Время легенд - Бейшир Норма - Страница 26

Глава 9

Саунд-Бич, апрель 1978 года

Джейм шагала по берегу залива, ступая босыми ногами по мелководью, закатав джинсы до середины икр и засучив до локтей рукава белоснежной рубашки. Ее длинные рыжие волосы развевались на ветру. Джейм подняла свой «Никон», навела его на парус, видневшийся вдали, и, настроив диафрагму, нажала спуск. Потом она изменила настройку объектива, сделала еще один снимок и наконец опустила камеру. Проводив парус долгим взглядом, она повернулась и направилась к дому.

Этот пляж по-прежнему оставался ее излюбленным местом, она всякий раз приезжала на берег Саунд-Бич, когда хотела побыть в одиночестве и поразмыслить в тишине. Этот пляж был ее излюбленным местом, потому что отец всегда приводил ее сюда.

«Папа, — печально думала она. — Наверное, ты действительно умер. Наверное, они говорили правду, ведь я знаю, ты не оставил бы меня надолго, если бы был жив, если бы мог вернуться… Я знаю, ты не бросил бы меня».

Даже теперь, двенадцать лет спустя, исчезновение отца отдавалось в душе Джейм столь же острой болью, какую ей довелось пережить тем страшным утром в «Брайар-Ридж», когда за ней приехали Элис и Джозеф Харкорт. Она не забудет тот день до конца своей жизни.

Джейм помнила чувство опустошения, ужаса и одиночества, которое овладело ею тогда. В ее жизни не было более страшного испытания, с ним не могла сравниться даже смерть матери. И хотя самоубийство Фрэнсис причинило ей мучительную боль, Джейм казалось, что она потеряла мать задолго до ее физической смерти. Прошло немало времени, прежде чем Джейм осознала, что всегда жила с таким ощущением, будто у нее нет матери. Фрэнсис отвергала ее, создавая у Джейм впечатление, что ее не любят, что она никому не нужна, однако отец делал все возможное, чтобы восполнить то, чего мать не могла или не желала ей дать. Лишиться отца означало лишиться всего, что было в ее жизни.

Джейм почувствовала, как из глаза выкатилась слезинка, оставляя на щеке мокрую дорожку. Она продолжала шагать, отбрасывая волосы с лица движением головы. Холодный ветер с залива хлестнул ее по щекам, и Джейм посмотрела вверх, разглядывая серые тучи, бороздившие небо. Будет дождь. Памятный день, когда Элис сообщила ей о смерти отца, тоже был дождливым…

— Ну, как дела в Принстоне? — спросил за ужином Джозеф Харкорт. В тот день когда Джейм приехала домой на весенние каникулы, дядя был в Вашингтоне, в одной из своих загадочных командировок, и лишь сегодня вернулся из поездки.

— Как всегда. — Джейм протянула руку и взяла ломтик хлеба. — Промежуточные зачеты едва не доконали меня, зато теперь я расквиталась со всеми долгами.

Харкорт улыбнулся.

— Ты говоришь так, словно тебе пришлось пройти сквозь пресловутые огонь, воду и медные трубы, — мягко упрекнул он девушку, зная, что Джейм числится среди самых успевающих студентов и учится только на «хорошо» и «отлично».

На лице Джейм появилась кислая мина.

— За последние две недели я не раз побывала в храме и спалила немало свечей, умоляя Господа помочь мне справиться с этой напастью. — Несмотря на то что Джейм отказалась от католической веры, которую ей в раннем детстве прививал отец, сделав уступку пожеланиям бабушки Колин, она до сих пор обращалась к церковным обычаям всякий раз, когда оказывалась в тяжелом положении.

— Брось, Джейм, — подала голос Элис. — Не преувеличивай.

— Это был настоящий кошмар, — настаивала Джейм, набрасываясь на еду с такой жадностью, словно впервые за долгие недели отведала хорошей пищи. — Интегральное исчисление — явно не мой конек. Никак не пойму, неужели в колледже действительно считают, что математика может пригодиться человеку в повседневной жизни?

— Да, и ты бы удивилась, до какой степени, — заверил ее Харкорт.

— Это уж точно. — Джейм откусила хлеб и принялась жевать.

— Ты думала, чем займешься после колледжа? — небрежно спросила Элис.

Джейм встрепенулась.

— Я могла бы стать фоторепортером в одном из манхэттенских изданий, в «Тайм» или «Ньюсуик», — сообщила она, вытирая уголки рта салфеткой. — У меня будет степень по журналистике, к тому же, говорят, я отлично фотографирую. Взяв меня на работу, редакция получает в моем лице сразу двух специалистов.

Харкорт отложил вилку.

— Думаю, я смогу тебе помочь, — сказал он. — У меня есть знакомые среди издателей.

— Это будет просто замечательно, Джо! — с воодушевлением воскликнула Джейм. Она уже давно не называла Харкортов дядей и тетей, по-прежнему не жаловала Элис, хотя к Джозефу относилась с искренней симпатией, прислушивалась к его советам и с радостью принимала его помощь. Ей казалось необычным, что бывший армейский офицер располагает такими обширными связями в гражданских учреждениях, но она никогда не расспрашивала его об этом. Она вскочила с кресла, обежала стол и крепко обняла Джозефа. — Спасибо! Ты прелесть!

Джейм торопливо побежала вверх по лестнице, и Элис послала мужу понимающую улыбку.

— Я вижу, ты по-настоящему привязался к ней? — произнесла она, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Она мне как родная дочь, — ответил Джозеф с нежностью в голосе. — Джим гордился бы, увидев ее сейчас.

— Ты жалеешь, что у нас нет своих детей? — спросила Элис, поколебавшись. Она была бесплодна, и это очень печалило Харкортов в первые годы супружеской жизни.

Джозеф тяжело вздохнул.

— И да, и нет, — ответил он наконец. — Мы смогли бы стать хорошими родителями, если бы не обстоятельства.

— Какие обстоятельства? — спросила его жена.

Харкорт пожал плечами.

— Достаточно взглянуть на Джима и Джейм, — просто сказал он.

На чердаке царили темнота и затхлость. Помещение было заставлено коробками, чемоданами и кипами пыльных книг, которые пролежали здесь, забытые, долгие годы. Срывая по пути густую паутину, Джейм пробиралась сквозь горы хлама в поисках старых семейных фотоальбомов, которые, как она знала, должны были храниться где-то здесь. В последнее время она чувствовала все возрастающий интерес к своим предкам как по линии Колби, так и Лайндов. Джейм говорила себе, что ее влечет простое любопытство, но на самом деле она искала какую-нибудь зацепку, свидетельство прошлого, которое она бы могла постоянно иметь перед глазами, — не важно, что именно. Ее родители умерли, бабка с материнской стороны тоже недавно скончалась. Дед после ряда кровоизлияний в мозг уже не узнавал внучку. Кейт по-прежнему жила в Вашингтоне — ее мужа прочили в государственные деятели. Джейм не знала ни единого родственника отца — разумеется, если не считать Элис и Джозефа, — но была совершенно уверена, что альбомы хранят какие-то сведения о них, которые могут дать ей ключ. До сих пор никто не желал говорить с ней на эту тему, и Джейм не уставала удивляться, отчего бы это.

Устроившись в старом потертом кресле у маленького круглого окошка, похожего на корабельный иллюминатор, она откинула крышку ближайшего чемодана, не видя особой разницы, откуда начинать поиски. Чемодан был набит письмами и фотографиями, такими древними, что они уже начинали желтеть, а их уголки обломались и стали хрупкими от времени. Джейм взяла толстую пачку, положила себе на колени и принялась осторожно разбирать бумаги. «Господи, какие они старые!» — с изумлением подумала Джейм. Здесь попадались письма, датированные концом тридцатых — началом сороковых. Это были письма, которые ее мать получала от бабушки и Кейт, когда та еще училась в Вассаре, письма, которые мать писала отцу во время его поездок, но так и не отправляла. Фотографии матери, тетки и их родителей. Несколько снимков отца — пожелтевшие карточки с изображением высокого щеголеватого мужчины в военной форме. Отец был красив, но почему-то не улыбался. Судя по надписям, эти снимки были сделаны в самом конце войны.

Разбирая чемодан за чемоданом, Джейм, к своему удивлению, обнаружила, что отец, по-видимому, не хранил ни фотографий, ни иных свидетельств о своих родственниках. Писем со штампами военных лет тоже не оказалось. И ни одной фотографии. «Создается впечатление, будто до тысяча девятьсот сорок второго года папа вовсе не существовал», — подумала озадаченная Джейм.