, слишком часто могли просыпаться ночью и видеть вот такие глаза, как имеет этот Хенгфиск, и факелы, и топоры. Ваш Узирис Эйдон оказался несостоятельным выжечь эту ненависть из его северного сердца.

Чмокнув Кантаке, чтобы она не отставала, Бинабик пошел за гордо выпрямившимся священником.

— Посмотри на себя! — сказал Саймон, удерживая взгляд Бинабика. — Ты полон такой же ненависти.

— Ах! — тролль поднял палец вверх, лицо его было лишено всякого выражения. — Но я никогда не говорю, что верю в вашего этого — прости за выражение — Милосердного Бога.

Саймон набрал в грудь воздуха, чтобы ответить ему, но потом передумал.

Брат Хенгфиск обернулся только один раз и молча принял во внимание их присутствие. Еще некоторое время он не произносил больше ни слова. Свет заходящего солнца едва проникал сквозь густую листву, и вскоре черная фигура монаха превратилась в туманную движущуюся тень. Саймон был поражен, когда он вдруг обернулся и сказал: «Здесь». Он провел их вокруг поваленного дерева, чьи огромные обнаженные корни напоминали чудовищную метлу, метлу, которая могла бы вызвать Рейчел Дракона на героические, легендарные подвиги подметания.

Неожиданное воспоминание о Рейчел, наложившееся на страшные дневные события, вызвало такой удар тоски по дому, что Саймон споткнулся и вынужден был ухватиться за корявый ствол. Хенгфиск, стоя на коленях, подбрасывал ветки в костер, разожженный в неглубокой яме. По обе стороны костра лежали люди.

— Это Лангриан, — сказал брат Хенгфиск, указывая на лежащего справа человека, чье лицо почти полностью скрывала окровавленная повязка из мешковины. — Он единственный, оставшийся в живых, из всего аббатства. Когда я вернулся, я нашел его там. Я думаю, милостивый Эйдон скоро заберет его к себе.

Даже в меркнущем свете Саймон видел, какой белой и восковой была кожа умирающего. Хенгфиск подбросил в огонь еще веток, а Бинабик, ни разу не взглянув на риммерсмана, опустился на колени рядом с раненым и начал осторожный осмотр.

— Это Дочиас, — сказал Хенгфиск, указывая на второго человека. Тот лежал так же неподвижно, как и Лангриан, но никаких ран не было видно. — Я пошел искать его, когда он не вернулся после обычного бдения. Когда я принес Дочиаса обратно в аббатство — на руках, — с горькой гордостью добавил он, — я нашел всех… нашел всех уже мертвыми. — Он сотворил на груди знак древа. — Всех, кроме Лангриана.

Саймон подошел поближе к брату Дочиасу, молодому, тонкому, длинноносому эрнистирийцу с давно не бритым подбородком.

— Что случилось? Что с ним?

— Я не знаю, мальчик, — ответил Хенгфиск. — Он безумен. Он подхватил какую-то болезнь мозга. — Монах отвернулся, чтобы поискать немного хвороста.

Саймон некоторое время наблюдал за Дочиасом. Вскоре он заметил, что дыхание больного стало тяжелее, а тонкие веки задрожали. Когда юноша отвернулся посмотреть на Бинабика, который осторожно разматывал повязку Лангриана, из-под черной рясы Дочиаса как змея выскользнула белая рука и с ужасающей силой вцепилась в рубашку Саймона.

Дочиас, так и не открывая глаз, напрягся, спина его выгнулась, голова билась о землю.

— Бинабик! — в ужасе закричал Саймон. — Он… он…

— Ааахххх! — голос, вырвавшийся из напряженного горла Дочиаса, был хриплым от боли. — Черная карета! Она едет за мной! — Он снова забился, как рыба, вытащенная из воды. Его слова бросили Саймона в бездну проснувшегося ужаса.

Вершина холма… Я помню что-то… и скрипят черные колеса… О Моргенс, что я здесь делаю?

Мгновением позже, пока изумленные Бинабик и Хенгфиск смотрели на все это через костер, Дочиас притянул Саймона к себе, так что лицо юноши почти касалось обескровленных губ эрнистирийца.