Путь ярости - Тамоников Александр Александрович - Страница 13

– Браво, шеф! – одобрительно выкрикнул Джерри. – В самое яблочко!

Они шли, ведя стрельбу навскидку. Но мишени не стояли на месте, люди учились выживать по мере охоты. Бывший спецназовец и католический священник мчался зигзагами, качался, словно маятник. Какими-то рывками перемещался десантник Голубев – подлетал, падал на бок, скатывался в канавы. Нырнул в траншею подросток, а выбрался из нее гораздо правее – пробежал по дну пару десятков метров и возник практически на правом фланге полигона. Он бежал, закрывая зачем-то затылок рукой, словно это могло уберечь от пули. Джерри смеялся, посылая в него пулю за пулей. Похоже, баловался – пули взбивали фонтанчики под ногами мальчишки, заставляя его выделывать какие-то сумасшедшие па. Скорость передвижения мишеней была небольшой, они не одолели и половины расстояния. Вперед вырвался Агишев. Немного не рассчитал – задержался на открытом пространстве дольше, чем стоило. По нему открыли огонь одновременно все трое. Было видно, как одна из пуль попала в спину – и грязно-зеленый спортивный костюм окрасился красным. Он рухнул на колени и, извернувшись, вывернул руку за спину, словно собрался потрогать рану. До раны он не достал, окоченел на несколько мгновений и повалился лицом в щуплый кустарник. Но трое продолжали бежать. Американцы перешли на рысь. Они меняли на ходу магазины, оживленно переговаривались. Джерри пошел на обгон. Теперь он не баловался, стрелял на поражение. Охнул Фуллертон – Николаев, рядом с которым он проходил, оказался скорее жив, чем мертв. Перебитый позвоночник не помешал выбросить руку и схватить Фуллертона за лодыжку! Американец вскрикнул от испуга. Он привык жить в мире, где мертвецы не совершают резких движений. Он попытался вырвать ногу, одновременно делая прыжок в сторону. Дьявол! Что случилось с хваленой выдержкой и самообладанием! Нельзя закрывать глаза на законы физики! Он покатился в канаву, возмущенно ропща, зарылся физиономией в гумус, перемешанный с глиной, а раненый продолжал держать его ногу. Хардинг передернул затвор, выстрелил Агишеву в сердце. Но даже мертвый ополченец сжимал свою добычу мертвой хваткой. Хардинг, посмеиваясь, помог коллеге принять вертикальную позу и разжать удавку мертвеца. Фуллертон был бледен, испачкан в земле.

– Бог мой, думал, ангела увижу, а это опять вы, шеф… – Он начал отряхиваться. – На кого я похож!

– Ты выглядишь потрясающе, Томас, – подмигнул и оскалился Джерри, оторвавшись от поиска мишеней. – Все в порядке, чуть позднее тебе ничто не помешает принять душ.

Охота продолжалась с переменным успехом. Недостатка в боеприпасах американцы пока не испытывали. Но уже накапливалась усталость. Джерри пошутил, что надо сохраниться как есть, с толком передохнуть, а потом продолжить с прерванного места. Беглецы почувствовали заминку в рядах охотников – практически одновременно вылетели из укрытий и бросились вперед. Наемники открыли беглый огонь, но данный эпизод «оружейной проверки» не стал предметом для гордости. Все мишени успели спрятаться. Голубев и молодой Ситник отрывисто перекликались – опытный десантник поучал мальчишку, как себя вести. Презрительно оскалился поляк Гомарек – его измазанное глиной лицо мелькнуло и скрылось, когда пуля едва не оторвала ухо. Представление начинало утомлять.

– Вперед, коллеги, – командовал Хардинг. – Пошли, пошли, нечего лениться.

Снова загремели выстрелы, расстояние между охотниками и добычей стало сокращаться. Джерри перепрыгивал через канавы, ведя на бегу огонь. Ополченцы сообразили, что пахнет жареным, ринулись прочь. Расстояние до берега оставалось приличным, но юному Ситнику взбрело в голову, что появился шанс. Он выпрыгнул из-за косогора и помчался опрометью, пригибаясь и виляя из стороны в стороны. Голубев что-то злобно прокричал ему из траншеи, но тот даже ухом не повел. Пелена стояла перед глазами, ему казалось, что спасительный обрыв рядом. Фуллертон на этот раз не дал промашку – снял пацана на излете, когда тот красиво, подогнув ноги, перелетал через яму. Пуля попала в бедро. Мальчишка закричал от вспарывающей боли, повалился животом на сухой огрызок кустарника, пропорол живот. Он не потерял сознания, инстинктивно пытался ползти дальше. Кровь хлестала из простреленной ноги. Фуллертон ускорил шаг, добежал до мальчишки – словно боялся, что кто-то из коллег сделает это первым. Юнец с ужасом смотрел, как убийца передергивает затвор – он так и не вник разумом, что все происходит не в страшном сне.

– Подождите, не стреляйте, зачем вы это делаете? – взвизгнул он.

Фуллертон вскинул винтовку. Он целился в голову, собирался подстрелить, как белку, – в глаз. Он в принципе мог бы и не стрелять – невелико мастерство попасть в мишень с пары метров. Но наемник искренне считал, что любое дело должно быть завершено. Парень начал отползать, прикрывая лицо рукой, – белый как мел. Хлопнул выстрел – и бездыханное тело с раскроенным черепом сползло в канаву.

Одновременно с выстрелом прогремел еще один – и самодовольно заулюлюкал Джерри. Новой жертвой стал бывший католический священник Гомарек. Вместе со смертью он унес в могилу тайну своей симпатии к ополчению Донбасса. Выстрел был действительно метким – пуля вошла между лопаток в момент отчаянного рывка, когда пленному до обрыва оставалось двадцать метров.

– Можно не добивать! – самоуверенно известил Джерри. – Все о’кей!

Гомарек не шевелился, бездыханное тело обагрила кровь. Теперь все усилия снайперов сконцентрировались на последней мишени. А десантник Голубев оказался крепким орешком. Российский десант есть российский десант. Он прыгал по косогорам, нырял в укрытие за мгновение до выстрела – чувствовал его какими-то тонкими нервами. Американцы забеспокоились – этот парень уклонялся от пуль, словно они летели не быстрее шмелей. Добежит, не добежит – в принципе, пустяк, но какой удар по профессиональному самолюбию! И этот поганец еще показывал им средний палец! Стрелки бежали за ним, стараясь сократить дистанцию, выпускали пулю за пулей. Но десантник был словно заколдован, пули его не брали. Это начинало раздражать. Вот он нырнул в канаву, и спустя мгновение из нее что-то вылетело – спортивная куртка, в которой он был! Ее прошили, порвали три меткие пули. Но это была лишь куртка, тело отправилось другой дорогой. Десантник летел куда-то вбок под возмущенные выкрики снайперов. Кувырок, подскок, качание маятника с одновременным набором скорости. И полетел вперед, как будто на воздушной подушке. Пули вспарывали землю под ногами, трясли кустарник, вырывали куски дерна. Болельщики подбадривали стрелков улюлюканьем и криками. Кто-то из зрителей болел за американцев, кто-то за десантника – чем не повод утереть нос чванливым и самоуверенным союзникам!

– Во чешет – как кот от пылесоса! – веселился один из охранников.

– Ловок, гад! – смеялся другой. – Быстрый, маневренный, и расход горючки у него небольшой!

Американцы запыхались, стали допускать ошибки. Злость и раздражение сказывались на эффективности стрельбы. Непростое дело – подстрелить русского солдата. А тот как будто и не устал – продолжал метаться, увертываясь от пуль, поступательно двигался дальше. У Джерри первого закончились боеприпасы, о чем он и известил с нескрываемой злобой. У остальных еще остались патроны, но пользы от них не было. Фуллертон дышал, как загнанная лошадь, обливался потом. Хардинг сохранял самообладание. Он сел на колено, упер локоть в бедро. Дыхание срывалось, но он держал себя в руках. Шустрая фигура российского военнослужащего мелькала по сетке прицела. Он должен был попасть! Но он промахнулся – пуля отделилась от ствола в тот момент, когда десантник кинулся в сторону. Хардинг невольно выругался. Спокойно, старина, спокойно, это всего лишь учебные стрельбы и небольшое ущемление профессиональной гордости…

Американцы проиграли! Десантник в несколько прыжков домчался до обрыва, распластался на краю.

– Полковник, я на обрыве! – закричал он, срывая голос. – Пусть прекращают стрельбу, вы обещали!

Над полигоном установилось хрупкое затишье. Американцы озадаченно переминались. Переглянулись с Хардингом, забросили винтовки за плечи, повинуясь молчаливому приказу. Ухмыляющиеся зрители и насупленные участники охоты подходили к обрыву. Пятеро ополченцев были мертвы, лежали в разных концах полигона. Шестой подполз к краю обрыва, заглянул в бездну, отполз обратно. Он обернулся, начал медленно подниматься. Он видел, что к нему подходят люди. Бледное лицо перекосила усмешка – за ней он скрывал непроходящий страх. Но парень неплохо владел собой. Беготня по грани не сломила его. Он спешил подняться до подхода людей, чтобы не видели его ползающим на коленях. Люди приблизились, с любопытством его разглядывали. Тот спокойно смотрел в глаза врагам. Паскевич, что-то мурлыча под нос, подошел к обрыву, глянул вниз, присвистнул. Остальные не стали это делать.