Трон из костей дракона - Уильямс Тэд - Страница 17

— Прощай, дворцовая мышка! — крикнул один из солдат. Саймон не стал отвечать и молча поспешил прочь.

Он прошел мимо одного костра и вскоре вышел из-под навеса Центрального ряда, как вдруг кто-то положил руку ему на плечо. Саймон резко обернулся, ожидая увидеть все тех же легионеров, но вместо этого обнаружил маленького плотного человека с красным обветренным лицом. Незнакомец носил серую одежду, на макушке была выбрита тонзура.

— Извините, молодой человек, — в голосе слышалась потрескивающая картавость эрнистирийца, — я только хотел узнать, вполне ли вы благополучны, не причинили ли эти гойрахи вам ущерба?

Он осматривал Саймона, как бы в поисках повреждений. От уголков его глаз с тяжелыми веками расходились лучики морщин, выдающие частую улыбку, но было в них и что-то еще, какая-то глубокая тень, беспокоящая, но не пугающая. Саймон понял, что почти против желания уставился на собеседника, и отвел взгляд.

— Нет, спасибо, отец, — сказал он, в смущении перейдя на официальный язык. — Они лишь шутили со мной. Никакого ущерба.

— Хорошо, это очень хорошо… Ах, простите меня, я не представился. Я брат Кадрах эс-Краннир, Вилдериванского ордена. Я приехал с принцем Гвитином и его людьми. Кем можете вы быть?

— Меня зовут Саймон, я живу в Хейхолте. — Он сделал неопределенный жест в сторону замка.

Монах снова улыбнулся, ничего не говоря, потом повернулся, чтобы посмотреть на проходившего мимо хирку, одетого в яркие пестрые одежды и ведущего на цепи медведя в наморднике. Когда они прошли, он перевел взгляд на Саймона.

— Люди говорят, что хирки знают разговаривать с животными, вы слышали это? И будто бы животные их понимают. — Он насмешливо пожал плечами, как бы давая понять, что божий человек, естественно, не может верить в подобную ерунду.

Саймон молчал. Он, конечно, тоже слышал такие истории о диких хирках.

Шем-конюх клялся, что эти рассказы сущая правда. Хирки часто появлялись на рынке, где они продавали прекрасных лошадей по возмутительным ценам и дурачили селян хитрыми фокусами и загадками. Вспомнив об их неважной репутации, Саймон схватился за свой кошелек, и успокоился, услышав мелодичное позвякивание.

— Спасибо вам за помощь, отец, — наконец проговорил он, хотя и не припоминал никакой помощи со стороны священника. — Я должен идти. Мне надо еще купить специи.

Кадрах внимательно посмотрел на него, как бы стараясь вспомнить что-то, о чем могло напомнить выражение лица Саймона. Наконец он произнес:

— Я, молодой человек, хотел бы попросить вас об одолжении.

— Каком? — подозрительно спросил Саймон.

— Как я уже сказал, я впервые в Эрчестере. Может быть, вы будете так добры, что поможете мне и немного покажете город. А потом вернетесь к своим надобностям, успев сотворить доброе дело.

— О! — Саймон почувствовал некоторое облегчение. Первым его побуждением было отказаться, слишком уж редко выдавался день, который он мог потратить полностью на свои собственные нужды. Но с другой стороны, мальчикам не так уж часто удается побеседовать с эйдонитским монахом из языческого Эрнистира. К тому же, этот брат Кадрах не был похож на человека, который не способен говорить ни о чем, кроме грехов, проклятий и вечных мук. Он еще раз оглядел монаха, но лицо того было непроницаемым.

— Ну что ж, я думаю, это не трудно. Пойдемте… Хотите посмотреть танцоров-наскаду? Это на площади.

Кадрах был интересным собеседником. Хотя он беззаботно болтал, рассказывая Саймону о холодном путешествии из Эрнисадарка в Эрчестер с принцем Гвитином и отпускал едкие шуточки по поводу прохожих и их экзотических костюмов, казалось, что какое-то внутреннее напряжение ни на минуту не отпускает его. Даже когда Кадрах смеялся над своими собственными рассказами, он умудрялся внимательно наблюдать за чем-то. Они с Саймоном бродили по рынку, вдыхая дразнящие ароматы свежеиспеченного хлеба и жареных каштанов, разглядывая аппетитные прилавки с печеньями и сушеными овощами, которые стояли вдоль стен всего Центрального ряда. Заметив тоскливый взгляд Саймона, Кадрах настоял на том, чтобы остановиться и купить грубо сплетенную корзиночку, полную жареных орехов, за которую он заплатил продававшему орехи парню со славным лицом, ловко выудив из кармана серой рясы монетку в полфитинга. После бесплодных попыток обжигая пальцы и губы сразу съесть горячие ядра, они признали свое поражение и остановились понаблюдать за смешной перепалкой между виноторговцем и плутом, загородившим дверь в винную лавку, ожидая, пока не остынет их покупка.

Потом они с увлечением следили за перипетиями узирийского представления для хохочущих детей и очарованных взрослых. Куклы вертелись и кланялись, фигурку Узириса в белоснежной тоге преследовал император Крексис с козлиными рогами и бородой, размахивая длинной зазубренной пикой. Наконец Узириса схватили и повесили на древе казней. Император Крексис, вереща, прыгал вокруг дерева, толкая и пиная Спасителя. Дети в диком возбуждении выкрикивали оскорбления в адрес подпрыгивающего императора.

Кадрах слегка подтолкнул Саймона.

— Видите? — спросил он, указывая толстым пальцем в сторону кукольной ширмы. Занавеска, свисавшая от края сцены до земли, покачивалась, как от сильного ветра.

Он еще раз толкнул мальчика.

— Не правда ли, прекрасное изображение нашего Господа? — спросил он, не отрывая взгляда от занавески. Наверху дергался Крексис и стонал Узирис. — Когда на сцену выходят люди, кукловод остается невидимым. Мы догадываемся, как он выглядит, только по тому, как двигаются его куклы. И иногда шевелится занавеска, которая прячет его от публики. Ах, но мы в своем неведении благодарны даже за это движение позади занавески — благодарны!

Саймон смотрел на него во все глаза; наконец. Кадрах оторвался от представления и встретил взгляд Саймона. Грустная усмешка тронула уголки губ монаха, на мгновение взгляд его посерьезнел.

— Ах, мальчик, — сказал он. — И что ты можешь, в самом деле, знать о делах религии?

Они прошлись еще, прежде чем брат Кадрах наконец удалился, рассыпавшись в благодарностях за гостеприимство молодого человека. После ухода монаха Саймон еще долго бесцельно бродил туда-сюда. Кусочки неба, которые можно было увидеть через отверстия в навесе, начали уже темнеть, когда он вспомнил о данном ему поручении.