Метаморфозы вампиров-2 - Уилсон Колин Генри - Страница 25

В голове мелькнуло: а как же у Ригмар с сердцем? Если полностью остановилось, то не опасно ли для жизни? Он вовремя спохватился, что размышлять над этим чревато: появится уязвимость, а теперешнее отчуждение как раз от него и зависит.

Едва отогнав ощущение уязвимости, Карлсен почувствовал, что будто бы плавно взмывает вверх. Словно ум, отрешившись от тела, обрел легкость надутого гелием шара и от малейшего толчка может тронуться в том или ином направлении. Считанные секунды, и он снова плыл в атмосфере чистой свободы. Мир и безопасность были такие полные, что Карлсен напрочь позабыл о своем местонахождении. Ощущение времени схлынуло — все равно что спать и вместе с тем полностью бодрствовать. И тут, когда ощущение покоя начало переплавляться в физическую сладость (сродни несказанно уютному теплу), до него дошло, что окружающий мир вот он, возвратился. Ощущение непостижимо переросло в трели искристого света, словно кровь преобразилась в молодое шампанское, средоточащее в себе все запахи весны, лета и осени. Но вот оно прошло, и Карлсен почувствовал, что все так же стоит прислонясь к стене, а все в зале на него смотрят. Макрон стоял непосредственно напротив, с напряженным недоумением вглядываясь ему в лицо. Голос Ригмар:

— Мы условились, что тебе следует выйти.

Карлсен натянуто улыбнулся ей, затем Макрону. Нечего и гадать, решение принято единственно с целью умилостивить гребира. Ашлар с тревожно— растерянным видом кивнула: иди, мол. Макрон, прежде чем посторониться, секунду-другую нарочито помедлил. Карлсен, чтобы как-то ему досадить даже не кивнул (детский сад какой-то: кто кого переупрямит). Подойдя к ближнему цилиндру, он открыл дверцу и ступил внутрь. Странно: индикатор при этом вспыхнул белым, причем не дымчато-белесым, как клубящийся в трубке газ, а чистым, слепяще-ярким, словно свежевыпавший снег. Карлсен все еще недоумевал, когда знакомое уже головокружение, взвихрясь, ненадолго затуманило сознание. О возвращении в свое тело дало знать иглистое покалывание. По сравнению с телом Ригмар ощущение какое-то тусклое, безынтересное, как блеклый зимний день. Из цилиндров они с Ригмар вышли одновременно. На мгновение их взгляды встретились (так, доля секунды) — но и этого мига хватило, чтобы понять: эту женщину в своей жизни он теперь знает ближе всех. Направляясь уже к двери, Карлсен успел заметить, как Ригмар вызвала очередную волну замешательства, пройдя в круг женщин, вместо того чтобы отправить туда Ашлар, а самой снова взяться за роль распорядительницы. Встретившись глазами с Крайски, он понял: все считают, что Ригмар так и продолжает этот затянувшийся поединок с Макроном. Истинная причина была видна лишь Карлсену: женщине хотелось скрыть от гребиров, что в ней произошло.

Непривычно было находиться снаружи, под открытым небом. Зал Ритуала создавал интимность и замкнутость, свойственные сауне. Мысли и впечатления теперь как бы простирались в бескрайнюю пустоту — так гаснет вдали безвозвратное эхо. На мгновение Карлсена охватил странный, бесприютный холод, все равно, что ступить под промозглый ветер. Хотя воздух вокруг дышал отрадным теплом. Осваиваясь с обычным своим восприятием, Карлсен уловил, что некое изменение произошло и в собственном теле. Начать с того, ощущалось оно теперь как-то тяжелее (Ригмар как бы тщательнее его подстроила под гравитацию планеты). Одновременно продолжали ощущаться покой и равновесие, сопровождавшие ее внутреннюю трансформацию. При взгляде на джерид, а следом на неестественно синие воды озера, осознание как бы щелчком пришло в резкий фокус, на миг повергнув Карлсена в восторженное изумление.

— Да-да, — послышался вдруг голос К-17, — это всегда происходит одновременно.

Он стоял сзади, под портиком. Изумляла тщательность, с какой каджек прочел его мысли.

— Как ты догадался?!

— Потому что без меня этого бы не произошло, — чуть ли не виновато произнес тот.

— Ты все это вызвал?

— Нет, что вы. Я был просто катализатором. Как вон и оно, — он кивком указал на джерид.

— Не понимаю.

Изнутри донесся негромкий ропот, словно приглушенные аплодисменты.

— К сожалению, времени на разъяснения нет. Вам необходимо немедленно уйти.

— Уйти?? (чушь какая-то). С какой стати?

— Вы видели гребиров, и так и не поняли?

— Нет.

— Они только что выдворили вас с ритуала плодородия, — не повышая голоса сказал каджек. — Но у них осталось смутное чувство, что победа за вами. Вы отказались признать их превосходство. В отношении гребиров такое всегда опасно.

— Почему? Выставили так выставили, чего такого?

— Вы не гребир. Кроме того, — уж извините, — вы допустили большую оплошность, выказав свое к ним отношение. Для них это наихудшее из оскорблений. Поэтому вы должны немедленно ретироваться.

— А товарищ мой?

— Пока вы с ним, вы в опасности.

— Но как же я вернусь на Землю?

— Это все обустроено. Уходите как можно скорее.

Настойчивость в голосе дала понять: положение опаснее, чем кажется.

— Но куда?

— К подножию джерида.

— И как?

— Вплавь, — каджек указал на воду.

— Л-ладно, — проговорил Карлсен, все еще колеблясь.

Дорога, подходя к озеру, образовывала футовый уступ. Осмотрительно сев, он обе ноги сунул в воду. Не вода, а батут какой-то: упругая.

— Спешите.

Карлсен, толкнувшись, с головой ушел под воду. Подозрение оправдалось: тело действительно потяжелело. Тут теплая желеобразная вода снова вытолкнутла его наружу. Выровнявшись, он резкими отмашками поплыл — получалось как раз вдоль дороги. Дистанция давалась неожиданно легко. Вода сама вытесняла тело, так что с каждым взмахом он продвигался как минимум на два корпуса. Когда через какое-то время обернулся, каджек уже исчез.

Пловцом Карлсен был великолепным, и вскоре покрыл уже значительное расстояние. Оглянувшись через плечо, увидел на берегу нескольких женщин — стоят, смотрят вслед. Хотя вряд ли кому было дело до одинокого пловца: вон они, постояли и разошлись.

Расстояние оказалось больше, чем он предполагал: вот уж полчаса как в воде, а до джерида все еще по меньшей мере миля. Карлсен решил устроить себе короткую передышку, звездой раскинувшись на поверхности. Город в такой дали, что уже не различат. Тем не менее, какой-то инстинкт подгонял, и Карлсен поплыл длинными, размеренными гребками, от которых вода вытесняла корпус чуть ли не целиком. Странное внутреннее напряжение держалось, покуда он, выбравшись шаткой поступью на берег, не рухнул в спутанные, проволочно-жесткие космы синей травы. Сердце колотилось так, что казалось, оно одно переполняет грудь, тесня дыхание. От подножия джерида его отделяла лишь сотня-другая ярдов.

Вблизи габариты просто подавляли. Корни-анаконды, изогнутые как изувеченные артритом пальцы, обвивали ствол (в основании не меньше сотни ярдов). Само дерево вздымалось подобно небоскребу с нарушенной землетрясением вертикалью. С несолнечной стороны серую кору покрывало что-то вроде плесени, синеватой. Причем кора эдакими ромбами, как кожура ананаса. А за деревом густилась лиственная поросль.

Он в изнеможении лежал с закрытыми глазами, когда небо раскололось обвальным громовым раскатом, вслед за чем засквозил набирающий силу ветер. Моментально очнувшись, Карлсен вскочил и стремглав помчался к дереву. Поздно: уже на полпути буря разыгралась такая, что того гляди, сдует обратно в воду; ливень наотмашь хлестал бичами струй. Карлсен распластался на земле и видя, что буря по-прежнему набирает силу, обеими руками схватился за пряди травы, ногами вжавшись в сыпучую почву. Мелькнул страх, что траву сейчас вырвет с корнем, но тут вдруг почувствовал, что она будто сама норовит втянуться поглубже в грунт. Гребиры беснуются, никак не иначе.

Так он пролежал минут пять в надежде, что буря уймется, но видя, что та лишь крепчает, решил ползком пробираться под прикрытие корней. Каждое движение требовало тщательной подготовки: сначала, согнув ногу в колене, врыться для подстраховки носком в грунт. Закрепившись, как следует, ногу подтянуть, и одной рукой цепко держась, другой хапнуть очередной клок травы. Затем то же самое с другой ногой. В одном месте подвела поспешность, за что Карлсен поплатился: отшвырнуло на десяток футов как листик, прежде чем изловчился уцепиться. После этого двигаться стал медленней и осмотрительней, иной раз довольствуясь считанными дюймами. Пыль кусала лицо, битым стеклом жалила костяшки пальцев.