Трон из костей дракона - Уильямс Тэд - Страница 91

Бинабик напевал без слов некоторое время, покачивая головой. Наконец он опустил флейту.

— Это песнь невозможной длины, но она говорит о самых важных вещах. Потом она говорит о Лингите и Яне, которые должны выбирать Смерть Луны и Смерть Птицы, потому что Луна умирает, но потом приходит такая же, как была, обратно.

Птицы тоже умирают, но они оставляют такие же в яйцах, чтобы молодые жили вместо них. Яна, так думают тролли, выбрала Смерть Луны, и была матриархом — а это значит бабушкой — матриархом ситхи. Смертные, как я и ты, друг Саймон, происходят от Лингита. И это тоже длинная, очень длинная песнь. Ты захочешь ее услышать когда-нибудь?

Саймон не ответил. Песнь луны и нежное прикосновение мягкого крыла ночи быстро убаюкали его.

Казалось, что листья только и ждали момента, когда Саймон заговорит или просто глубоко вздохнет, чтобы немедленно набиться ему в рот. Сколько бы он ни нагибался, сколько бы ни подпрыгивал, ветки все равно хватали его за одежду и лицо, как жадные детские руки.

— Бинабик! — завопил он. — Почему мы не выходим на дорогу? Я разорван в клочья!

— Не жалуйся очень много. Мы будем скоро вернуться к дороге.

Саймон приходил в бешенство, глядя, как ловко маленький тролль пробирается между ветками и сучьями. Хорошо ему говорить «не жалуйся»! Чем гуще становился лес, тем увертливее становился Бинабик, грациозно скользивший через цепкий сырой подлесок, а Саймон в это время с шумом и треском продирался сзади. Даже огромная Кантака легко бежала вперед, оставляя за спиной только подрагивающую листву. Саймону казалось, что чуть ли не половину Альдхорта он тащит на себе в виде сломанных сучьев, колючек и листьев.

— Но зачем это? Ничуть не дольше было бы идти краем леса вдоль дороги, так почему я должен прорываться через чащу и каждый шаг делать после жестокого боя с ветками?

Бинабик свистнул волчице, которая успела куда-то удрать. Она моментально возникла из кустов, и тролль, поджидая Саймона, ласково ерошил шерсть у нее на загривке.

— Ты очень прав, Саймон, — сказал он, когда юноша подошел. — Очень хорошо было идти длинной дорогой. Но, — он предостерегающе поднял короткий палец, — есть очень другие соображения.

Саймон знал, что на этом месте ему полагается задать вопрос. Он этого не сделал, а остановился, тяжело дыша, радом с троллем, и принялся за внимательный осмотр самых свежих ранений. Увидев, что Саймон не клюет на предложенную приманку, тролль улыбнулся.

— Почему, спрашиваешь ты, любознательный. Какие еще соображения? Ответ пребывает повсюду вокруг, на деревьях и под камнями. Ты можешь чувствовать его! Ты можешь обонять его!

Саймон тоскливо огляделся и не увидел ничего, кроме деревьев и куманики. И еще деревья. Он застонал.

— Нет, нет, ужели ты потерял всякие ощущения? — вскричал Бинабик. — Что за странный метод учиться бывает у вас в этом глупом каменном муравейнике, в этом… замке?

Саймон подозрительно взглянул на неги.

— Я никогда не говорил вам, что жил в замке.

— Это имеет великую очевидность во всех твоих акциях. — Бинабик быстро нагнулся, чтобы рассмотреть едва заметный олений след, по которому они шли. — Видишь ли, — сказал он драматическим голосом. — Земля — это одна такая большая книга, которую очень следует читать. Каждая очень маленькая тварь, — морщинистая важная улыбка, — имеет ее историю. Деревья, листья, мох и камни содержат очень занимательные вещи.

— О Элисия, нет! — простонал Саймон и без сил опустился на траву, уронив голову на руки. — Пожалуйста, не читай мне книгу леса прямо сейчас, Бинабик. Ноги ноют, и сердце болит.

Тролль наклонился, почти касаясь Саймон круглой щекой. Быстро осмотрев волосы юноши, превращенные куманикой в безобразный колтун, тролль снова выпрямился.

— Я думаю, мы должны очень тихо отдыхать, — сказал он, стараясь скрыть разочарование. — Я расскажу тебе позже об этом.

— Спасибо, — пробормотал Саймон себе в колени.

Этим вечером Саймон уклонился от охоты для ужина по той простой причине, что уснул, как только они устроили привал. Бинабик пожал плечами, сделал по большому глотку из мехов с водой и вином, и совершил короткую прогулку по окрестностям. Кантака, принюхиваясь, бежала рядом с ним. После несколько невыразительного, но сытного ужина из сухого мяса он раскинул кости под аккомпанемент сладкого посапывания Саймона. При первой раскладке выпали Бескрылая птица, Рыба-копье и Темный путь. Расстроившись, он закрыл глаза и некоторое время мурлыкал что-то немелодичное, пристроившись к знаменитому оркестру ночных насекомых. Новая раскладка принесла Факел у входа в пещеру и Упирающегося барана, но Темный путь выпал снова. Не стоило, конечно, слишком уж доверять костям — у него для этого был чересчур хороший наставник — но тем не менее этой ночью Бинабик спал — когда ему, наконец, удалось заснуть, с уложенным кожаным мешком под боком.

Саймон проснулся, и тролль преподнес ему вполне удовлетворительный завтрак из жареных перепелиных яиц и бледных оранжевых бутонов какого-то цветущего дерева, оказавшихся вполне съедобными, хотя и немного странными, вроде жвачки.

Утренний переход тоже проходил значительно легче, чем вчера: местность постепенно становилась более открытой, деревья поредели.

Все утро тролль был каким-то тихим. Саймон не сомневался, что причиной этого было его непростительное равнодушие к лесной эрудиции Бинабика. Когда солнце поднялось уже довольно высоко, они шли по длинному пологому спуску, и Саймон почувствовал, что пришла пора заговорить.

— Бинабик, ты не расскажешь мне сегодня о книге леса?

Его спутник улыбнулся, но улыбка была не такой широкой и несколько более напряженной, чем привык видеть Саймон.

— Конечно, Саймон-друг. Но я питаю страх, что ты не совсем истинно понял меня. Я говорю о земле, как о книге, не потому, что ты должен читать ее для твоего удовольствия и бодрости духа, как религиозный том — хотя смотреть на мир с этой целью также можно, но я говорю о лесе очень больше, как о книге из медицины, которую учат во имя твоего здоровья.