Хроники российской Саньясы. Том 2 - Лебедько Владислав - Страница 10

В: Опять же, если возвратиться к вашей книге. На мой взгляд, там есть некое ограничение. Вот вы пишете: есть утренняя практика, вечерняя практика, а между ними — обычная жизнь.

В.Б.: Да, это принципиально.

В: То есть, грубо говоря, — самадхи возможно переживать только на коврике. И вот этого самого «я-свидетеля» по-вашему, в обычную жизнь не «перетащить»?

В.Б.: Я думаю, что и не надо. Дело вот в чем: мы не можем жить в заказанном режиме. Больше того, — я работал с людьми. Которые гиперчувствительны. Вообще, когда ты занимаешься йогой — чувствительность растет. И если «протаскивать» в обычную жизнь то восприятие, которое возникает на коврике, то бывает так, что человеку становится очень плохо. Так что когда у меня практика закончилась, я выхожу в эту жизнь в состоянии, которое для этой жизни является наиболее подходящим. Когда возникает ситуация, где мне нужно какими-то состояниями воспользоваться, — я ими пользуюсь, но так просто — это не нужно. Или, допустим, когда я работаю с литературой, с людьми… Вот, например, семинар, человек на сто. И мне нужно, чтобы люди были максимально восприимчивы. Для этого я должен себя привести себя в столь энергичное состояние, настолько подключить эмоции, чтобы это достало до всех. У некоторых, тех, которые находятся в первых рядах, начинает болеть голова, — они не выдерживают этого потенциала. Это все регулируется далее, регулируется само, по мене установления все более глубокой коммуникации с группой.

В: Я имел в виду несколько иное. Того самого «я — свидетеля», о котором мы говорили чуть раньше. Так вот, выходя, после утренней или вечерней практики с коврика, вы его «теряете»?

В.Б.: Я его «сворачиваю». Режимы меняются совершенно четко. Эти режимы нельзя путать. Метафора здесь будет такая: вот вы хотите накачать силу и тренируетесь с гирей. Вот вы дома потренировались, а потом пошли куда-то, — едете в троллейбусе, в метро, — и все с гирей. Это, примерно, то же самое. Вы сделали что-то, но благодаря этому, что-то в вас изменилось. И эти способности, эти измененные состояния — они уже с вами в потенциальном, свернутом виде, где бы вы ни были. Происходит что-то, где необходимо чем-то воспользоваться: начальник на вас кричит, жена достала и тому подобное, — вы тогда и пользуетесь необходимым, уже заранее наработанным режимом.

В: То есть, есть некоторая дискретность…

В.Б.: Да. Шаг одной ногой, затем шаг другой… Эти режимы (режим практики и режим обычной жизни) являются взаимоподдерживающими. И только тогда возможен какой-то прогресс. Что такое самосовершенствование? — Это когда совершенствование происходит само по себе, а я просто создаю для этого условия. И когда идет этот дискретный процесс, то что происходит? — Я на коврике что-то сделал, — с моей структурой что-то изменилось, но когда я встал с коврика, — я уже чуть-чуть другой, чем до занятия. Я в этом состоянии могу обеспечить еще лучшие условия себе в обычной жизни, но в еще лучшем состоянии прийти к следующей практике. Поднялся немного здесь, — затем поднялся немного и там, но постепенно на горизонте появляются те смыслы, которых раньше не было. Вот так и работает эта взаимоподдерживающая структура практики и обычной жизни. Но эти режимы, повторяю, не смешиваются.

В: Если брать тогда такого рода переживания, которые я бы назвал не эмоциональными, а смысловыми, что ли… Они отличаются необычайной глубиной, при неярком эмоциональном оформлении. Некое внутреннее знание, постижение, в котором все сразу не ментально, а как-то иначе ясно, — ясно настолько, что не возникает вопросов… Состояния, в которых нет двойственности… Так они тоже для вас возможны только на коврике?

В.Б.: Мы не об этом говорим. Когда я достаточно долго уже прозанимался, то начали появляться какие-то «прострелы» во время практики, — в виде ответов на вопросы, которых не задаешь и тому подобные. В обычной жизни я делаю обычно так: если есть какой-то вопрос, — его можно решить по-разному. Его можно решить логикой. Если логикой он не берется, то я этот вопрос формулирую, а потом забываю. В пределах недели я получаю ответ. Это может случиться где угодно, — в метро сел, расслабился, — пришло!

В: В связи с этим расскажу вам такую забавную историю. Я приехал сюда, в Москву, чтобы встретиться с несколькими людьми. Перед отъездом я почти со всеми из них договорился о встрече по телефону. С вами я очень хотел встретиться уже давно, но никаких координат не знал. Мало того, те люди, которых я спрашивал, тоже ничего не могли ответить. Я почти отчаялся и приготовился к тому, что встречу с вами придется отложить, пока я не выясню, как вас найти. И что же? В последний вечер перед отъездом мне звонит одна моя старая знакомая. Звонит с каким-то пустяковым вопросом. Она не звонила мне уже больше года, да и вопрос, с которым она обратилась, был настолько пустяковым, что я удивился, — зачем же она звонит? Очевидно было, что она сама не понимала, почему набрала мой номер. И тогда я ее спрашиваю: — «А не слышала ли ты о таком Викторе Бойко?», — «Да, — говорит, — слышала», — «А может быть, ты и координаты его знаешь?», — и она дает мне ваш телефон. То есть она, фактически, позвонила мне для того, чтобы передать ваш телефон, сама того не зная. Другого смысла в ее звонке не было. А мне было очень нужно!

В.Б.: Нормально. Совершенно верно, — так все и сцепляется. Когда практикующему человеку что-то действительно нужно — оно появляется. Это не относится к каким-то личностным желаниям, с ними такое не проходит. Но появляется именно то, что необходимо, в чем есть глубокая, сущностная потребность.

В: Мне важно еще, чтобы прозвучала ваша позиция относительно расслабленности и здоровья. Это важно для меня потому, что многие из героев первого тома шли на прорыв, — они прорывались к чему-то, но отнюдь не расслабленно, при этом многое теряя, в том числе и здоровье… И у многих ищущих людей сейчас уже даже сформирован некий образ Пути, как непрерывного напряжения и преодоления.

В.Б.: Сейчас я расскажу, в чем тут причина. Когда я был в Калифорнии, я познакомился там с несколькими социологами. Там вообще мощный очаг, центр социологических, да и многих других исследований. И они наблюдали наших эмигрантов второй и третьей волны. Выяснилось следующее: если взять коренного американца и поставить его в ситуацию жесткого и неожиданного конфликта, то американец пытается до последнего момента договориться, чтобы избежать любых резких последствий. Если ему это удается, — он чувствует себя великолепно. Наши люди в тех же условиях стараются любой ценой подавить оппонента. Любой ценой. И если подавят, тогда чувствуют себя хорошо. Это, конечно, статистика, есть исключения с обеих сторон, но все же… Так вот эта «программа» работает у русского человека в самых разных ситуациях и при решении различных задач.

Лично у меня не было особых проблем с силой, но даже уже к армии я подготовил себя как следует: правой рукой отжимал сто двадцать килограмм, левой — восемьдесят. А это все оказалось ненужным. Эти мышцы потом пришлось растягивать, — это была страшная и длительная работа потом…

И когда я начинал заниматься йогой, — я ведь тоже начинал через усилие, через напряжение. И только по прошествии нескольких лет до меня стало доходить, что это не только не обязательно, но именно это и есть основное препятствие… А как это произошло? — Я тщательно изучил те работы по расслаблению, которые тогда были доступны: «Аутогенную тренировку» Шульца, «Самогипноз» профессора Ромэна из Алма-Аты и еще то, что было… Я стал с этим разбираться, пробовать. И когда у меня впервые получилось глубоко расслабиться, я понял, что тело начинает само «течь» в форму асаны. И доходит до таких пределов, куда никакой силой не согнешься. Наоборот, тебя тормозит само усилие, если ты пытаешься его предпринять. И ниточка этого понимания стала разматываться, приводя меня к тому взгляду на йогу, который у меня есть сейчас и который, кстати, полностью соответствует древнему, классическому пониманию йоги, совершенно позабытому и вытесненному в многочисленных ответвлениях — и старых, но тем более, новомодных. Когда в девяносто первом году мы добрались до сундука с книгами индийского посольства в Москве и Вашман Кумар выдал нам лучшие книги Бихарской Школы йоги, я прочитал буквально свои выводы, написанные почти теми же словами.