Трилогия об Игоре Корсакове - Николаев Андрей - Страница 73

«Вчера состоялась встреча премьер-министров стран Содружества в Лондоне (до 17 марта). Хендрик Фервурд объявляет о том, что Южная Африка 31 мая выходит из Содружества. В Тананариве, Мадагаскар, проходит конференция политических лидеров Республики Конго; до 12 марта. Достигнута договоренность об образовании конфедерации 18 государств».

Не то, дальше:

«Космический корабль с подопытным животным: 9 марта 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту и в тот же день успешно совершил посадку в заданном районе четвертый космический корабль-спутник. Вес корабля без последней ступени ракеты-носителя 4700 килограммов. Высота перигея орбиты 183,5 километра, высота апогея 248,8 километра, наклонение 64 градуса 56 минут к плоскости экватора. На корабле была установлена кабина с подопытным животным – собакой Чернушкой и другими биологическими объектами, а также телеметрическая и телевизионная системы».

Господи, какие космические корабли?

«Далай-лама обращается в ООН с призывом восстановить независимость Тибета».

А это что?

«Сегодня на полигоне в районе архипелага Новая Земля, в научных целях, осуществлен атмосферный взрыв водородной бомбы мощностью пятьдесят мегатонн. В ходе эксперимента…»

Нет, только не там! Она почувствовала, как голова наполняется звоном, как дрожат руки, а сердце бьется неровно, с задержкой: остановится – снова забьется, опять остановится…

В глазах багровый туман. Гнев, ярость? Жалость, страдание? Закрашенное окно напротив, она переводит на него взгляд и стекло лопается, разлетаясь грязно-белым дождем, осколки бьют в стены. С треском вылетает рама, гнутся стальные решетки…

– Лада, Лада Алексеевна! Остановитесь!

Врач. Он должен сказать всем, он должен передать им: нельзя, нельзя ничего взрывать! Там же ворота, «Золотые врата»! Остановите их, мир рухнет, там ждут чудовища, остановите…

– Сестра, быстрее!

Держат за руку, протирают сгиб локтя чем-то холодным, укол, мягкий толчок в голову.

– Доктор, я вас умоляю: передайте…

– Хорошо, хорошо, я обязательно передам. А вы пока отдохните.

Свет тускнеет, голоса становятся глуше. Сон? Смерть? Пусть! Только остановите!

Врач посидел в кресле, с ненавистью глядя на телефон. Открыл ящик стола, вынул коньяк, налил в рюмку, выпил. Быстро, словно боясь передумать, набрал номер. Длинные гудки, наконец трубку сняли.

– Николай Андреевич? Да, это я. У «литерной» пациентки кризис, – врач слушал, морща лоб, на лбу проступили капельки пота. – Ну, если в подробностях: транквилизаторы подействовали довольно быстро. Как и было обговорено, «случайно» забытая газета с заметкой о ядерном испытании. Ничего конкретного не сказала, так, бред какой-то: нельзя взрывать, там, за вратами ждут чудовища. Да, сопровождался неконтролируемым выбросом энергии, слава богу, обошлось без жертв. Естественно, да, но до сего дня она ничего не помнила, и я полагаю…, да, конечно, продолжим. Думаю, память возвращается именно в кризисные моменты. Если вызывать слишком часто…, да, понял. Слушаюсь. Всего доброго, Николай Андреевич, – врач осторожно положил трубку на аппарат, вытер платком лоб. 

Открыв сейф, он вынул коричневую папку, развязал тесемки и, достав прошитые листки, раскрыл на столе. Обмакнул ручку в чернильницу и четким почерком написал:

9.03.1961.

Пациентка Белозерская Лада Алексеевна, эксперимент «Золотые врата». В результате проведенных исследований выявлено …

ЧЕРНОЕ ТАРО

Глава 1

Начало осени выдалось жарким и вечер не принес прохлады после духоты знойного дня. Вымотанные жарой кони шли усталым шагом, вяло отмахиваясь от докучливых мух. Корнет Корсаков снял кивер[28], вытер рукавом доломана[29] мокрый лоб и оглянулся назад. Пятеро приданных ему казаков угрюмо, с видимым сожалением посматривали по сторонам из-под лохматых шапок. Смотреть было на что: распахнутые, а кое-где и сорванные с петель двери складов и магазинов так и приглашали заглянуть, проверить, не забыли ли чего хозяева при спешном отъезде. Купеческие особняки, лабазы, пустые торговые ряды… Как только пронесся слух, что Москву могут оставить население бросилось вон из обжитых квартир и домов, торопясь вывезти домашний скарб подальше от обреченного города. Насколько знал Корсаков, совет в Филях, на котором главнокомандующий принял решение оставить Москву, закончился только несколько часов назад, а впечатление было, будто горожане давно готовилась к подобной ситуации.

Западные окраины опустели, словно горячий ветер выдул людей, оставляя завоевателям пустые улицы, усеянные обломками мебели, обрывками бумаги, клочьями сена, тряпьем — всем тем, что бросали второпях уходившие жители. Изредка позади вспыхивала ружейная стрельба — авангард Мюрата[30] вступал на окраины древнего русского города.

Хорунжий[31] Головков поравнялся с Корсаковым и душераздирающе вздохнул. Корнет покосился на него.

— Водицы бы хоть свежей набрать, а Алексей Василич?

— Скажи уж: в домах пошуровать не терпится, — усмехнулся Корсаков.

— Ну, это, вроде как, тоже не помешает, — согласился хорунжий. — Все одно пропадет — не воры, так француз приберет. А казак с войны живет, коли уж возможность имеется.

— Возможности, как раз, и не имеется. Считай, приехали уже.

Копыта застучали по булыжникам Арбата. Здесь еще спешно грузили телеги, кареты, брички. Бегали дворовые, слышался детский плач, ругань.

Головков вытащил из кольца при седле пику, поддел валявшуюся в пыли шляпку французской соломки с пышным розовым бантом и, оглянувшись, бросил ее казакам. Один подхватил ее на лету, помял в грубых пальцах, погладил бант заскорузлой ладонью.

— Слышь, Семен, ты заместо шапки ее приспособь, — посоветовал хорунжий.

Казаки заржали, откидываясь в седлах. Семен, крепкий казак лет тридцати, с окладистой черной бородой, зыркнул на них чуть раскосым глазом, досадливо крякнул и отшвырнул шляпку в сторону.

— Вам бы все смех, — прово он, — а мне Варвара так наказала: без гостинца на порог не пущу.

— Ничего, казак, — успокоил его корнет, — война длинная будет, наберешь еще подарков. Эй, любезный, — окликнул он пробегающего мимо слугу в дорожном сюртуке, — дом князя Козловского не укажешь ли?

— По улице последний слева, господин корнет, — махнул рукой слуга, — а что, француз? Нешто заберет Москву?

— Уноси ноги, парень, — буркнул, проезжая, Головков.

— Э-эх, защитнички, — сплюнул слуга, — златоглавую на поругание отдаете!

— Ну, ты! — Головков замахнулся плетью.

— Хорунжий! — прикрикнул Корсаков.

Головков с неохотой опустил руку. Едущий следом Семен толкнул слугу конем, зверовато оскалился. Тот отскочил назад, угрюмым взглядом провожая казаков.

— Привыкайте, Георгий Иванович, — Корсаков вынул из кивера султан, подул, расправляя белый заячий мех, воткнул в головной убор и, отведя руку, полюбовался, — еще не того наслушаемся. Моя б воля — встать под Москвой насмерть, костьми лечь, а не пустить Буонапартэ в город.

— Костьми лечь — дело нехитрое, а дальше что? Михайла Ларионович правильно рассудил: перво-наперво армию сохранить, резерв обучить. Вот осень уже, а там и зима. Завязнет супостат, ни еды, ни фуража — позади сами все разорили, а с голоду много не навоюешь. Погоним француза, помяните мое слово, Алексей Василич.

— Тебя послушать, так и воевать не надо, — поморщился Корсаков, — рассыпаться по лесам да обозы хватать. Не по чести это. Сойтись грудь в грудь, глаза в глаза! Штык на штык, клинок на клинок, вот это по мне, — он попытался взбить едва пробившиеся усы, — чтобы ветер в ушах, чтобы картечь в лицо!