Город золотых теней - Уильямс Тэд - Страница 33

Он пожал плечами, но теперь, заглянув в его глаза, Рени уловила в них испуганный блеск. А говорит ли он правду на самом деле? Эдди был испуган и боялся вовсе не наказания со стороны Рени.

– Если вспомнишь что-нибудь еще – позвони мне. Пожалуйста. Это очень важно. – Она встала.

Эдди, повесив голову, двинулся к себе.

– Еще одно, – сказала Рени ему вслед. – А что с Соки?

Эдди воззрился на нее широко раскрытыми глазами:

– Он заболел. Он у своей тети.

– Знаю. Он заболел из-за того, что с ним случилось в сети? Скажи мне, Эдди.

Мальчик помотал головой.

– Я не знаю. Он не вернулся в школу.

Рени сдалась.

– Иди.

Эдди вылетел из комнаты, как пробка из-под воды. Рени обернулась к лежащей рядом с дочерьми Матси:

– У тебя есть номер тети Соки?

Матси поднялась на ноги, вздыхая так тяжело, будто ее попросили втащить пару центнеров камней на Драконовы горы.

– Может, где-то и есть.

Рени глянула на Ксаббу, надеясь, что тот разделит ее молчаливое негодование, но бушмен с завороженным омерзением взирал на стенной экран, где клейкий мужик пытался поймать, убить и съесть живого цыпленка. Комнату заполняли звуки зрительского смеха, усиленные и обработанные до такой степени, что походили на рев станка.

Последние занятия заканчивались, студенты расходились по домам. Рени наблюдала за калейдоскопическим потоком из окон своего кабинета, размышляя о человеческих существах и их тяге к общению.

В конце предыдущего столетия ученые предсказывали, что вскоре преподавание будет вестись исключительно по видеосвязи, а учителя вымрут, замененные интерактивными обучающими программами и гипертекстовыми базами данных.

Конечно, ученые и раньше ошибались. Рени припомнилось, что говорил один из ее собственных преподавателей: «Когда сто лет назад появилась быстрозамороженная еда, профессиональные предсказатели говорили, что время стряпни на кухне отошло. А тридцать лет спустя по всем странам „первого мира“ в обеспеченных районах люди растили в огородах собственные овощи и пекли домашний хлеб».

Так что человечество вряд ли избавится от стремления к личному контакту. Лекции и занятия вживую занимали меньшую часть учебного процесса, чем в те дни, когда единственным хранилищем информации служила книга, но те, кто предсказывал этому пожирающему время и силы нелепому занятию скорую гибель, явно ошиблись.

Одна из прежних университетских подружек Рени вышла замуж за полицейского. Прежде чем они потеряли друг с другом контакт, Рени пару раз побывала у подруги в гостях и помнила, что ее муж так же отзывался о криминологии: сколько бы ни изобретали распознавателей лжи, анализаторов сердцебиения, мозговых ритмов, тона голоса и электрохимических изменений кожи, полицейский не чувствует себя уверенно, пока не проведет допрос подозреваемого с глазу на глаз.

Так что нужда в общении была всеобщей. Как бы ни менялась среда обитания человечества – как правило, под воздействием самого человечества, – мозг человека оставался тем же органом, что и у наших предков, бродивших миллион лет назад по Олдувайскому ущелью. Он получает информацию и пытается ее осмыслить. На базисном уровне, уровне инстинктов – страха, желания, самосохранения, нет разницы между «реальным» и «нереальным».

Мысли эти навеял Рени предстоящий разговор с Соки, приятелем Стивена. Она дозвонилась до его матери еще с утра, но Патриция Мвете, с которой Рени была почти незнакома, упорно твердила, что та не должна приходить. По ее словам, Соки было очень плохо и лишь недавно стало лучше. Гости его только расстроят. После долгого и довольно бурного спора Патриция согласилась позволить Соки поговорить по телефону, когда он вернется после обеда с какой-то загадочной «встречи».

Поначалу мысли Рени крутились вокруг преимуществ личной встречи по сравнению с телефонным звонком, но по мере того как цепочка размышлений продолжалась, Рени все яснее понимала, что в поисках причин болезни Стивена – особенно если причины скрыты где-то в сети – ей придется очень долго отделять призрачное от реального.

Разумеется, излагать свои догадки властям, медицинским или судебным, пока нелепо. ВР уже становилась объектом внимания алармистов, особенно поначалу, как все новые технологии; бывали случаи посттравматического стресс-синдрома после особенно кровавых симуляций, но ни одна история болезни не походила на случай Стивена. И, несмотря на необъяснимую уверенность Рени, корреляция между частотой комы и использованием сети ничего не доказывала. Тысяча других факторов могла создать такое же распределение.

Но еще больше пугала ее перспектива искать правду в самой сети. Даже опытный полицейский детектив, за спиной которого стоит вся мощь закона, мог бы запутаться в масках и иллюзиях, создаваемых клиентами сети, – а ведь еще защищенные ООН права личности…

«А я? – подумала Рени. – Если я права и мне придется туда лезть, я буду похожа на Алису, распутывающую убийство в Стране Чудес».

Мрачные раздумья прервал стук в дверь. В кабинет заглянул Ксаббу.

– Рени? Вы заняты?

– Заходи. Я уже хотела послать тебе почту. Спасибо, что столько времени потратил на меня вчера. Мне так совестно, что я тебя отрываю от занятий.

Ксаббу немного смутился.

– Я бы хотел быть вашим другом. А друзья помогают друг другу. Кроме того, должен признаться, меня очень заинтересовала ситуация.

– Может быть, но у тебя своя жизнь. Кажется, ты обычно проводишь вечера в библиотеке?

Он улыбнулся:

– Институт был закрыт.

– Да, конечно. – Рени поморщилась и вытащила из кармана сигарету. – Бомбисты. Дурной признак, когда их так много, что я забываю о них, если не напомнить. И знаешь что? За весь день ты вспомнил первый. Жизнь большого города.

В дверь постучали еще раз. Пришла одолжить книгу коллега Рени, преподавательница начального курса программирования. Проболтала она непрерывно с той секунды, когда вошла, и до той, когда вышла, многословно пересказав свой поход в «потрясающий» ресторан вместе с дружком, и даже не обратила внимания на Ксаббу, будто тот был просто предметом обстановки. Рени такое бескультурье покоробило, но бушмен, кажется, предпочел ничего не заметить.

– Вы уже думали о том, что узнали вчера? – спросил он, когда болтушка удалилась. – Я все же не совсем понимаю, что, как вам кажется, случилось с вашим братом. Как может иллюзия произвести такой эффект? Особенно если у мальчика было примитивное оборудование. Что помешало бы ему снять шлем при первых признаках опасности?

– Он его снял. Во всяком случае, я нашла его уже без шлема. И я не могу ответить на твой вопрос, как бы мне ни хотелось знать.

Рени внезапно ощутила жуткую усталость при мысли о том, как тяжело, как немыслимо невозможно будет найти в сети причину болезни Стивена. Она придавила пальцем окурок и проследила, как поднимается к потолку последняя струйка дыма.

– Может, все это бред скорбящих родственников. Люди ищут причины, даже если причин на самом деле нет. Поэтому люди и верят в богов и масонские заговоры – суть одна. Мир слишком сложен, а нам нужны простые объяснения.

Ксаббу посмотрел на Рени, как ей показалось, с легким неодобрением.

– Но в мире есть схемы вещей. В этом наука и религия сходятся. А наша нелегкая, но почетная задача – выяснить, какие схемы соответствуют действительности и что они значат.

Рени коротко глянула на него, пораженная остротой его восприятия.

– Конечно, ты прав. Так что давай разберемся, что означает эта вот конкретная схема. Хочешь послушать, как я буду звонить второму приятелю Стивена?

– Если не помешаю.

– Вряд ли. Я скажу, что ты мой друг из политеха.

– Надеюсь, что я и есть ваш друг из политеха.

– Да, но я надеюсь, что тебя примут за инструктора. И сними этот галстук – ты точно из исторического фильма вылез.

Ксаббу разочарованно подчинился. Он явно гордился тем, что считал корректным стилем в одежде, – Рени не нашла в себе духу сказать ему, что не видела в галстуке ни одного человека младше шестидесяти. Он подтащил кресло и сел рядом с Рени, выпрямив спину.