Хроники российской Саньясы. Том 2 - Лебедько Владислав - Страница 57

А: Да, тогда можно научиться. Перенять суть и оставшись при этом собой. Частично методологию научения дает НЛП. В этом огромная заслуга людей, которые НЛП основали. Хотя даже Эриксон, — человек очень глубокий и мудрый, — написал в предисловии к работе Гриндера и Бэндлера «Гипнотические паттерны Милтона Эриксона»: «от этих двух молодых людей я узнал очень много нового и интересного о том, как я работаю…» Но, дальше он добавил фразу, которую редко цитируют: «но, мне кажется, что вместе с раковиной они выкинули и жемчужину…» Дело не только в каких-то паттернах, — поведенческих, терапевтических и так далее. Дело в том, что, даже исследовав все паттерны, все состояния, все ценности Учителя, ты все равно не станешь ни Эриксоном, ни Зуевым, ни Калинаускасом… По причине того, что твоя внутренняя структура совершенно другая. Я не знаю — понимают ли это Учителя или не понимают. У меня складывается впечатление, что не хотят понимать. В силу ряда причин, о которых мне ничего неизвестно. А ведь именно поэтому идти к просветлению строем или в рамках единой системы — дело почти безнадежное. Это возможно только в одном случае — если ты очень хорошо будешь понимать, какая система тебе подходит. Это возможно в том случае, если твой психотип совпадает с психотипом Учителя. И, как я уже говорил, научиться можно только у самого основателя… Находиться с ним в постоянном контакте. Эти рассуждения сразу же все ставят на место. Тогда мы приходим не к системе Школ в нынешнем их понимании, а к очень простой системе: цеховой, — той, которая была во времена Возрождения. Когда у Вероккио учились Леонардо, Боттичелли, и еще несколько замечательных художников, которые в течение десятка лет с этим человеком жили, готовили ему пищу, бегали на рынок, растирали краски… Короче говоря, присоединялись к нему на всех уровнях. А когда дело доходило до конкретного обучения живописи — все происходило само собой. Но всегда был организующий центр, — это первое. Очень небольшое число учеников, — это второе. Третье — ученики всегда выбирались Мастером, если он чувствовал в человеке глубинный резонанс своей собственной структуре. Если мы посмотрим историю живописи, что само по себе очень показательно, то увидим, что некоторые Мастера отказывались от обучения данного претендента, направляя его к другому Мастеру. Это о многом говорит, а вот в наше время подобных примеров я не встречал. А ведь это и было моделью настоящей Школы. Это смыкается и с восточным пониманием. Других естественных вариантов я не могу представить. Поэтому я и говорю, что современные Учителя больших Школ упорно не хотят понимать все эти важнейшие вещи. Те условия, когда только и можно говорить о передаче внутренней структуры. Но структура ученика должна быть близка структуре Учителя. Если этого нет, то происходит имплантация, то есть своего рода протезирование, когда учение становится протезом и вбивается в ученика искусственно, из-за чего вокруг этой имплантации формируется ложный центр. Личность становится еще более дефектной, хотя отдельные навыки могут и совершенствоваться. Примеров такого рода огромное количество. Особенно это то, что касается имплантации сектантского, тоталитарного сознания…

В: То есть, имплантация сектантского сознания происходит не только в жестких сектах, но и в Школах, где есть реальный адекватный Мастер?

А: Да, конечно.

В: Как это происходит?

А: Очень скоро между Учителем и учениками складывается определенная буферная зона. И она становится достаточно мощной. Из кого состоит эта зона? — Из Апостолов, Мастеров, первых учеников… Каждый претендует на максимально точное следование Заповедям… Открываются филиалы в других городах… Учитель может уйти или умереть, но когда буферная зона окрепла — ситуация начинает воспроизводить сама себя. Там уже и Учитель не нужен, а часто он даже и мешает. Поэтому неудивительны случаи отхода Учителя от дел: он начинает жить своей частной жизнью, с ним можно общаться, встречаться, советоваться, но Школа живет сама собой.

После смерти Учителя мы можем наблюдать то, что ярко проявилось на примере Гурджиевской традиции: несколько течений, выяснения — кто более правоверен, кто дольше находился подле Учителя… Еще при жизни Гурджиева все эти вещи начинались…

Любая вербальная или невербальная передача информации с неизбежностью несет искажения. Любая передача опыта приводит к неизбежному искажению этого опыта. Какой бы Учитель не был просветленный. Человек, который воспринимает информацию, воспримет ее со своего уровня: культурного, личностного, профессионального. Хочешь или не хочешь, — это всегда перевод на свой язык. А если идут попытки создать какой-то единый язык, — неважно — вербальный, телесный, «энергетический», — каждый все равно будет понимать и переживать по-своему. Как бы Учителю не хотелось верить, что найденный язык универсален, искажения неизбежны. Странно то, что Учителя не хотят это понимать. Создаются огромные Школы — по пятьдесят, сто, пятьсот человек… А таких Школ быть не может! Школа дробится после первого же уровня на массу подшкол, фракций…

Так что мне максимально близко именно понимание Школы с точки зрения того, как это было в эпоху Возрождения.

Однажды был случай, когда одна женщина, близкая к одному из Учителей, говорила мне: «Как вы не понимаете, что, говоря со мной, вы говорите с Учителем!» — Да нет, говорил я именно с этой женщиной, с ее интерпретациями и даже, если она читает по бумажке ответ Учителя, то мы получаем только голый текст, а это только пять процентов информации.

В любой Школе должны быть заложены механизмы, которые противодействуют ее перерастанию в секту. Это касается и эзотерических и психологических Школ. Но появление таких механизмов не дает создать саму Школу — вот в чем парадокс.

А многие люди хотят Школу. Они боятся самостоятельности, зрелости, боятся «третьей позиции». Нет ничего страшнее «третьей позиции», потому что она не даст уверовать в непогрешимость Школы! А большинство людей именно этого и хотят, — хотят уверовать, хотят чего-то сакрального… И, если кто-то на это намекнет, и скажет, что это возможно, длительно и сложно, но только в рамках какой-то более или менее жесткой идеологии, — вот, — это как раз то, что надо таким «искателям». Мало кто хочет брать на себя ответственность. Идея о том, что все ресурсы находятся в самом человеке, а не в Учителе, что его задача эти ресурсы раскрыть и пройти свой Путь, — идея эта остается пустым лозунгом на фоне Школьной «работы».

В: Ну, а если человек отважится выбрать свой Путь, — не из спеси или страха, — таких примеров тоже хоть пруд пруди, — а искренне и ответственно, осознавая потрясающую сложность этой задачи, — то что тогда? На что ему опираться? Он ведь сталкивается с огромным количеством препятствий, — не меньшим, чем в Школе…

А: Даже с большим. Но, это не значит, что он должен идти как слепой самостоятельно. На начальных этапах развития, наоборот, очень целесообразно присоединиться к Школе, которая находит в нем некий резонанс. Присоединиться, но пребывать в здравом сознании. С одним условием: с четким сохранением «третьей позиции» по отношению к Школе. Но Школа, к сожалению, таких людей отторгает.

В: Как тебе видится, какой могла бы быть идеальная модель Школы в наше время? Что бы там происходило?

А: Школы существуют, и от этого никуда не денешься. Мне видится необходимость создания своего рода доШкольного ликбеза. Это могло бы быть формирование с помощью Учителя или старшего товарища определенных глубинных навыков — метанавыков: умения отслеживать неконгруэнтности всевозможные, прежде всего, свои; умение входить в «третью позицию». Когда эти навыки будут доведены до высокого уровня компетентности, человек уже может спокойно идти в любую Школу и у любого человека учиться и брать то, что ему надо.

Другая трудность состоит в том, что в Школах никоим образом не проработаны вопросы развития личности. Не работают в большинстве Школ со всевозможными внутренними конфликтами, психотравмами, — Школа загоняет эти вещи вглубь или дает определенные подпорки. Именно поэтому в Школах такое большое количество неконгруэнтных людей.