Секреты - Уилсон Жаклин - Страница 15

Дорогая Китти,

я ненавижу школу. Ненавижу всех учителей. Ненавижу всех девчонок. Но особенно ненавижу Марию и Алису.

Стоит мне пройти мимо них, они нарочито приподымают брови и давятся смехом. Уже и другие девочки начинают вести себя так же. А когда я отвечаю в классе, они дружно вздыхают. Но разве я виновата, что знаю много всякой всячины. Что дурного в том, что человек неглуп?

Как бы мне хотелось не ходить в школу! Может, однажды я удеру с уроков, тайком проберусь домой и спрячусь в мезонине на целый день, как настоящая Анна Франк.

Сегодня я попала в беду из-за дневника моей дорогой Анны. Миссис Гибс объявила, что тема сегодняшнего урока — дневники, и начала рассказывать об Анне Франк. Потом стала читать отрывок из ее «Дневника». Я почувствовала, что лицо у меня горит, мне казалось, она читает мой дневник. Учительница читала самую важную книгу двадцатого столетия, а несколько девочек, вместо того чтобы слушать, дурачились и баловались! Какое оскорбление для Анны! Это было невыносимо.

Миссис Гибс продолжала читать, ее голос звучал так торжественно и зловеще… это же совсем не похоже на полную жизни, горячо на все откликавшуюся Анну! Несколько девочек хихикали, а я беспокойно ерзала, стараясь как-то оградить себя от «исполнения» миссис Гибс. Кончилось тем, что я уронила голову на парту и зажала уши руками.

— Индия?!

Я подскочила. Отреагировала на ее голос уж слишком ретиво.

— Что с тобой? Ты даже не слушаешь? — Миссис Гибс смотрела на меня обиженно. — А я-то думала, уж кому-кому, а тебе непременно будет интересна Анна Франк.

— Да, мне она интересна.

— Тогда будь добра, сядь как следует и сосредоточься.

Миссис Гибс продолжила свое тяжеловесное чтение изящной прозы Анны, выбрав отрывок, который значит для меня так много — тот, где Анна отчаянно тоскует по реальной, невымышленной подруге. Я слушала с искренней болью. Алиса прошептала какую-то глупость, и Мария задохнулась от смеха.

— Право же, девочки! — возмутилась миссис Гибс, шумно захлопнув дневник Анны. — Вам пора бы уже и повзрослеть немного. Мария, в этом нет ничего смешного.

— Простите, миссис Гибс, — сказала Мария сдавленным голосом. — Но что же было потом с Анной Франк? Она так и пряталась в своем убежище до самого конца войны?

Миссис Гибс сняла очки, протерла стекла полой своего кардигана. Без очков ее глаза были какими-то неприятно розовыми и голыми.

— К сожалению, история Анны кончилась плохо. Ее семью схватили и отправили в концентрационный лагерь.

— Этот урок похож на концентрационный лагерь, — шепнула Алиса.

Мария захихикала.

Я встала, мои щеки пылали.

— Ну как можно быть такими глупыми! — закричала я.

— Индия! — воскликнула миссис Гибс.

Все воззрились на меня. Теперь мое лицо стало таким же огненным, как мои волосы.

Я чувствовала, что вся горю.

— Концентрационные лагеря — это самое ужасное место, какое придумано человеком. Неужели вы не слышали о газовых камерах? Там почти все умирали. Людей отправляли в вагонах для скота, они оставались там в полной темноте по нескольку дней. Многие умирали еще в пути. Когда наконец добирались до места, фашисты разделяли семьи. Анне не позволили остаться с ее отцом. Потом им приказывали раздеться догола и…

— Этого достаточно, Индия, — сказала миссис Гибс.

— …головы всем брили наголо, и потом содержали в ужасных, грязных, промерзших насквозь бараках и не давали почти никакой еды, только прогорклые объедки, так что в конце концов все заболевали самыми ужасными болезнями. Мама Анны умерла, потом умерла ее сестра Марго, и бедная Анна осталась совершенно одна. Потом она заболела брюшным тифом и тоже умерла в ужасных мучениях…

— Индия! — Миссис Гибс схватила меня за плечи и силой посадила на место. — Ну-ка, успокойся!

— Но это правда!

— Я знаю. Но думаю, нам не следует задерживаться на таких омерзительных вещах. Из-за тебя остальные девочки чувствуют себя подавленными.

— Но мы и должны чувствовать себя подавленными. Анна умерла. Умерло шесть миллионов евреев.

— Да, я знаю. Это ужасно. Но все это было давно. Плакать из-за этого сейчас глупо.

Я сердито провела по глазам тыльной стороной ладони. И вскинула подбородок, показывая, что нисколько не стыжусь своих слез. Миссис Гибс вздохнула и продолжила урок. Она больше не говорила об Анне. Быстренько переключилась на дневники Сэмюэла Пипса[5] .

Когда прозвенел звонок и все пошли по домам, миссис Гибс подозвала меня.

— Я хочу поговорить с тобой, Индия. Мне очень жаль, что тебе было так тяжело во время урока, — сказала она. — На меня большое впечатление произвело то, что ты так много знаешь об Анне Франк. Я понимаю, ее история потрясла тебя. И все-таки я не могу допустить, чтобы ты так кричала в классе.

— Но остальные ведь ничего не понимали. Они смеялись и отпускали дурацкие шутки.

— Знаю, Индия. Это неприятно. Но тебе не следует так сильно волноваться. Ты слишком чувствительна и чересчур эмоционально все воспринимаешь, дорогая. Это немножко нервирует.

Я не считаю себя слишком чувствительной. По-моему, это другие недостаточно чувствительны. Но я знаю, в этом причина, что большинству людей я не нравлюсь. Не только Марии и Алисе. Все девочки считают меня странной. Даже Миранда, которая ведь и правда была моей лучшей подругой, часто говорила мне, что я в самом деле со сдвигом. Мама тоже вечно вздыхает и твердит, что не следует держаться эдакой трагедийной королевой. Ванда постоянно советует не вешать нос. Папа раньше подбрасывал меня вверх и тряс до тех пор, пока я не начинала визжать, — это была такая игра: вытрясти из меня все мои тревоги. Давным-давно не играли мы в эту игру. Может, потому, что я стала слишком большая. А может быть, даже папа меня уже не любит.

Я стояла перед миссис Гибс, и у меня опять полились слезы. Мне вспомнилась другая игра из наших с папой прежних игр. Он сплетал пальцы, изображая гаечный ключ, и бережно прикладывал их к моим векам, а сам при этом словно поскрипывал. «Давай-ка потуже затянем гайку на этом забавном слезливом кране», — говорил он, и я переставала плакать и смеялась.