Секреты - Уилсон Жаклин - Страница 10

Я чувствовала себя такой одинокой, что подумала было пойти к Ванде. Если она все еще плачет, мы могли бы как-то утешить друг дружку. Но, просунув голову в дверь, я увидела, что она крепко спит, ее чернильно-черные волосы закрывали лицо, длинные ноги далеко вытянулись из-под стеганого одеяла. Я решила, что, разбудив ее, поступлю жестоко, поэтому вернулась к себе, легла, включила свет и в который раз стала перечитывать с начала дневник Анны Франк, чтобы забыть о своем привередливом желудке.

Читая первую часть, я совсем загрустила: ведь у Анны было столько друзей, когда она училась в школе и пока ей не пришлось скрыться от всех в убежище.

В конце концов, может, мы и не совсем сестры по духу.

В этом году я непременно должна найти себе в школе настоящую лучшую подругу. Постараюсь сблизиться с Марией. Может быть, она позволит мне стать ее второй лучшей подругой. А может, Алиса ей уже надоела и она захочет всюду ходить со мной.

Не могу поверить, что это написала я. Теперь я Марию НЕНАВИЖУ.

В первый день занятий в школе я всячески старалась к ним прибиться. Сижу я в другом конце класса, далеко от Марии и Алисы, но до и после уроков я все время торчала возле их парт. Плелась за ними, когда они шли в туалет, в очереди за завтраком пристраивалась позади и слушала, о чем они говорят. Что бы Мария ни говорила, Алиса только поддакивала. Например:

а) На Рождество мне подарили новый мобильник.

б) Я всерьез подумываю стать вегетарианкой.

в) А вчерашняя «Баффи» была просто супер.

Я бы сказала:

а) Я собираюсь попросить мобильник на день рождения. Накуплю разноцветных футлярчиков, словно это куколка и я ее переодеваю. Правда же клево, если твой мобильник становится вдруг личностью и разрешает тебе разговаривать только с теми, кто ему нравится? А всем же остальным отвечает своим забавным электронным голоском: «Абонент недоступен».

б) Я тоже думаю, не стать ли вегетарианкой. Даже помыслить не могу… а ты?.. чтобы есть ягненка — они такие славные… хотя, конечно, не совсем справедливо при этом питаться такими отвратительными созданиями, как, например, угри, и вообще считать, что кто-то имеет право есть их. А ведь кое-где едят и змей, верно? Вы только представьте себе!

в) «Баффи» — моя самая любимая программа. Как по-твоему, там действительно вампиры? Правда ведь, было бы здорово попасть в эту программу? И тоже стать вампиром!

А вот как отвечала Алиса:

а) Тебе повезло.

б) Я тоже.

в) Да.

По-моему, мои ответы куда интереснее.

Но, кажется, Мария была другого мнения. В начале дня она кивала мне и улыбалась, но к тому времени, как мы стали складывать книжки-тетрадки в школьные рюкзаки, чтобы идти по домам, она уже только отворачивалась с недовольным видом и хмурилась. Мне она не сказала ни слова, только буркнула: «Пока!» — когда я попрощалась. Алиса тоже сказала «пока», но тут же, едва я повернулась к ним спиной, добавила: «Скатертью дорожка!» Мария протянула: «Али-и-са!» — но та только расхохоталась. Они обе смеялись.

Я прошла через игровую площадку с высоко поднятой головой, делая вид, будто ничего не слышала. Завтра я к ним и близко не подойду. На Алису мне всегда было наплевать, но Мария казалась другой.

Это я — другая.

Хорошо бы никто не считал меня чудаковатой.

Ванда ждала меня, опершись на ограду, и гляделась в зеркальце, изучая свой нос. Она ни на грамм не прибавила в весе, несмотря на то что уплетает уйму шоколада, и прыщей у нее почти не было.

Мария и Алиса проскочили мимо нас, нахально хихикая.

— Ты почему так покраснела, Индия? — спросила Ванда.

— Вовсе и не покраснела, — ответила я тупо.

Ванда повернула зеркальце ко мне. Передо мной вспыхнула Девочка — Вареный Рак.

— Я бежала, мне жарко, — сказала я, хотя было так холодно, что я вся съежилась в теплом мохеровом пальто. Это форменное пальто нашей школы. В отличие от всех других наших девочек, мне положительно нравится школьная форма. Особенно пальто. Когда я надеваю его, папа всякий раз говорит: «Мой плюшевый медвежонок».

Нет… говорил раньше. Теперь он меня никак не называет. И, кажется, вообще почти не замечает. А если замечает, это значит только одно: я его раздражаю.

Я сидела на ступеньке и читала «Дневник» Анны Франк, когда он проскочил мимо меня. Вернее, споткнулся об меня. Спросил, не ушиб ли, я покачала головой, хотя мне все же было немного больно. Думаю, на моей попе остался синяк — он случайно саданул меня ногой. Но я в этом не уверена, потому что мне никогда не удавалось толком разглядеть ее. Все это слишком грустно.

— А тогда отчего у тебя такой унылый вид? — спросил папа, стоя надо мной.

Я глубоко вздохнула, думая, с чего начать. Я надеялась, что папа сядет рядышком, но он возвышался над моей головой нечетким контуром. Я начала рассказывать ему о Марии и Алисе, но уже после первой-второй фразы он стал нервничать.

— Я уверен, скоро вы опять все подружитесь. И почему ты не предложила им обеим поиграть вместе? — сказал папа, уже сбегая по лестнице вниз.

— Мы не играем, — сказала я обиженно. — И я никогда не была подругой Марии, в том-то и дело. У меня никогда не было настоящей подруги в этой ужасной старой школе.

— Ну что ж, возможно, ты скоро перейдешь в другую школу, — сказал папа.

Я уставилась на него, стараясь разглядеть его лицо в тускло освещенном пролете лестницы. Кажется, он не шутил.

Что он имел в виду, когда сказал про новую школу? Я вдруг страшно разволновалась. Может, папа и мама решили отдать меня в школу-интернат, чтобы я не болталась у них под ногами?

Миранда сейчас учится в интернате. Она этого хотела. Она любит книжки про Гарри Поттера и думала, что школа-интернат это здорово, — но поначалу определенно возненавидела ее. Она проливала целые ведра, чаны, целые бассейны слез. Письмо, которое она мне написала, было сильно испачкано, все в пятнах от слез. Но теперь все в порядке, говорит она, здесь не так уж плохо. А в последнем письме написала даже, что это блеск, супер и так далее. С тех пор я не получала от нее писем уже сто лет. Хотя я написала ей три письма подряд.