Натуралист на Амазонке - Бейтс Генри Уолтер - Страница 47

Бродить по лесу было очень приятно. Кое-где широкие тропы вели вниз по отлогим склонам, через местность, поросшую, казалось, бесконечным вечнозеленым кустарником, к сырым лощинам, где били родники или бежали по руслам чистого белого песка мелкие ручейки. Но самая красивая дорога шла через лесные дебри к водопаду, который жители Барры считали главной достопримечательностью окрестной природы. Воды большого ручья, пересекающего мрачную чащу, низвергаются здесь со скалистого уступа высотой около 10 футов. Но привлекательность этого места заключается не в самом водопаде, а в уединенном безмолвии и в дивном разнообразии и пышности деревьев, листвы и цветов вокруг водного бассейна. Сюда выходят семьями на пикник, и почтенные мужчины — а говорят, что также и дамы, — проводят знойные часы полудня, купаясь в прохладной и бодрящей воде. Место это можно считать классическим для натуралиста, так как то был любимый уголок знаменитых путешественников Спикса и Марциуса во время пребывания их в Барре в 1820 г. На фон Марциуса волшебная красота этого места произвела такое сильное впечатление, что он запечатлел это посещение, сделав набросок пейзажа и использовав его как фон для одной из гравюр к своему большому труду о пальмах.

Однако птиц и насекомых среди этого очаровательного лесного пейзажа было немного. Нередко я проходил все расстояние от Барры до водопада — около 2 миль пути через лес — и не видел и не слышал ни одной птицы, не встречал и двух десятков чешуекрылых или жесткокрылых насекомых. В редких зарослях у лесных опушек ежедневно можно было видеть, как маленькие хорошенькие синие и зеленые пищухи из группы Dacnidae во множестве клевали ягоды. В самом лесу тоже встречались иногда очень красивые птицы, но последние были так редки, что раздобыть их мы смогли, только наняв туземного охотника, который обыкновенно тратил целый день и проходил большое расстояние, чтобы добыть два-три экземпляра. Таким образом, мне достались среди прочих экземпляры Т rо gonpavontus (сурукуа-гранди туземцев), прекрасного создания с мягким золотисто-зеленым оперением, красной грудью и оранжевым клювом, а также Ampelis pompadoura, котинга с блестящим оперением пурпурного цвета и белоснежными крыльями. Отдохнув несколько недель в Барре, мы выработали планы дальнейших исследований внутри страны. М-р Уоллес избрал для своей очередной экскурсии Риу-Негру, я же согласился взять на себя Солимоинс. Мой коллега уже опубликовал отчет о своей поездке на Риу-Негру и отважном плавании вверх по ее крупному притоку Уапесу.

26 марта 1850 г. я выехал из Барры в Эгу — первый сколько-нибудь значительный город на Солимоинсе. Расстояние до него составляет почти 400 миль, которые мы преодолели в маленькой куберте с командой из 10 дюжих индейцев кукама за 35 дней. На этот раз я провел в верховьях Амазонки 12 месяцев, после чего обстоятельства заставили меня вернуться в Пара. Я еще раз посетил эту страну в 1855 г. и посвятил три с половиной года более полному изучению произведений ее природы. Результаты обоих путешествий описываются в последующих главах книги; пока же я расскажу о Сантарене и реке Тапажос, окрестности которых я исследовал в 1851-1854 гг.

Здесь можно сказать несколько слов о моем посещении Пара в 1851 г. Я отплыл из Эги вниз по реке в центр провинции — на расстояние в 1400 миль — в тяжелогруженой шхуне, принадлежавшей торговцу из Эги. Несмотря, на то что нам благоприятствовало мощное течение дождливого сезона, плавание длилось 29 дней. Трюм судна наполняло черепаховое масло, налитое в большие кувшины, каюта была набита бразильскими орехами, а груда сарсапарили, укрытая пальмовыми листьями, занимала середину палубы. Поэтому мы (хозяин и два пассажира) пользовались лишь примитивными удобствами, будучи вынуждены спать на палубе, открытой дождям и ветрам, под небольшими толду, т.е. сводчатыми навесами, устроенными при помощи циновок из плетеных лиан и марантовых листьев. Не раз, просыпаясь по утрам, я находил свою одежду и постель насквозь промокшими от дождя. Впрочем, если не считать легкой простуды вначале, я никогда не чувствовал себя так хорошо, как во время этого путешествия. Когда ветер дул с верховьев реки или с суши, мы неслись с большой скоростью; но нередко оттуда налетали шквалы, и тогда поднимать паруса было небезопасно. Погода стояла по большей части безветренная, небо окутывали неподвижные клубы серых туч и вода на широком просторе текла спокойно, обнаруживая своё движение только легкой рябью. Когда же ветер дул снизу, мы лавировали вниз по течению; иногда он был очень силен, и тогда шхуна с трудом пробиралась через сильные волны, которые нередко захлестывали ее, смывая все, что только не было укреплено, с одной стороны палубы на другую.

По прибытии в Пара я нашел некогда веселый и здоровый город опустошенным двумя жестокими эпидемиями. Желтая лихорадка, которая посетила город в прошлом (1851) году впервые со времени открытия страны, уже стихала, погубив около пяти процентов населения. Болезнь поразила три четверти всего населения, и это показывает, как широко распространяется эпидемия при первом ее возникновении в данном месте. По пятам лихорадки шла оспа. Если лихорадка поражала больше белых и мамелуку, щадя негров, то оспой заболевали прежде всего индейцы, негры и люди смешанной крови. Белых болезнь почти не коснулась. В продолжении четырех месяцев оспа унесла около одной двенадцатой части населения. Я слыхал немало странных рассказов о желтой лихорадке. По-моему, Пара была вторым бразильским портом, в котором разразилась эпидемия. Новости о производимых ею опустошениях в Баии, которая была первым очагом эпидемии, пришли за несколько дней до того, как лихорадка появилась здесь. Правительство приняло все мыслимые санитарные меры предосторожности; среди прочих была одна весьма своеобразная мера, состоявшая в том, что на углах улиц палили из пушек, дабы очистить воздух. М-р Норрис, американский консул, рассказывал мне, что первые случаи лихорадки произошли около порта и что она распространялась быстро и неуклонно от дома к дому вдоль улиц, идущих от берега к окраинам, достигая конца их примерно через сутки. Некоторые люди говорили мне, что несколько вечеров подряд, перед тем как разразилась лихорадка, в воздухе было душно и что с улицы на улицу переходила масса темных испарений, сопровождаемых сильным зловонием. Эти движущиеся испарения они называли «Mat da peste» («мать, или дух, чумы»). Бесполезны были все попытки убедить их в том, что эти испарения отнюдь не представляют собой предвестников эпидемии. Болезнь распространялась очень быстро. Она началась в апреле, в середине влажного сезона. Уже через несколько дней тысячи людей заболели, и многие умерли. Легко себе представить положение в городе во время лихорадки. К концу июня эпидемия утихла, и в течение сухого сезона, с июля по декабрь, было очень мало заболеваний[20].

Как я только что говорил, в апреле, когда я приехал в город из внутренних областей, желтая лихорадка уже стихала. Я питал надежду избежать ее, но безуспешно: по-видимому, она не щадила вновь прибывших. В это время все врачи в городе трудились изо всех сил, обслуживая жертвы второй эпидемии; напрасно было и помышлять об их помощи, так что пришлось самому себя лечить, тем более что и прежде у меня бывали сильные приступы лихорадки. Я почувствовал озноб и меня вырвало в 9 часов утра. Пока домашние ходили в город за лекарствами, которые я сам себе назначил, я закутался в одеяло и принялся быстро шагать взад и вперед по веранде, выпивая через определенные промежутки времени по чашке теплого чая, настоянного на употребляемой туземцами горькой траве под названием пажемарибба — стручковом растении, растущем на всех пустырях. Почти час спустя я принял порядочную дозу отвара цветов бузины в качестве потогонного и вскоре свалился без памяти в гамак. М-р Филиппс — английский резидент, у которого я тогда квартировал, — придя домой после полудня, застал меня крепко спящим и изрядно пропотевшим. Проснулся я только к полуночи и почувствовал большую слабость и боль во всем теле. Тогда я принял в качестве слабительного небольшую дозу английской соли и манны. Через двое суток лихорадка оставила меня, а через восемь дней после первого приступа я уже был в состоянии снова взяться за работу. За время моего пребывания в Пара не произошло, пожалуй, больше ничего, достойного упоминания. Я отправил все мои коллекции в Англию и получил оттуда новый запас средств. Несколько недель ушло у меня на то, чтобы подготовиться ко второму, самому продолжительному путешествию в глубь страны. План мой состоял в том, чтобы сперва сделать на некоторое время своей главной квартирой Сантарен, а оттуда подняться вверх по реке Тапажос, насколько это окажется возможным. Впоследствии я намеревался вновь посетить чудесную область Верхней Амазонки и основательно потрудиться над ее естественной историей в намеченных мной местах от Эги до подножия Андов.