Обратная сторона вечности - Угрюмова Виктория - Страница 42

Я пошел к твоему отцу и сказал: "Аэдона, бросайте это место и бегите". И он ответил мне так: "Милый Номмо, ты же сам понимаешь, что от этого не убежать. Я догадываюсь, кто нас ищет, и надеюсь только на то, что нам удастся подготовиться ко встрече. Пойдем со мной в замок. Я кое-что отдам тебе. И если ты встретишь моего сына, когда меня уже не будет на свете, отдашь ему это — но только в том случае, если он примет известное решение". Мы пошли в замок, и там я получил от твоего отца наследство для тебя.

Заметив, как вздрогнул Рогмо и потянулся к нему, Хозяин Огня быстро проговорил:

— Твой отец горько сожалел о том, что оставляет это наследство тебе. Он так берег тебя от него. И напоследок еще раз просил тебя подумать. Оно не принесет счастья, только умножит скорбь, горе и заставит страшного врага преследовать тебя. Но, с другой стороны, сказал мне мой друг Аэдона, кто-то же должен отвечать и за такие вещи. Думай, Рогмо, Князь Энгурры, Пресветлый Эльф Леса, какую судьбу ты выбираешь себе. Либо ты остаешься свободным бродягой, равно далеким от эльфов и людей, не имеющим никаких обязательств перед своим погибшим отцом и уничтоженным народом (и запомни, что никто и никогда не будет тебя за это осуждать), и я поищу другого наследника отцовскому добру, либо ты принимаешь на себя ответственность и за людей, и за эльфов, и за всех прочих живых существ — и тяжесть долга на твоих плечах возрастет не во сто, а в сто сотен крат. Выбирай. — И грозным был голос Хозяина Огня.

— Расскажи дальше, — попросил Рогмо.

— Ты прав. Так тебе легче будет сделать выбор.

Не успел я получить от отца эту вещь и уйти из замка, как неодолимое воинство напало на него. Они пришли из ниоткуда, из другого мира. Их не было еще мгновение тому назад, и вот они уже идут тысячной толпой. Самое страшное, Рогмо, что большинство из них были невидимы даже нам, духам. Скопление Зла, ощутимое, но практически неуязвимое. Раздумывать было некогда. Твой отец и его доблестные воины пытались оказать им сопротивление, но были убиты вскоре после начала боя. Мы наблюдали со стороны за происходящим, и надеюсь, что ты не станешь нас презирать за то, что мы не ринулись в бой. Если сами эльфы оказались беспомощными перед лицом своих врагов, то куда нам? Аэдона умер легко, будь счастлив этим. Твоей мачехе повезло меньше.

Она не знала, где хранится этот предмет, что передал мне Князь Энгурры, не знала, что он отдал его мне. Она только знала, что он существует и проклятие обладания им лежит на всем народе вашего княжества. Ты, видел, что они сделали с ней, пытаясь узнать тайну твоего отца. Она молчала. А мы не могли ей помочь, потому что сила лесных духов ничтожно мала по сравнению с той злобной мощью, которой обладали враги.

Несколько приведенных ими чудовищ были вполне осязаемы и реальны — лучше бы все были невидимы. Ты видел Рогмо, и сарвохов, и троллей, и хищных ящеров. Есть также в нашем мире гарпии, мардагайлы, джаты. Но даже мардагайлы ничто по сравнению с этим порождением Тьмы. Они рвали эльфов на части, ломали их, как надоевшие игрушки. А твой народ не смог даже оказать сопротивления. Мы слишком поздно спохватились!

А руководил всем старик со странным и отвратительным украшением на шее. Он-то и искал в замке ту вещь, за которую так беспокоился твой отец. Когда он понял, что проиграл, то разъярился так, что приказал громить и крушить все вокруг…

— Человек?! — ахнул Рогмо. — Значит, все-таки человек!

— Я неверно выразился — существо в человеческой оболочке. Злобное, страшное и очень больное. Это он привел с собой людей и приказал их убить у входа в замок, чтобы перевалить вину на жителей Гатама.

— Я так и подумал, — кивнул полуэльф.

— Ты мудр. Другой бы на твоем месте не стал разбираться, увидь он то, что и ты.

— Что было дальше? — спросил сын Аэдоны с отчаянной решимостью дослушать до конца эту горькую историю, чтобы уже никогда не забыть о том, что сделал неведомый враг с прекрасным замком и его обитателями.

— Ты все видел, Рогмо, сын Аэдоны. Зачем я буду рвать твое сердце и испепелять свое? Мне будет очень трудно жить после того, что я пережил. А я не видел почти ничего. Я сбежал, мальчик мой. Я сбежал и бросил любимых мною существ, чтобы спасти эту вещь по просьбе твоего отца, да будет она трижды проклята. Мальчик мой! Оставь ее, брось!!! В мире много прекрасного, и горе когда-нибудь развеется. Не бери на себя эту тяжесть, не подвергай себя опасности! Ведь смерть твоего отца — это только начало. Начинает сбываться проклятие Гаронманов — так он сказал мне на прощание.

Рогмо долго сидел у сиреневого пламени в глубоком молчании.

— Мне нужно похоронить их, — сказал он наконец.

— Мы поможем тебе, — откликнулся Номмо.

— Мы все сделаем, — сказал кто-то, и голос, как показалось Рогмо, несся с верхушки соседнего дерева.

В ручье кто-то плеснул и пропел:

— Мы любили их!

— Мы все их похороним! — прошептали деревья.

Рассвет следующего дня застал Рогмо уже на развалинах замка. Но на сей раз он пришел не один, и ему хоть немного легче было смотреть на своих друзей и родственников.

Лесные обитатели, духи озер и ручьев, несколько чудом уцелевших домовых, обитавших в замке, — пестрая, шумная толпа — помогали ему. Великаны лешие и несколько пришлых гномов валили и носили деревья для погребального костра. Наяды, альсеиды и дриады обмывали покойников и укутывали тела тончайшими саванами. Русалки не могли выйти на берег, чтобы помочь друзьям, но они собрались в ручье, который протекал у подножия холма, и пели одну за другой прекрасные скорбные эльфийские песни. А насекомые стрекотали, подпевая. И соловьи заливались в такт тоскливой мелодии.

Сильваны разбирали завалы из камней, то и дело спотыкаясь своими крохотными копытцами. Они по двое и по четверо таскали самодельные носилки, сплетенные из трав, — на них эльфов переносили к костру. Там несколько полевых нимф и две альсеиды умащивали покойных пахучими маслами и пыльцой цветов.

Мачеху, братьев и своего отца Рогмо одел и причесал сам. Княжеская семья в пышных драгоценных нарядах была уложена на самой верхушке огромной поленницы дров. Остальных эльфов уложили рядами с двух сторон. Поодаль возводили еще несколько погребальных костров.

Когда все было готово, лесные обитатели отошли в сторону, давая возможность Рогмо попрощаться со всем, что было в его прошлом. Они понимали, что полуэльф расстается со всей своей предыдущей жизнью — а впереди у него только неизвестность и скорбь.

— Прощай отец! — негромко сказал полуэльф. — Прощай и ты, княгиня, и вы, братья. Я любил вас и буду любить, пока бьется мое сердце.

Взметнулся вверх тоскливый звук погребальной песни, застонали свирели сильванов, на одной тонкой ноте повис плач нимф.

А Номмо махнул рукой — и громадное фиолетовое пламя вспыхнуло одновременно на всех кострах. Тела тут же занялись, и на глазах горюющих друзей стали превращаться в пепел и золу.

— Прощай, — сказал Номмо.

Князь Энгурры сидит на берегу крохотного лесного озера, под молодым дубком, который радостно защищает его своей тенью от палящего полуденного солнца. Рядом примостился Номмо в своих неизменных зеленых башмачках с золотыми шариками на носках.

— Уходишь?

— Здесь мне больше делать нечего. Пойду бродить по свету.

Оба молчат, наконец Рогмо не выдерживает:

— Что же ты не спрашиваешь меня о моем решении?

— Это твое решение, зачем мне тебя торопить.

— Я решил, что беру отцовское наследство и принимаю на себя всю ответственность, связанную с этим. Мне все равно будет легче, чем ему: хоть я и князь, но у меня нет ни одного подданного, так что рисковать я тоже буду один.

Номмо долго разглядывает носки своих башмачков. Он шевелит ножками, и золотые шарики отражают солнечные лучи. Веселые солнечные зайчики скачут по лицу Рогмо, по стволам деревьев и слепят какого-то подслушивающего сильвана.

— Уходи, — негромко приказывает ему Хозяин Огня.