Новый старт - Уилсон Жаклин - Страница 15

Я думала изо всех сил, но так и не смогла вспомнить. Я тогда была такая несчастная и расстроенная, что ничего вокруг не замечала. Я даже не помнила, на какой станции мы вышли, хотя мама принесла схему метро, чтобы мне помочь. Я разглядывала схему, пока разноцветные линии не слились в одно размытое пятно. Все эти названия ничего мне не говорили.

— Проклятье, Эм, ну почему ты такая бестолковая? — рассердилась мама.

Я заперлась в уборной и наплакалась от души. Я сама понимала, что я бестолковая и ни на что не гожусь. Я вертела на пальце свое изумрудное колечко. Было бы оно волшебным, я бы мигом наколдовала папу.

Я не понимала, как я могла так злиться на папу в Новый год. Почему не захотела поцеловать его на прощание? Сейчас все бы отдала, лишь бы только поцеловать его.

Я знала, что Вита чувствует то же самое. Она весь день была непривычно тихая, сидела, свернувшись калачиком, с Балериной в руках. Вечером без возражений легла в постель и как будто сразу заснула, но, проснувшись ночью, я услышала, как кто-то всхлипывает. Я подумала, что это Максик, выбралась из постели и подошла к его лежбищу. Он устроился среди своих медведей и сладко сопел. Всхлипывание доносилось из моей кровати.

— Вита! — позвала я шепотом. — Ты плачешь?

Она ревела, спрятав голову под подушку. Балерина была надета у нее на руку, словно большая мохнатая варежка.

— Эй, вылезай оттуда, задохнешься.

Вита отвернулась от меня, закрываясь рукой со стыда.

— Все нормально, Вита. У тебя платки носовые есть?

— Все кончились, — икнула Вита.

— Подожди, я тебе туалетной бумаги принесу.

Я снова выскользнула из кровати, оторвала длинную розовую ленту «Андрекса» и на цыпочках вернулась обратно.

— Это ты, Эм? — крикнула мама из спальни. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, мам, все нормально, — ответила я шепотом.

Мне не хотелось, чтобы мама беспокоилась. Судя по голосу, она тоже только что плакала.

Я забралась под одеяло и хотела вытереть Вите лицо.

— Отстань! Я сама! — сказала она со злостью.

Когда она закончила вытираться, сморкаться и хлюпать носом, я рискнула ее обнять. На этот раз она не вырывалась.

— Бедненькая Балерина, ты всю ее промочила, — сказала я, пощупав игрушечную олениху. — Ну что, больше не плачешь?

— Я стараюсь удержаться, но как подумаю про папу, и как я его не слушалась, и вот теперь он сердится на меня, оттого и не приходит…

— Чепуха какая! Папа никогда не сердится, тем более на тебя, Вита. Ты же знаешь, ты у него любимица.

— Ничего подобного! — сказала Вита, но в голосе ее слышалась надежда.

— Тебя все любят, — вздохнула я.

Вита шмыгнула носом от удовольствия.

— Высморкайся еще, — посоветовала я и оторвала ей еще кусок туалетной бумаги.

Она хотела утереть нос лапкой Балерины.

— Успокойся, принцесса Вита, — сказала я голосом Балерины. — У всех бывает иногда плаксивое настроение. Дай-ка я вытру тебе носик. Вот так. Хочешь, скажу секрет?

— Какой? — спросила Вита.

— Я тоже люблю тебя больше всех. Ты такая хорошенькая, не то что эта толстая зануда или глупая мелкая сосиска Максик.

Вита захихикала.

— Ага, он и правда глупая мелкая сосиска, — сказала она и запнулась. — Эм все-таки немножко хорошенькая. У нее чудесные волосы.

— И еще у нее чудесный характер, если она соглашается терпеть такую вредную сестричку, как ты, — сказала я.

— В следующий раз, когда папа придет, я буду себя вести хорошо, — шмыгнула носом Вита. — Только пусть не приводит с собой эту Сару!

— Она ужасная, — согласилась я. — Папа, наверное, с ума сошел, что она ему нравится больше мамы.

— Когда я выйду замуж, я не позволю своему мужу от меня убежать, — сказала Вита.

— А я вообще не выйду замуж, — сказала я. — Слишком уж легко ошибиться. Я буду жить одна, сама по себе, буду каждый день есть свои самые любимые вкусности и ложиться так поздно, как только захочу, буду целыми днями читать, и сочинять сказки, и рисовать, и чтобы никто мне не мешал и не воспитывал, и чтобы ни о ком не нужно было заботиться.

— А тебе не будет одиноко? — спросила Вита.

— У меня будет добродушная собака и кошечка, которая будет сидеть у меня на коленках. И сестричка Вита будет ко мне приезжать в гости верхом на оленихе по имени Балерина, а с ней — ее добрый послушный муж и шесть очаровательных дочек. И братец Максик будет приходить ко мне в гости, а с ним — его высокая храбрая жена и шестеро мелких глупых мальчишек, так что я не заскучаю, можешь не беспокоиться.

— А мама будет приходить к тебе в гости?

— Конечно! Я повезу ее в отпуск и буду смотреть, чтобы ей было хорошо.

— А папа?

— Папа тоже будет ко мне приезжать, — сказала я. — Он сделает фантастическую карьеру в Голливуде, прославится, разбогатеет, у него будет собственный домик на берегу океана. Мы поедем к нему, будем купаться и загорать, и нам будет хорошо-хорошо!

— Хорошо-хорошо… — пробормотала Вита и вдруг затихла — она уже спала.

Я еще долго лежала без сна и пыталась рассказывать себе сказки. У меня получалось придумывать достаточно убедительные сказки, чтобы утешить Виту, но гораздо труднее оказалось запудрить мозги самой себе. Я тихонечко забрала у Виты Балерину и заставила ее погладить меня по голове пушистыми лапками.

— Гляди веселей, подружка Эм! — сказала Балерина. — Не вздумай плакать. Выше нос, улыбайся, вот умница! А теперь закрой глазки, устраивайся поуютнее и спи-засыпай. Глазки закрывай… Поскорее засыпай…

Поскорее заснуть у меня не получилось. Засыпала я до-олго, а проснулась очень рано. Я решила насыпать себе кукурузных хлопьев и позавтракать в одиночестве с книжкой. Я как раз перечитывала «Элси-бродяжку» Дженны Уильямс. Элси — отличная девчонка, хотя шутки у нее кошмарные. Я прекрасно понимала, каково ей приходилось — постоянно присматривать за младшей сестрой и братцем.

На кухне за столом сидела мама в ночной рубашке и пила чай. Мы обе так и подскочили. Мама пролила полчашки на подол своей черной нейлоновой рубашечки.

— Мам, прости! Я не хотела тебя пугать, — затараторила я, испугавшись, что она опять на меня рассердится.

— Ты не виновата, Эм, — сказала мама. — Ну иди сюда, моя радость. Не бойся. Прости, что я все время на тебя кричу.

Она промокнула ночную рубашку салфеткой и усадила меня к себе на колени. Я, наверное, ее совсем придавила, но она не жаловалась. Мама обняла меня и стала укачивать, как маленькую.

— Моя Эм, — сказала она. — Что бы я без тебя делала? Мы с тобой много пережили в этой жизни, малыш. Ты помнишь своего настоящего папу?

— Чуть-чуть, — ответила я осторожно.

Мне не хотелось вспоминать.

— Каждый раз, как он наорет на меня или ударит, ты прибегала и заставала меня в слезах. Ты обнимала меня своими пухленькими ручками и уговаривала не плакать, помнишь? Ты всегда обо мне заботилась, Эм. А теперь ты заботишься еще и о Вите с Максиком.

— Значит, я не совсем бестолковая?

— Ох, молчи! Как я могла такое ляпнуть? Прости, моя родная. Слушай, а хочешь, пойдем сегодня со мной в Розовый дворец? Ты будешь мне помогать, да?

Я пришла в восторг от такого приглашения. Мы с мамой пошли на работу, а Вита и Максик остались дома с бабушкой.

Мне очень нравилась Виолетта, хозяйка парикмахерской «Радуга». Она была уже старенькая, как наша бабушка, но красила волосы в сумасшедший розовый цвет и втискивала свое полное тело в малюсенькие девчоночьи наряды. И носила туфли на высоченном каблуке, хотя к концу рабочего дня она обычно их сбрасывала и шлепала в одних чулках. Она сделала вид, будто не узнала меня.

— Ты, верно, наша новая ученица, да, дорогая? Добрый день! Я очень рада, что ты будешь работать у нас. Давай-ка найдем для тебя спецодежду.

Она обрядила меня в просторный синий халат. Он мне доходил до щиколоток, ну и что? Я закатала рукава и стала мыть раковины и подметать пол. Когда к маме пришла первая клиентка, я сполоснула ей волосы после шампуня, обернула вокруг шеи чистое полотенце, подавала маме щетку и расческу, а пока мама красила ей волосы, я сварила кофе. Это было очень здорово, особенно когда клиентка дала мне два фунта на чай! Я даже сначала не поняла, шутит она или всерьез.