Натуралист на Амазонке - Бейтс Генри Уолтер - Страница 29

Добравшись до места нашего назначения, Раимунду подвернул штаны и рукава рубашки, взял свой длинный охотничий нож и выскочил на берег вместе с собаками. Он должен был вырезать брешь для входа в лес. Мы рассчитывали встретить пак и кутий; способ, которым мы хотели их ловить, состоял в следующем: в этот ранний час они выходят есть упавшие плоды, но, заслышав шум, быстро убегают к своим норам; тогда Раимунду станет выгонять их с помощью собак, а мы с Жуакином останемся в лодке с ружьями, приготовившись стрелять в любую дичь, какая только покажется на берегу, — оба животных в затруднительном положении обыкновенно бегут к воде. Нам не пришлось долго ждать. Первой появилась пака, почти бесхвостый грызун, красноватый с белыми пятнами по бокам, по величине и внешнему виду занимающий промежуточное место между поросенком и зайцем. Первый мой выстрел оказался безрезультатным: животное нырнуло в воду и больше не появлялось. Второго зверя, блуждавшего под мангровыми кустарниками, подстрелил мой спутник. Следующей показалась кутиа; это тоже грызун, величиной втрое меньше паки; она плавает, но не ныряет, и мне посчастливилось застрелить ее. Таким способом мы добыли еще двух пак и одну кутию. Собаки все время лаяли в лесу. Вскоре появился Раимунду и сказал, чтобы мы гребли к другой стороне острова. Добравшись туда, мы вышли из лодки и принялись готовить завтрак. Это было прелестное местечко — чистый белый песчаный пляж под сенью раскидистых деревьев. Жуакин развел огонь. Сначала он наскреб немного тонких стружек со средней жилки на листе пальмы бакаба; стружки он сложил кучкой в сухом месте и высек в своей бамбуковой трутнице огонь куском старого напильника и кремнем; трутом служило войлокообразное вещество, производимое одним муравьем (Potyrhachisbispinosus). Слегка подув, он зажег стружки, на них положил сухие палки, и вскоре получился неплохой огонь. Он опалил и разделал кутию, а затем продел через тушку вертел и воткнул один конец его в землю в наклонном положении над огнем. У нас был с собой мешок фариньи и чашка с лимоном, дюжиной-двумя плодов острого красного перца и несколькими щепотями соли. Когда наша кутия изжарилась, мы плотно позавтракали, запив напоследок полной горлянкой чистой речной воды.

После завтрака собаки отыскали еще одну кутию, которая спряталась в норе в 2— 3 футах под корнями большого дерева, и Раимунду почти час откапывал ее. Вскоре вслед за тем мы покинули это место, переплыли через проток и, пройдя мимо двух островов, увидели между ними широкую реку с длинной песчаной косой, на которой стояли несколько алых ибисов и белоснежных цапель. Один из островов был низменный и песчаный, и половину его покрывали гигантские деревья аронника Caladium arborescens, очень странные на вид. Почти все знакомы с небольшим британским видом, Arum maculatum, который растет в основании живых изгородей, и многие, несомненно, восхищались более крупными видами, растущими в теплицах; это позволяет составить некоторое представление о лесе из аронников. На этом островке деревянистые стебли растений у основания имели 8-10 дюймов в диаметре, деревья же были от 12 до 15 футов вышины; все они росли вместе таким образом, что между ними только и оставалось пространство, чтобы свободно пройти человеку. У: берега стояла лодка, в ней сидели мужчина и женщина; мужчина кричал, что есть мочи, и, когда мы проплывали мимо, объяснил нам, что потерял сына в этом aningal (аронниковой роще). Сын заблудился на берегу, и отец уже час напрасно ожидал его.

Около часу дня мы снова остановились в устье маленького протока. Теперь было очень жарко. Раимунду сказал, что здесь водятся олени, поэтому он взял у меня ружье — оружие более действенное, чем те жалкие лазарину, которые он употреблял, подобно прочим туземным охотникам, и какие можно купить в Пара за 7-8 шиллингов. Раимунду и Жуакин разделись догола и разошлись в разные стороны по лесу; голыми они пошли для того, чтобы бесшумнее двигаться по ковру сухих листьев: они ступали так ловко, что не слышалось ни малейшего похрустывания. Собаки остались в челне, поблизости от которого я два часа занимался энтомологией. К концу второго часа оба моих спутника вернулись, не встретив никакой дичи.

Мы сели в лодку, чтобы ехать обратно. Раимунду срезал две тонких жерди — одну на мачту, другую на шпринтов[16] — и натянул между ними парус, который мы припасли в лодке, так как нам предстоял обратный путь по широкой реке и следовало ожидать хорошего попутного ветра до Карипи. Едва только мы вышли из протока, почувствовался ветер — морской бриз, доносящийся сюда прямо с Атлантического океана. Наша маленькая лодка была перегружена, и когда мы обогнули мыс и я увидел ту громадную ширь, через которую нам предстояло перебраться (7 миль), мне пришло в голову, что попытку переправы в таком легком суденышке следует признать совершенно безрассудной. Волны вздымались очень высоко, а руля у нас не было — Раимунду правил гребком, и нам оставалось уповать лишь на его хладнокровие и искусство — только это и могло нас избавить от опасности провалиться во впадину между волнами и оказаться тотчас же залитыми водой. В лодке только и было места, что. для нас троих, собак и убитой дичи, и когда эта хрупкая скорлупка оказывалась между вздымающимися гребнями волн, гибель наша казалась неминуемой; и в самом деле, мы то и дело черпали понемногу воду. Жуакин своим гребком помогал сохранять устойчивость лодки; я был всецело занят тем, что вычерпывал воду и следил за собаками, которые столпились на носу, визжа от страха; то одна, то другая время от времени падала за борт, и, вскарабкиваясь обратно, сильно раскачивала лодку. Напротив мыса лежала гряда камней, над которой яростно бушевали волны. Раимунду сидел на корме, суровый и молчаливый; глаза его неотрывно следили за носом лодки. Стоило, пожалуй, подвергнуться опасности и неудобству путешествия, чтобы собственными глазами убедиться в том мореплавательном таланте, который выказывают индейцы на воде. Маленькая лодка красиво шла вперед, поднимаясь на каждой волне. До Карипи мы добрались за какие-нибудь полтора часа, хотя совершенно измучились и промокли насквозь.

16 января сухой сезон внезапно закончился. Морские бризы, которые в течение нескольких дней все усиливались, вдруг прекратились, и воздух стал каким-то сырым; наконец, там, где в продолжение многих недель царило неизменно голубое небо, собрались густые тучи и разразились ливни, первый из которых шел сутки напролет. Дожди, по-видимому, дали новый толчок животной жизни. В первую же ночь поднялся страшный гам — голоса древесных лягушек, сверчков, козодоев и сов слились в одном оглушительном концерте. Один вид козодоя всю ночь время от времени повторял фразу, похожую на португальские слова «Joao corta pao» — «Жуан, руби лес»; фраза эта и служит португальским названием птицы. На одном из деревьев женипапы то и дело бормотала сова, производя ряд звуков, напоминающих слово муруку-туту. Иногда кваканье и крик лягушек и жаб были до того громки, что мы в комнате не слышали друг друга. Днем рои стрекоз появлялись у луж воды, образованных дождем, и в огромных количествах показывались крылатые муравьи и термиты. Я заметил, что крылатые термиты, или белые муравьи, которые сотнями слетаются ночью к лампам, зажженным на столе, часто сбрасывают произвольным движением свои крылья. Исследование показало мне, что крылья не отпадают с корнем, небольшие кусочки их остаются прикрепленными к груди. Край излома во всех случаях был прямой, а не рваный; действительно, орган этот пересекает по направлению к его корню бороздка, и по этому месту длинное крыло отпадает или сбрасывается, когда насекомое больше в нем не нуждается. Крылатая форма белого муравья вылетает из колонии, населенной бескрылыми особями, для спаривания с особями из той же или из других колоний; это позволяет белым муравьям размножаться и продолжать свой род. Крылатые особи — самцы и самки, тогда как громадная масса их бескрылых собратьев не имеет пола, но разделена на две касты — солдат и рабочих, функции которых ограничиваются постройкой муравейников, вскармливанием и защитой молоди. Оба пола, после того как сбросят крылья, спариваются на земле, а затем соединившиеся пары, если им удается избежать многочисленных врагов, их подстерегающих, приступают к основанию новых колоний. У муравьев и термитов много сходного в их образе жизни; однако они принадлежат к двум совершенно различным отрядам насекомых, резко отличающимся по своему строению и характеру развития.