Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота - Уильямс Тэд - Страница 53

Однажды — минуло уже примерно пол-Ока с тех пор, как его нашли Рикчикчики — Фритти возвращался к себе в гнездо после долгих послеполуденных Часов безуспешной охоты. Из Крысолистья было вытеснено еще не все живое, но большинство существ, которые остались, прятались от долгой холодной зимы. Хвосттрубой ощущал опустошенность и бесцельность. Остановился, чтобы поточить когти о кору крепкой сосны, освобождаясь от маленького охотничьего разочарования и стряхивая снежную пыль с верхних веток. Он почувствовал внезапное озарение.

Его время в Крысолистье окончилось. Обширный пустой лес, занесенный снегом и безмолвный, был остановкой в пути — промежуточной полосой. Как полудрема меж сном и явью, он не был местом, чтобы в нем остаться — только чтобы набраться сил и двинуться в том или ином направлении.

И вот когда он стоял, выгнув спину и омывая усы холодным воздухом, ему припомнились слова одного из Старейшин при его Именовании: «Он хочет получить имя хвоста еще до имени лица». Старейшины смеялись, но теперь он понял: в этом была своя правда. Он ушел не только чтобы найти Мягколапку, но и чтобы что-то заслужить. Да, его и в самом деле вело, но это он решал, за чем следовать. Сейчас он должен обдумать, какой избрать путь. Мог продолжить тот путь, на который ступил, уйдя к Сквозьзабору и другим, чтобы победить или погибнуть… или же мог завершить свое путешествие. Не то чтобы он, с его-то небольшими лапами, преуспел бы, но мог закончить начатое. Его друзья были схвачены, беспомощны, — может, он и не сумел бы их спасти, но они ведь пошли с ним, и все они подходили друг другу.

На миг, только на миг, он подумал, будто начинает понимать, что значит услышать наконец внутренний голос, обрести имя хвоста. Шерсть у него на спине поднялась; он ощутил приступ неудержимой дрожи. Встал на все четыре лапы и повернул к гнезду.

И вовсе не тогда, когда сворачивался, чтобы заснуть, он понял, что вернется в Холм. Только так.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Рассвет застал Фритти на пути к Западянной границе Крысолистья. Он не зашел проститься с Рикчикчиками. Несмотря на то, что лорд Хлоп с благородной готовностью платил долги Щелка, Фритти чувствовал: он не может и дальше спокойно отягощать собою белок. Они уже боролись за собственное свое выживание. Случай и странные времена заставили их объединиться, но Хвосттрубой знал, что Рикчикчики и Племя — добыча и охотники, и всегда такими будут. Он лишь надеялся, что искусственный союз продержится до тех пор, пока известие не будет благополучно доставлено в Племя Трона королевы.

Беззвучно шагая сквозь гущу окутанных снегом деревьев, он думал о Перводомье и своем пребывании там — нерешительная попытка занять чем-то свой разум. Холм должен предстать перед ним достаточно скоро; нет причины мысленно загодя спешить туда.

Среди поредевших рядов деревьев и папоротника возле опушки большого леса Фритти услышал вверху звук: хлопанье крыльев. Мигом решил метнуться в укрытие, но не успел и спрыгнуть с белого снега, на котором выделялся, как с высоты слетели две темные фигуры. Готовый — как считал — к любому несчастью, какое только могло на него свалиться, он съежился, вздыбив шерсть.

Два темных существа в вихре черных как смоль перьев расположились над ним на ветке. Фритти успокоился… отчасти. Это была только пара воронов — Каркаряков: один побольше, другой поменьше. Не самые безопасные из крылянок , но не столь сильные, чтобы скрестить когти с Племенем. Все же он не без подозрения разглядывал их, когда те, развернувшись, уставились на него поблескивающими глазами.

— Так этот-то и есть Хвосттрубой? — немузыкальным голосом спросила старшая птица.

— Ясно дело, батюшка, вон у него звезда середь лба — видал? — пискнула другая, что была поменьше.

Хвосттрубой в изумлении сделал шаг назад.

— Вы умеете говорить? — задохнулся он. — Знаете Единый Язык?

С грубым веселым хихиканьем более крупный Каркаряка хлопнул крыльями, чуть-чуть приподнявшись с ветки. Потом, усевшись, самодовольно почистил перья на груди, не сводя глаз с Фритти.

— На свете полно таких, которые хоть и не носят меховых шубок, да разговаривают малость получше котов! — Большой ворон снова захихикал. — Те, которые долгоживущие, вроде нас, ну, они научились. Да чего там, вот хоть бы и мой старшенький, хоть он и соображает не больше, чем кувырнувшийся жучишка…

— Что ж, — подумав, сказал Фритти. — Пожалуй, мне бы, прямо скажем, следовало сейчас лопнуть от удивления. Откуда вы знаете мое имя?

— Тем, которые покалякали с белками, нечего удивляться, что здешние древеса знают все ихние секреты. Ежели что маленько пролетит по этому лесу, так уж не минует уха старого Скогги, который и есть я сам.

— Мой старый батюшка — самолучший вожак Каркаряков?в этих лесах, — горделиво пропищала вторая, небольшая птица.

— …Да, и мой недоросток Крелли еще как обучен, только вот ему недостает толики мозгов, которые Большая Черная Птица дарует и грибу.

Скогги наклонился и клюнул сына в макушку. Крелли жалобно закаркал и перебрался веткой выше, за пределы досягаемости отеческого клюва.

— В следующий раз думай, прежде чем разевать клевальник! — сказал Скогги. — И нечего болтать про наши делишки со всяким встречным-поперечным, с букашкой-таракашкой.

Фритти развеселился, сам того не желая.

— Но вы, кажется, знаете про мои дела, — возразил он.

— Как я давеча и сказал, — захихикал ворон, — Рикчикчики охочи болтать. Хранят свои орехи, но только не секреты. Похоже, уже все кругом знают, что вы пришли во-он… — он указал блестящей черной головой, — во-он оттуда. Из Холма, вот откуда. Вас уже преотлично знают те, которые не дали деру из Крысолистья, хотя этих, приличных-то, теперь и маловато. А куда вы ныне путь держите, мастер Хвосттрубой?

Хотя Каркаряка и казался неопасным, Фритти решил быть осторожней:

— Ох, на самом-то деле я просто осматриваю лес. В сущности, мне, пожалуй, уже надо идти.

— Ах, разумеется, разумеется, — проскрипел Скогги и, немножко пройдясь по ветке, взъерошил смоляные перья и проницательно скосился на Фритти уголком блестящего глаза. — Не будь так ясно, что вы кот большой смышлености и, как видно, в оба зрите, как бы уберечь эту красивую пушистую шубку, которую носите, все одно, похоже, вы топаете к Холму, вот куда.

«Усы Фелы Плясуньи Небесной!» — выругал сам себя Фритти: Каркаряка был умница.

— А с чего бы, — отразил удар Хвосттрубой, — если все так, как вы говорите, мне и близко подходить к этому жуткому месту?

— Верно, верно. Ужуткое место, ужуткое. Выползают в нощи злые твари, которым ровным счетом чихать, где бы ни кусаться. Оно и впрямь кажется мрачным и ужутким местом, лес теперь начисто пустой, а которые в нем остались — уж такие никудышные. Это все, что бедная душа может сделать, чтоб защитить возлюбленных чад своих и сунуть кусочек-другой в ихние нежные желтые клювики. — Он со скрытой любовью глянул вверх на Крелли.

— Тогда почему вы все-таки остаетесь? — спросил Фритти.

— Ах, почему, почему… — каркнул Скогги, выразив вздохом великую скорбь. — Тут же единственный дом, и другого мы не знаем. Страх как трудно оставить гнездовье чуть не тыщи своих пращуров. Ясно дело, — тут он скрипуче рассмеялся, — может, оно и легче бы держать малюток на одних только покойничках. Эти сующества, которые под землей, может, и впрямь вредные, но они, по крайности, оставляют то, что не доели. — Содрогаясь от смеха, ворон чуть не свалился с ветки. Хвосттрубой скривился.

— Да ладно, — продолжал Скогги, все еще пузырясь весельем, — неважно, кто ест и кого едят, объедки-то всегда остаются. Вот вам главное пре-уму-щест-во родиться Каркаряком.