Секреты - Уилсон Жаклин - Страница 39

Индия была права насчет «Дневника Анны Франк». Это грандиозная книга. Она начинается как самый обыкновенный дневник, какие ведут чуть ли не все девочки. Анна описывает подарки, полученные на день рождения, и всех девочек из ее класса, на многих из них обижается. Потом рассказывает о своих приятелях-мальчиках. Это меня как-то раздражает. Но потом настает момент, когда ей приходится скрыться в убежище, и вся история превращается в настоящую драму. Но нет, это не какая-нибудь выдуманная история, это ее реальная жизнь. Я заглянула на последнюю страницу. Ужасней конца уже и быть не может.

Странно думать о том, что Анна Франк была бы сейчас старой леди, если бы ей удалось продержаться в убежище еще те несколько месяцев до окончания войны. Они прожили в своем тайнике больше двух лет.

Не знаю, как я выдержу в своем убежище хотя бы два дня. Мне так одиноко. Поскорей бы вернулась Индия! Но сейчас пришла эта Ванда. Я услышала, как Индия очень громко сказала: «О, Ванда, ты уже вернулась!» — явно надеясь, что я услышу и пойму, что надо сидеть очень тихо.

Здесь та-ак тихо. У Анны были по крайней мере сестра, родители, Петер и его семья. Я бы не возражала и против того старого брюзги-дантиста. Мне просто необходим был хоть кто-нибудь, с кем можно говорить. Кто угодно.

Ладно. Я сделаю кого-нибудь сама.

Вот! Я воспользовалась творениями Мойи Аптон, свернув футболки, засунула их в джемпер и джинсы, теперь понятно, что они на ком-то надеты. Затем свернула в шар еще несколько футболок и приставила его к свитеру сверху, и еще надела на него забавную шерстяную шляпу. Словом, получилась Некая Особа в свитере. Я могла назвать ее Китти, как называла Анна Франк свою воображаемую подругу.

Китти счастливая. Ей не надо пользоваться ведерком. Мне надо.

У нее нет ушей, так что не нужно все время прислушиваться к шагам внизу.

Я не приделала ей нос, поэтому она не знает, какой запах от этого ведерка.

У нее нет также глаз, и она не может видеть эту страшноватую нежилую мансарду. Слава богу, здесь есть электричество. Я не стану выключать его, даже когда лягу спать.

Но я не могу спать. У меня нет часов, но мне кажется, уже полночь. Я слышала, как двое по очереди входили в ванную. Сперва Индия, потом Ванда. Резервуар урчал, потом еще какое-то время слышен был плеск воды. Родители Индии, наверное, пользовались ванной ниже, на втором этаже. А потом наступила тишина, и это длилось бесконечно. Я прочитала еще сотню страниц из дневника Анны. Потом нарисовала особую открытку-благодарность для Индии; на картинке мы стояли с ней обнявшись. Мне пришлось несколько раз ее перерисовывать. Сначала Индия получилась у меня чересчур большой, и я подумала, это может огорчить ее. На второй картинке слишком энергично изобразила мой шрам, получилось так, словно Терри расколол мне голову надвое. Удалась только третья, я раскрасила нас поаккуратнее, а вокруг обвела красным сердечком и все оставшееся место разрисовала разноцветными маргаритками. Наконец моим очень красивым почерком, почти курсивом, написала: Индии, самой лучшей подруге в мире.

Ей это непременно понравится, я знаю. Все время, пока я рисовала открытку, мне было хорошо. Я чувствовала себя не такой одинокой. Но теперь мне опять плохо. И, может, это глупо назвать Индию моей самой лучшей подругой, ведь мы только что познакомились. И не так уж много я о ней знаю. Я все еще чувствую себя с ней иногда немного скованно, совсем не так просто и уютно, как с Пэтси.

Как бы мне хотелось сейчас свернуться на кровати Пэтси.

Нет, я хотела бы обнять Нэн.

Ох, Нэн.

Ох, Нэн.

Ох, моя Нэнни.

Кажется, я заснула уже под утро. И проснулась в ужасе, потому что открылась крышка люка. Я не понимала, где я. Я спрятала голову под одеяло — вдруг пришел Терри и сейчас он меня схватит. Но, конечно, это явилась Индия, старательно балансируя на одной руке подносом с завтраком.

Я с тоской жду, что мне опять придется жить на одном шоколаде. Но вот что она принесла мне на завтрак: миску кукурузных хлопьев с сахарным сиропом, нарезанные дольками бананы и молоко, два тоста, один с медом, другой с абрикосовым джемом, блюдце клубники, стакан свежего апельсинового сока и чашку чаю.

— Половину чая я пролила, — сказала она уныло.

— Все прекрасно! Замечательно! Я так тебе благодарна, Индия! — Под мышкой у нее я увидела какую-то большую и серебристую штуку. — Что это? Крышка от кастрюли?

Индия покраснела.

— Это от самого большого маминого сотейника. Просто я подумала про это ведерко, понимаешь? — Она подошла к ведру, стоявшему в углу, и, деликатно отвернувшись, опустила на него крышку. Подошло как нельзя лучше.

— Ну вот! И мне будет проще и легче выносить его. Я сделаю это прямо сейчас, пока в доме все спят.

Словом, я, как маленькая леди Мак, села и принялась за роскошный завтрак, пока бедная Индия тащилась вниз с поганым ведром. Один Бог ведает, как она умудрилась спуститься с ним по этой лесенке и не уронить его. Вернула она его чистеньким, оно приятно пахло «Утенком».

Индия долго оставалась со мной. Мы обе были в ночных рубашках и вдруг превратились в маленьких девочек, разыгравшихся после сна; мы возились, хихикали (давясь), играли в разные глупые игры — в «крестики-нолики», в «виселицу» и в «морской бой». Обычно в этих играх я бываю намного сильнее других (играть с Пэтси не имело смысла, у нее-то я всегда выигрывала), но Индия оказалась крепким орешком. Все-таки «виселицу» я выиграла у нее дважды — она не разгадала, какие слова я задумала, хотя мне казалось, что она обязательно догадается: «ТАЙНОЕ УБЕЖИЩЕ». Потом она захотела играть в вопросы-ответы по Анне Франк, но тут было ясно, кто выиграет. Вместо этого мы решили нарисовать ее. Выбрали ее самое лучшее фото и стали срисовывать. У Индии получилось красивее, с бордюром из крошечных дневников и ручек, да и сходство ей удалось лучше. Она вежливо сказала, что мой рисунок ей нравится больше, но мы обе знали, что она приврала.

— Мне хотелось бы походить на Анну, — сказала Индия, погладив фотографию. — Ты только посмотри, какие у нее красивые глаза! Она выглядит такой умной, правда?