Пылающий мост - Угрюмова Виктория - Страница 36

Татхагатха и верховный жрец выглядят серьезными и встревоженными...

Черный бык Малана-Тенгри тоскует, ибо настал час кормежки, – он укоризненно смотрит на Каэ и шумно вздыхает. Даже у стены слышно.

– Понимаю, – молвит Аджахак. – Ступай к ним, отдыхай. Я встретил тебя и рад этому. Но помни, времени у нас немного, и потому не теряй его зря. Когда будешь готова к походу, приходи. Я стану ждать тебя на Шангайской равнине, чтобы не нарушать покой бедных людей.

– Мне неудобно, Аджахак, – протестует она.

– Извини, это мне неудобно. Стена у вас какая-то хрупкая, и мне совсем не хочется обрушить ее своей тяжестью, иначе Нингишзида окончательно утратит уважение к древним существам.

– Тебе прислать жертвенных животных?

– Пообедаю, – соглашается Аджахак. – Но не больше стада: я сыт.

В парадном зале звучали музыка, смех и приветственные крики. Произносили невесть какой по счету тост во славу повелительницы Сонандана, ее многочисленных друзей и сподвижников.

Столы буквально ломились под тяжестью золотой и серебряной посуды, щедро украшенной драгоценными камнями. Звонко пели птицы, порхающие под потолком. Стены и колонны были увиты плющом, буйно цветущим красными и голубыми цветами. В мраморных бассейнах плескались цветные рыбешки. В огромных перламутровых раковинах, привезенных из Хадрамаута, горами были навалены спелые фрукты.

Джоу Лахатал, впервые принимавший участие в подобных празднествах, оглядывался в недоумении и смущении. Его удивляло все, что здесь происходило: и доблестные военачальники и вельможи, относившиеся к нему с уважением, но не более того – без тени священного трепета или благоговения, каковой им полагалось бы испытывать в присутствии Верховного бога Арнемвенда, – большинство из них по многу раз предлагали чокнуться, радушно угощали и все время пытались завязать беседу. Змеебог вертел головой, пытаясь отыскать братьев, но га-Мавет не обращал на него внимания, занятый разговором с Номмо. Желтоглазый Бог Смерти питал слабость к маленькому альву, который напоминал ему своего кузена – Воршуда. Тхагаледжа и Арескои увлеклись спором о преимуществах секир и топоров перед остальным рубящим оружием, при этом правитель Сонандана быстро что-то черкал на плотной бумаге – как оказалось впоследствии, Бог Войны согласился позировать для серии портретов.

Каэтану окружили тесным кольцом Магнус, Куланн, Могаллан и То Кобинан. Она звонко смеялась, глядя, как молодой чародей жонглирует вилками... Рядом с ней пристроились в уголке пушистые хортлаки, вымытые и чуть ли не завитые по такому торжественному случаю. Было их четверо, и среди них – Мика, тот самый, что пытался рассказать ей некогда свою историю.

Астерион заглянул на полчаса: больше вынести в закрытом помещении не мог, но оставил по себе память – ветер, звучащий музыкой. Словно сотни крохотных хрустальных и серебряных звоночков пели, кружась над столами.

Джоу Лахатал чувствовал себя немного странно – уходить ему не хотелось, праздник удался на славу, но и привыкнуть к своему новому положению было нелегко. Каэ заметила его растерянный взгляд и пересела поближе к Змеебогу, ухватив из-под носа у Барнабы кувшин со своим любимым зеленым вином.

– Вот, попробуй, – предложила она Лахаталу. – Заслуживает твоего внимания. Жнец таскает его из моих погребов бочками, но ты не проговорись, что я об этом знаю, – ему доставляет особенное удовольствие не столько вино, сколько собственная ловкость и неуязвимость.

Лахатал пригубил из высокого бокала, почмокал губами и расплылся в блаженной улыбке.

– Поверишь, я бы тоже это вино таскал.

– Нужды нет – и так подарю.

– Боюсь тебя спрашивать, – произнес Владыка Арнемвенда, – скорее даже вовсе не хочу знать, зачем пожаловал к тебе Аджахак, но драконы слишком редко ходят в гости, чтобы я мог не обратить внимания на это.

Каэ повертела в руках тонкостенный бокал, посмотрела вино на свет, и по выражению ее лица Лахатал понял, что на сердце у его собеседницы не просто кошки скребут.

– Не успеваем? – шепнул он.

– Да нет. Должны успеть, но... Аджахак, видишь ли, предоставляет себя мне в виде транспортного средства.

– Почему именно сейчас? – насторожился Змеебог.

– Они все делают вовремя – мудрость у них уже не только в крови, но и в костях, и в когтях, и в клыках... Значит, так нужно. И в этом странствии мне потребуется помощь дракона. Но беда, Джоу, в том, что мне постоянно кажется, будто я что-то упускаю из виду. Я бы не отказалась сейчас от любой помощи: мне нужен совет. Совет существа древнего, знающего. Но Аджахак говорит загадками, и это так некстати. Я устала быть Сутью Сути и одновременно – Истиной. Я спать хочу. Я плакать хочу от испуга и отчаяния, понимаешь? Какая из меня защитница Арнемвенда, если я посуду бы с огромным удовольствием переколотила, но нельзя: все смотрят, все внимают. Я не могу их подвести. Где те блаженные времена, когда ты на меня охотился?

Джоу Лахатал несколько покраснел, но утешил себя тем, что краска на его щеках может быть вызвана и обилием горячительных напитков, и даже отсветом его алого плаща.

Каэ неожиданно легко рассмеялась.

– Ты о чем? – спросил Змеебог.

– А ты сам погляди, у моих придворных дам голова идет кругом – столько богов-красавцев вокруг. Непонятно, с кем кокетничать в первую очередь. Вот! Смотри – да не там, справа!

Лахатал обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как очаровательная молодая особа лет двадцати с небольшим с грациознейшим поклоном поднесла га-Мавету кубок с пенящимся вином, Бог Смерти недоверчиво лизнул языком шипящую поверхность напитка, и на лице его отразилось изумление, смешанное с восторгом. Девушка таяла и млела.

– Вот тебе и на! – расхохотался Змеебог. – Женщины – самые отчаянные существа в мире. Ни один демон, ни один джат, ни один урахаг не подойдет к га-Мавету и на полет стрелы, а ей кавалер понадобился.

Его слова оказались пророческими, потому что молодая особа успела что-то шепнуть на ухо желтоглазому, и тот изумленно уставился на нее своими кошачьими вертикальными зрачками. Затем посуровел и отрицательно покачал головой.