Город золотых теней - Уильямс Тэд - Страница 2

– Дерьмо, – согласился Пол. Он в последний раз затянулся, уронил окурок в лужу и с грустью посмотрел, как мутная вода впитывается в бумагу, а последние крошки табака расползаются вокруг. Сколько еще сигарет суждено ему выкурить, пока его не отыщет смерть? Дюжину? Сотню? А может, эта была последней? Он выудил из лужи бумагу и слепил из нее тугой комочек.

– Спасибо, приятель. – Незнакомец развернулся и пополз по траншее прочь, но потом крикнул через плечо нечто странное: – Держи голову ниже. И старайся думать о том, как выбраться. Как по-настоящему выбраться.

Пол поднял руку и помахал ему вслед, хотя солдат не мог его видеть. Раненый снова принялся кричать, и его натужные бессловесные стоны создавали впечатление, что рядом рожает какое-то нечеловеческое существо.

А через несколько секунд, словно пробужденные демоническим заклинанием, пушки загрохотали вновь.

Пол стиснул зубы и зажал уши руками, но он и сейчас слышал вопли раненого; хриплый голос раскаленной проволокой входил в одно ухо и выходил из другого, пропиливая себе путь в обоих направлениях. За последние два дня ему удалось поспать всего часа три, а быстро приближающаяся ночь обещала стать еще хуже прошедшей. Ну почему никто из санитаров не придет за раненым? Пушки молчат уже как минимум час.

Но, едва подумав об этом, Пол осознал, что, за исключением пришедшего за огоньком солдата, он никого не видел с тех пор, как они утром отступили с передовой. Он предполагал, что за парой изгибов траншеи находятся остальные, и солдат с сигаретой вроде бы подтвердил это, но обстрел был столь упорным, что у Пола не возникало желания ползти куда-то и проверять. Теперь же, когда все на какое-то время стихло, он начал гадать, что произошло с его взводом. Может, Финч и остальные остались в предыдущей линии траншей? Или они всего в нескольких ярдах в этой же траншее, но не желают высунуться даже ради того, чтобы проявить милосердие?

Пол опустился на колени, сдвинул каску на затылок, чтобы та не закрывала глаза, и пополз на запад. Даже находясь на дне траншеи, он испытывал ощущение, что своими движениями провоцирует врага, и втянул голову в плечи, ожидая ужасного удара сверху, но из-за бруствера доносились лишь несмолкаемые вопли умирающего солдата.

Через двадцать ярдов и два поворота он уткнулся в земляную стену.

Пол попытался вытереть слезы, но лишь измазал глаза грязью. Где-то вверху грохотнул последний взрыв, и земля сочувственно содрогнулась. Комок грязи, прилипший к корню на стенке траншеи, дрогнул, упал и стал неотличим от остальных.

Пол оказался в ловушке. То был простой и жуткий факт. Если у него не хватит храбрости проползти по ничейной полосе, ему останется лишь сидеть в отрезанной обвалом части траншеи, пока его не отыщет снаряд. Он не питал иллюзий на тот счет, будто протянет достаточно долго, чтобы страдать от голода. У него вообще не осталось никаких иллюзий. Он был практически мертв. И никогда больше не услышит, как Маллит ворчит, проклиная паршивые пайки, никогда не увидит, как старина Финч подрезает усы перочинным ножом. Такие милые сердцу мелочи, и Пол уже начал тосковать по ним столь сильно, что даже защемило сердце.

Умирающий солдат все еще выл и стонал.

«Это ад, и мне не избежать его…»

Откуда эти слова? Из стихов? Из Библии?

Пол расстегнул кобуру, вытащил свой «уэбли», поднес к глазам. В тусклом предвечернем свете ствол показался ему глубоким, как колодец, пустотой, в которую можно упасть и никогда не выбраться наружу, – безмолвной, темной, покойной пустотой…

Пол слабо улыбнулся и осторожно опустил пистолет на колени. Это будет непатриотичный поступок, тут и думать нечего. Пусть лучше немцы тратят на него свои драгоценные снаряды. Пусть какая-нибудь фройляйн с веснушчатыми руками поработает лишнюю пару часов на заводе в долине Рейна. Кстати, человек всегда должен помнить о надежде, так ведь?

Он снова заплакал.

Раненый на несколько секунд перестал вопить, чтобы откашляться. Его кашель напоминал визг собаки, которую хлещут плетью. Пол прижался затылком к стенке траншеи и заорал:

– Заткнись! Заткнись, ради всего святого! – Он перевел дыхание и набрал в грудь воздуха. – Заткни свою пасть и умри, будь ты проклят!

Явно ободренный его голосом, раненый завопил вновь.

Казалось, ночь тянется год или больше – месяцами мрака, огромными блоками неподвижной черноты. Пушки плевались снарядами и громыхали. Выл умирающий солдат. Пол пересчитал все предметы, которые смог вспомнить из прежней – до траншей – жизни, потом начал сначала и пересчитал их по новой. У некоторых вспомнились лишь названия, а не то, что эти названия означают. Некоторые показались ему до невозможности странными – например, «кресло-качалка» или «ванна». У капеллана в томике гимнов несколько раз попадалось слово «сад», но Пол был совершенно уверен, что это тоже реально существующая вещь, поэтому сосчитал и это слово.

«Старайся думать о том, как выбраться, – сказал желтоглазый солдат. – Как по-настоящему выбраться».

Пушки молчали. Небо чуточку посветлело, словно кто-то вытер его грязной тряпкой. Света хватало лишь чтобы разглядеть бруствер траншеи. Пол забрался на него и соскользнул обратно, беззвучно смеясь. Выбраться. Он нащупал ногой толстый корень, уперся и выполз-таки на бруствер. Пистолет у него был с собой. Он убьет того, кто кричит. Другие мысли в голове не задерживались.

Где-то поднималось солнце, хотя Пол понятия не имел, где именно это происходит: эффект был малозаметен и размазан по огромному тусклому полотнищу неба. Внизу все было серым. Грязь и вода. Пол знал, что вода – это плоские участки, а значит, все остальное – грязь. Кроме разве что торчащих вверх высоких предметов. Да, это деревья, вспомнилось ему. Бывшие деревья.

Пол встал и медленно осмотрелся, постепенно завершив полный круг. Мир простирался лишь на пару сотен ярдов вокруг, постепенно исчезая в тумане. Пол оказался заперт в центре пустого пространства, словно по ошибке вышел на сцену и теперь стоял перед молчаливо ждущими зрителями.

Но все же он не был совершенно одинок. На полпути через пустоту стояло дерево, похожее на когтистую руку с кривым браслетом колючей проволоки на запястье. С обнаженных ветвей свешивалось что-то темное. Пол вытащил пистолет и побрел к нему.

То была фигура, которая висела вниз головой, словно выброшенная марионетка, зацепившаяся ногой между стволом и веткой. Все суставы казались сломанными, и руки с вытянутыми пальцами свисали вниз, словно грязь была раем, а человек стремился его достичь. Лицо было сильно изранено и превратилось в красно-черно-серую маску, из-под которой выглядывал единственный ярко-желтый глаз, безумный и настороженный, как у птицы, следящий за медленным приближением Пола.

– Я выбрался, – сказал Пол и поднял пистолет, но человек сейчас не кричал.

На искалеченном лице разверзлась дыра:

– Наконец-то ты пришел. Я тебя ждал.

Пол напряженно смотрел. Рукоятка пистолета стала скользкой. Его рука дрожала, с трудом удерживая нацеленное оружие.

– Ждал?

– Ждал. Так долго ждал. – Рот, пустой, если не считать пары белых обломков в красном месиве, исказился в перевернутой улыбке. – У тебя никогда не появлялось чувство?..

Пол поморщился, когда визг послышался вновь. Но это не мог быть тот умирающий человек – этот умирающий находился перед ним. Значит…

– Чувство? – переспросил он и посмотрел вверх.

С неба на него с завыванием падало темное пятно, похожее на черную дыру в тусклой серости. Секунду спустя он услышал глухое буханье гаубицы, словно Время обернулось и укусило себя за хвост.

«… Что все это ошибка», – сказал висящий человек.

И тут снаряд упал, мир сложился пополам и рухнул, становясь все меньше и меньше по измазанным пламенем углам, а потом сжался вдоль осей и исчез.