Обратная сторона вечности - Угрюмова Виктория - Страница 29

— Именно так, Великая Богиня, — кивает Ма-Гуа.

— И где они теперь?

— Большинство из них умерло — боги часто исчезают, если лишаются той энергии, которая питает их. Люди перестали верить в старых богов, и их не стало. Некоторые существуют и по сей день, но они слабы и мало что значат в нынешней истории Арнемвенда.

— Ничего подобного, — возражает Каэ. — Так не бывает. Все имеет свое значение.

— Мудро, — соглашается Ши-Гуа.

— Мы об этом и хотели поговорить, — улыбается Да-Гуа.

Ма-Гуа молчит.

— Прежняя битва разыгралась на территории Сонандана, — неожиданно вставляет Барнаба, хрустя золотым плодом.

— Что? — вскрикивают все четверо.

— А что я такого сказал? — искренне интересуется Время.

— Ты сказал, что та битва была в Сонандане…

— Не помню. — Барнаба невинно смотрит в глаза Каэтане. — Но если я что-то сказал — значит, правда. Я ничего не путаю, я только не помню.

— Гениальная постановка вопроса. — Каэ бледнеет, краснеет, ломает пальцы. — Что скажете? — обращается она к монахам.

— Это было так давно, что не стоит делать поспешных выводов, не зная фактов, — тихо говорит Ма-Гуа.

— Ты должна немедленно встретиться с прежними богами, — говорит Ши-Гуа.

Да-Гуа молчит.

— Не волнуйся, я пойду с тобой, — весело говорит Барнаба.

— А, тогда я совершенно спокойна.

Каэтана смотрит на запад, где вздымаются горы Онодонги. Где-то там, в дремучих лесах, растущих на крутых склонах самой древней горной гряды этого мира, живет гордое племя йаш чан. Вернее, те остатки племени, что два тысячелетия тому назад не захотели прийти и поселиться в Сонандане, а остались верны своим божествам — Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону. Интагейя Сангасойя всегда думала, что эти боги — ровесники ее отца, а оказалось, что это у них Барахой в свое время отнял власть над миром.

И щемящее чувство вины перед этой планетой и людьми, ее населяющими, и огромное чувство ответственности непомерной тяжестью легли на хрупкие плечи богини. И она в который уже раз подумала, что быть человеком и отвечать только за себя — как же это прекрасно.

— Что бы ни случилось теперь в Сонандане, — говорит Да-Гуа, — как бы ни требовалось здесь твое присутствие, только разговор с прежними богами решит часть твоей проблемы.

— Правда, только часть, — уточняет Ма-Гуа.

Ши-Гуа молчит.

— Почему ты назвала это место Салмакидой? — неожиданно спрашивает Барнаба.

— По-моему, я слышала какую-то очень красивую местную легенду о нимфе Салмакиде, — силится вспомнить Каэ. — А что?

— Мне кажется, но я не уверен, — поднимает Барнаба вверх сразу два указательных пальца, — что Салмакида — это не нимфа. Что-то с этим именем связано гораздо более важное. Нет, не помню…

— Прекрасно, нет, прекрасно! — Каэтана в ярости. — Мне нужно поговорить с кем-нибудь из…

Она поворачивается, не обращая внимания ни на Время, ни на монахов, и бежит в сторону храма.

— Ей тяжело, — говорит Ма-Гуа.

— Ей будет еще тяжелее, — говорит Да-Гуа.

— Она ничего не сможет сделать, в конце концов, — говорит Ши-Гуа.

— Но мы ошиблись в прошлый раз, — возражает Ма-Гуа.

— И может, ошибемся и теперь, — с надеждой в голосе произносит Да-Гуа.

— Это было бы прекрасно, — говорит Ши-Гуа.

— Так плохо? — оборачивается Барнаба к трем полупрозрачным фигурам, которые медленно истаивают в воздухе.

Вместо ответа они закрывают лица черными капюшонами.

Зу-Л-Карнайн, Потрясатель Тверди, Лев Пустыни, аита огромной империи, мерил шагами небольшое пространство между столом, заваленным бумагами, и креслом на гнутых ножках в виде лап дракона.

— Есть какие-нибудь новости об ийя? — спросил он у Агатияра.

Великий визирь оторвался от пухлого свитка, изучением которого был занят последние полчаса, и ответил:

— Еще нет. Но до вечера должны быть — хоть какие-то. Я послал отряд следопытов. А вот от твоего брата, из Фарры, новости не самые хорошие.

— Да? Что же ты не сказал мне, что пришло письмо от Зу-Кахама?

— Все подбираюсь к этому с самой удобной стороны, мой мальчик; Я недоволен Зу-Кахамом, хотя не может советник выражать недовольство братом своего повелителя.

— Оставь, Агатияр. Все давно знают, что брат — это всего лишь брат, а Агатияр — это и отец, и мать, и нянька, и настоящий правитель империи, которая давно уже бы рухнула без тебя. И что натворил наш остолоп?

— Глупость. Но в нынешней ситуации глупость непростительную. Прежде чем пришло письмо от Зу-Кахама, я получил известие от Эр-Тонга. Он писал, между прочим, что придворного фаррского мага не узнать — занесся высоко, стал невыносим, требует слишком много денег на свои опыты, злится по пустякам, словом, другой человек. Я вовсе не игнорировал то послание, но дело показалось мне не столь спешным, чтобы сразу заниматься им. Если думать обо всех кичливых магах — разума не хватит на все остальное. И вот, твой брат пишет, что казнил мага Боро Шаргу за участие в заговоре и прочие тому подобные преступления. И никаких подробностей, кроме одной — он посылает нашим ийя талисман, который Боро Шарга незадолго до гибели (что-то около года) купил за такие огромные деньги, что это и привлекло внимание Эр-Тонга. Он впервые заинтересовался магом вплотную.

— Ты считаешь, Зу-Кахам не прав, что казнил Шаргу?

— Конечно нет. Теперь мы не узнаем никаких деталей заговора, если таковой и был. Зу, мальчик мой. Я далек от мысли, что Боро Шарга погиб невинным. Слишком уж похоже это на действительно существующий заговор, только вот против кого он направлен? Посмотри, что прислал нам Зу-Кахам.

Агатияр подвинул поближе к императору плотный сверток грубой материи. Зу-Л-Карнайн нетерпеливыми движениями избавил содержимое от обертки и…

Перед ним лежал, талисман из зеленого золота: уродливые тела, сплетенные в любовном поединке, были исполнены с невероятным искусством и вызывали неподдельное, самое глубокое отвращение.

— Это такой же талисман, как и тот, что находится у Бендигейды Бран-Тайгир?

— Мой мальчик, я не думаю, что в мире могут существовать вещи, подобные этой. По описаниям — это должен быть родной брат талисмана Бендигейды. Но тогда их слишком много, чтобы он был единственным в своем роде. И такие безумные деньги…

Зу-Л-Карнайн дергает за шелковый шнур, предназначенный для вызова слуг по особым поручениям. Когда пораженный тем, с какой яростью сдержанный обычно император звонил в колокольчик, слуга заскочил в комнату, аита рявкнул:

— Немедленно привести Гар Шаргу!

— О император! Маг занят тем…

— Меня не интересует, чем занимается маг! Я же не докладываю, чем занимаюсь!

По дворцу разнесся слух, что император не в духе после получения письма от брата, из Гирры. Гар Шарга, уже оповещенный о судьбе фаррского коллеги, торопился так, что путался в полах своего длинного зеленого плаща.

— Я весь к услугам моего императора, — произнес маг, кланяясь ниже обычного.

Может, у династии Зу такое настроение — казнить придворных чародеев.

— Тебе знакома эта вещь? — без предисловий спросил Агатияр, выкладывая перед изумленным Гар Шаргой на стол украшение из зеленого золота.

— О боги!

— Что?! Что это? — вскричал император.

— Это талисман Джаганнатхи, аита. Я был уверен, что он не попадал в руки смертных на протяжении последних нескольких тысяч лет. Сам факт его существования последние три или четыре столетия подвергался сомнению, и самые серьезные диссертации на соискание степени магистра посвящены именно этому вопросу — существовал ли на самом деле так называемый талисман Джаганнатхи? Некоторые очень убедительно доказывали, используя наидревнейшие из дошедших до нас источников, что этот предмет, происхождение которого невозможно с точностью установить, создан только воображением гениальных летописцев: дескать, они создали своеобразный эпос о войне богов из нашего и чуждого мира и населили его не только убедительными персонажами, но и сумели изобразить такие детали, которые данный эпос ставят на вершину мирового искусства. Вся беда в том, что самого текста эпоса никто и никогда не видел. Нормальные люди о нем даже не догадываются вплоть до самой смерти. И тут мой император показывает мне эту вещь… талисман… Откуда он?