Бриллиантовые девочки - Уилсон Жаклин - Страница 20

— Господи, да перестань ты изображать из себя маленькую! — прикрикнула Рошель.

— Что ты так волнуешься? Ты же его почти не знаешь, — сказала Мартина.

— Прекрати немедленно, Дикси! — Даже Джуд на меня сердилась.

Я ничего не могла с собой поделать. Я чувствовала себя младенцем. Я не могла не волноваться и не могла прекратить немедленно.

— Все будет хорошо, малышка. Ну вот, не плачь, ну пожалуйста. — Брюс сунул руку в карман брюк и извлёк оттуда старомодный, сияющий белизной носовой платок, сложенный вчетверо и тщательно выглаженный. — Вот, дорогая, высморкайся.

Он попытался высморкать мне нос, но у него ничего не вышло.

— Я же его испачкаю, — сказала я.

— Ну и что, он для этого и служит. Оставь его себе, — сказал Брюс. Потом он посмотрел на Мартину. — Видишь ли, мне правда надо идти.

— Я понимаю. Ну так идите, — сказала она.

— Я не собирался во все это влезать. Я только хотел выручить знакомого.

— Моего папу, — всхлипнула я.

— Ему повезло, что у него такая славная маленькая дочка, — сказал Брюс. Он закусил губу, борясь с чем-то. — Ну, вот что. Сейчас я еду домой. Мне нужно заняться магазином и кое-что сделать, но завтра я снова приеду. Думаю, где-то до полудня. Я вас тогда всех довезу до больницы. Ребёнок у вашей мамы, наверное, уже родится, и вы сможете все посмотреть на маленького братика, согласны?

— Ещё бы не согласны, дядя Брюс! — обрадовалась я.

Три мои сестры тоже кивнули. Джуд даже пробормотала спасибо. Брюс кивнул в ответ, неуклюже помахал рукой и бросился вон из нашего дома чуть не бегом.

— Правда, он славный? — сказала я.

— Нисколечко, — сказала Мартина.

— По-моему, он ничего, — пробормотала Джуд.

— Он ничего, если не обращать внимания, что он выглядит и держится как полный идиот, — сказала Рошель.

Она сморщила нос и прикусила передними зубами нижнюю губу, изобразив злую карикатуру на Брюса. Мартина и Джуд захихикали.

— А по-моему, он славный, — сказала я. — Он у меня на третьем месте из взрослых, после мамы и моего отца.

Мартина нашла коробку с посудой и заварила чай. Мы разделили между собой пачку печенья. Мне было грустно, что мы не покормили Брюса, тем более что ему так далеко ехать. Я решила, что буду все утро в воскресенье держать чайник включённым, чтобы он мог получить чашку чая, как только войдёт.

Мартина попыталась дозвониться со своего мобильного в больницу, но её очень долго не могли правильно соединить, а потом сказали, что информацию могут сообщить только мистеру Бриллианту.

— А такого нет! — в бешенстве рявкнула Мартина и нажала разъединение.

— Но с мамой все в порядке, правда? — сказала я. — То есть они бы сказали, если бы… если бы…

— Ну конечно, с мамой все в порядке, — сказала Мартина. — Прекрати разводить панику. Все хорошо.

Но сама она тоже испугалась. Рано-рано утром я услышала, как она встала и бросилась в туалет. Дверь она прикрыла, но я слышала, что её тошнит. Когда она снова легла, её знобило.

— Мартина, тебе нехорошо? — прошептала я.

— Ш-ш! Всех перебудишь! — зашипела Мартина.

Я уже не могла заснуть. Мартина, кажется, тоже. Она попыталась прижаться к Рошель, чтобы согреться, но Рошель крутилась и металась, толкая меня острыми локтями и душа своими длинными кудрями. Я подкатилась поближе к Джуд, крепко прижимая к груди Фиалку.

Наверное, за всю жизнь мне так не хотелось к маме.

9

В десять часов на следующее утро я услышала шум подъезжающей машины.

— Это дядя Брюс! Он уже приехал! — радостно вскрикнула я и побежала к двери. Я её открыла и выглянула наружу.

Это был не Брюс.

Это была мама, вылезавшая из такси. Наша мама держала на руках маленький свёрток в голубом одеяльце.

Я бросилась к ней:

— Мама! Мама! Мама, с тобой ничего не случилось!

— Привет! Осторожно, Дикси, ты меня уронишь! Не забывай про младенца!

— Покажи его, мама!

Лицо у мамы исказилось, как будто у неё продолжались схватки.

— Мама? Что с тобой?

— Мне больно, лапонька, это нормально, я же только что после родов, — сказала она.

— С вас девять фунтов восемьдесят пенсов, — сказал таксист.

— Боже мой, тут ехать-то два шага! Лучше бы я дождалась «скорой помощи», — досадовала мама. — Дикси, достань, пожалуйста, кошелёк из моей сумочки и дай этому типу десятку. Сдачу можете оставить себе.

— Какая щедрость, подумать только! — съязвил таксист.

Я нашла деньги и отдала ему.

— Спасибо, дорогая, — сказала мама, по-прежнему прижимая к себе ребёнка.

Я страшно забеспокоилась, потому что она не давала мне заглянуть ему в лицо.

— С ним все в порядке, мама? — прошептала я, очень осторожно притрагиваясь к хохолку у него на макушке. Он был такой мягкий. Сквозь него я чувствовала розовую, нежную кожицу на младенческой головке.

— Дикси, — произнесла мама, как будто собираясь сказать что-то очень важное.

Я поглядела на неё с бьющимся сердцем. Я решила, что буду любить братика, что бы там ни было.

— Он что, родился слишком рано, мама? — спросила я, легонько похлопывая по голубому свёртку.

— Может быть, я просто ошиблась со сроками, моя хорошая. Я много в чем ошиблась.

— Мама! — Рошель неслась по дорожке, вопя во всю глотку.

— Ш-ш-ш, Рошель. Он спит. Не буди наше Солнышко.

— Так его и будут звать, мама?

Мама сглотнула. Одной рукой прижимая к себе ребёнка, она провела рукой по волосам, приводя их в порядок. Похоже было, что она приводит в порядок и лицо, зажигая блеск в глазах, изгибая рот в широкую улыбку.

— Конечно, его зовут Солнышко, дорогая, — сказала мама. Она отогнула угол одеяльца, давая нам взглянуть на братика.

— Ой, мама! — сказала я, чуть не плача. — Ой, какой он хорошенький!

— Он просто прелесть! — сказала Рошель. — Смотри, какой носик! А ротик какой крошечный! Благослови его Бог!

Мама все ещё выглядела встревоженной, но с гордостью приподняла малыша Солнышко.

— Да, благослови его Бог! — сказала она нежно, нагнулась и поцеловала младенческую головку с хохолком.

Потом из дома выбежали Джуд и Мартина, и все окружили маму и стали целовать малыша Солнышко. Мы вошли в дом, и мама вздохнула, глядя на всю нашу мебель, по-прежнему сваленную как попало в гостиной. Она опустилась на свой матрас, крепко прижимая к себе запелёнатого ребёнка.

— Было очень больно его рожать, мама? — спросила Мартина.

— Не то чтоб это было развлечение — скажем так, — ответила мама.

— А в котором часу он родился?

— Сегодня в час ночи.

— Мам, а ты будешь составлять для него гороскоп? — спросила я.

Мама всем нам сделала гороскопы; наша судьба была написана в них красивыми узорными буквами в обрамлении лун и звёзд, сверху были нарисованы часы, показывающие точное время нашего рождения, а по сторонам — маленькие розовые девочки-ангелочки.

— Его гороскоп? — Мама поглядела на нас растерянно.

— Мама, с тобой все в порядке? — спросила Джуд, садясь позади неё. — Как это они тебя уже отпустили из больницы? Я думала, раньше суток после родов не выписывают.

— Я, собственно, сама ушла. Не хотела там оставаться дольше, чем необходимо, — мне же нужно было поскорее вернуться к вам. А где этот тип? Он все-таки смылся и оставил вас одних?

— Он сегодня приедет, мама, прямо с утра, он обещал, — сообщила я.

— Да, чтобы свозить нас в больницу. Но теперь это, видимо, не нужно. Мама, у тебя есть его телефон? Скажем ему, чтобы не приезжал, — сказала Мартина.

— Нет! Я хочу его увидеть! — запротестовала я.

— Господи, Дикси, какая ты несчастная. Это ж надо, влюбиться в такого старого дурака, — сказала Рошель, подсаживаясь к маме с другой стороны. — А можно мне его подержать?

— Нет, милая, оставь его пока. Я надеюсь, он сейчас уснёт, — сказала мама. — Старина Брюс нам ещё нужен, Мартина. Нам нужно много чего купить для ребёнка, а я не в состоянии очень уж много бегать. И потом, нам надо поставить мебель на место.