Марш Теней - Уильямс Тэд - Страница 46

Вскоре стало ясно, что поведение мальчика невозможно объяснить действием этого газа: ребенка пугал и одновременно притягивал темный провал за надгробием. Заглядывая туда, он разговаривал сам с собой, издавал невнятные звуки, будто был младенцем или зверьком, распевал обрывки незнакомых песен. Когда Чет оттащил мальчика от провала, Кремень ответил на его вопросы со своей обычной сдержанностью. Он рассказал, что звуки в пещере испугали его, что он слышал там голоса и чувствовал запахи.

— Я не понимаю этих запахов, — так объяснил свое странное поведение мальчик. — И не хочу понимать.

Чет схватил кусок светящегося коралла, встал на колени и сунул голову в необработанную дыру в известняке, но ничего необычного там не обнаружил.

Не забывая о срочности работы и припомнив слова Киновари о его, Чета, здравомыслии, фандерлинг быстро принял решение. Он не хотел, чтобы мальчишка устраивал здесь шум и мешал работать взрослым, поэтому отвел его наверх и велел играть там, но не уходить за пределы кладбища и не отдаляться от входа в склеп. Поскольку рабочие часто вывозили известняк на ручных тележках, Чет не сомневался, что мальчик останется под присмотром.

Уголек мокрой тряпкой и мелким песком убирал с цветка последние шероховатости, а Чет вдруг осознал, что очень давно не видел мальчика, хотя Кремень уже должен был прибежать за завтраком. Чет отдал последние распоряжения рабочим, разбиравшим леса, похлопал Уголька по плечу и отправился наверх — посмотреть, чем занят ребенок.

Несколько больших людей, присланных Найнором, наводили порядок во внешних помещениях усыпальницы. Они готовили склеп к погребальной церемонии: снимали сажу со стен над фонарями, разбрасывали по полу камыш и бессмертники. Запах этих растений напомнил Чету о временах, когда он ухаживал за Опал и водил ее гулять наверх — на прибрежные луга Лендсенда. Позже жена сказала, что для нее, почти никогда не покидавшей Город фандерлингов, было очень интересно и ново смотреть на море и бескрайнее небо. От таких слов Чет почувствовал невиданную гордость, словно сам сотворил все это для Опал.

Впрочем, запах цветов и приятные воспоминания молодости не отвлекли его от мыслей о печальном предназначении этого места: здесь располагались ниши, где покоились останки многих поколений Эддонов, правителей Южного Предела. Одни из королей были великими, другие — ничтожными, но сейчас мертвые стали равны.

«Когда они были живы, кто-нибудь любил их», — подумал Чет.

Скорбящие родственники приносили сюда тела — как вскоре доставят убитого принца — и оставляли в каменном убежище, пока время не превращало их в прах.

Чет не испытывал страха. Фандерлинги не устраивали могил для своих мертвецов, но сейчас, среди такого количества могил, невозможно было не проникнуться особым чувством. На одних надгробиях, каменных или металлических, усопшие запечатлялись такими, какими они остались в памяти живых. Однако встречались и иные образцы погребального искусства: изображения мертвых разлагающихся тел. Этот стиль пользовался успехом лет триста тому назад. В те далекие годы, сразу после нашествия чумы, считалось, что умершие напоминают живым, сколь быстротечно их счастье.

«К чему вся эта мистика? — думал Чет. — Мы растем благодаря земле, воде, пище и воздуху, которым дышим. А потом снова возвращаемся в землю, что бы ни сделали боги с той искоркой, что жила в живом теле».

В последние дни, еще до гибели принца-регента, он чувствовал вокруг холодное дыхание смерти. Будто кто-то хотел напомнить ему, что все когда-нибудь заканчивается.

Однако ему, к сожалению, некогда было отвлекаться. Вокруг усердно трудились большие люди, а Чет поспешил дальше. Он вырос среди камней, но умел, как сейчас, радоваться настоящему дневному свету. Впрочем, сегодняшний подъем в его душе продолжался недолго. Он забеспокоился: Кремня нигде не было. Чет обошел кладбище и прилегавший к нему сад. Он искал мальчика повсюду, но нигде не находил.

Бриони, обнаженная после ванны и озябшая, рассматривала свое бледное тело. Ей совсем не нравилась эта слабая, недостаточно развитая плоть.

«Будь я мужчиной, — подумала она, — ни Саммерфильд, ни лорд Броун не стали бы цепляться к моим словам. Они не считали бы меня слабой. Даже если бы у меня была покалечена рука, как у Баррика, они боялись бы моего гнева. Но из-за игры природы, из-за того, что я женщина, они не доверяют мне. — В комнате было прохладно, и принцесса дрожала. — Отец, как же ты мог бросить нас?»

Бриони закрыла глаза и на миг снова ощутила себя ребенком: вот она стоит после купания, а вокруг суетятся няньки, вытирая ее мягким полотенцем, и весь огромный дом заполнен знакомыми звуками.

«Интересно, куда уходит время? — размышляла девушка. — Может быть, оно похоже на эхо — на голоса, что разносятся по залам, а потом становятся все тише, пока совсем не стихают? Осталось ли эхо тех дней, когда мы все были вместе: Кендрик еще не умер, папа еще не покинул нас, а Баррик не заболел?»

Но даже если такое эхо и существует, оно слишком слабое, его порождают призраки.

Бриони подняла руки.

— Оденьте меня, — велела она Мойне и Розе.

Мысли об отце, желание увидеть его, услышать его голос напомнили ей о том письме, что Давет дан-Фаар привез из Иеросоля. Где оно? Может быть, в комнате Кендрика, среди бумаг, которые она не успела просмотреть? Письмо отца не просто документ. Необходимо увидеть его. Принцесса страстно желала его прочесть. Надо обязательно найти письмо сразу после похорон — похорон Кендрика…

Ужас от того, что ей предстоит, заставил ее колени задрожать, но Бриони выпрямилась и подавила дрожь. Нельзя показать фрейлинам, насколько их принцесса труслива, беспомощна и несчастна.

Роза и Мойна были на удивление молчаливы. Интересно, они искренне подавлены или просто отдают дань уважения чувствам Бриони, переживая вместе с ней ужасы последних дней? Впрочем, какая разница. Смерть касается каждого, так или иначе.

Служанки накинули на Бриони сорочку и тщательно расправили ткань на еще влажном теле. Надели юбку, завязали пояс узлом сзади. Бриони стояла босиком, у ее ног образовались лужицы. Роза слишком туго затянула шнурки на корсете, и Бриони застонала, но не попросила ослабить их. Теперь она знала, для какой цели служили церемониальные наряды: подобно доспехам, они создавали впечатление силы, даже если тело переставало тебе подчиняться.

«Но я не желаю быть слабой! Ради своей семьи и ради своего народа я хочу быть сильной, как мужчина».

Но что это значит? Сила бывает разной: медвежья — у Авина Броуна, или чуть поменьше — такой обладал Кендрик. Как-то раз на состязании по борьбе старший брат схватился с довольно крупным стражником, и того пришлось уносить на руках, От мыслей о Кендрике сердце принцессы дрогнуло.

«Он всегда был сильным и бодрым! Неужели его больше

Нет? Как может одна ночь изменить все вокруг?… — Пока Мойна и Роза надевали на Бриони черное шелковое платье из черной парчи, украшенное изящным серебряным и золотым шитьем, девушка продолжала размышлять. — Но ведь бывает и другая сила… Отец редко повышал голос, и я никогда не видела, чтобы он ударил кого-нибудь в гневе. Однако слабым его никто бы не назвал. Почему люди считают, что сильным может быть только мужчина?… Кто защищал нашу семью в последние несколько дней? Не я, да простит меня Зория. Не Баррик и не комендант крепости. Нет. Обо всем заботилась тетушка Мероланна. Решительная и твердая, как скала, она поддерживала жизнь, забыв о смерти».

Роза и Мойна суетились вокруг Бриони, отгибали и разглаживали манжеты на платье, обрезали торчащую у подола нитку, обували принцессу: одна поддерживала Бриони за талию, помогая удержать равновесие, а вторая в это время аккуратно надевала туфлю. Бриони почувствовала глубокую приязнь и благодарность к этим девушкам. Она подумала: мужские войны всегда происходят где-то вдали, мужчины доказывают свою храбрость армиям других мужчин. А женские войны куда менее заметны: о них знают лишь сами женщины. Фрейлины и остальные обитательницы замка вели войну с хаосом, стараясь вернуть здравый смысл в мир, полностью его лишившийся.