Имя богини - Угрюмова Виктория - Страница 21

Знатоки с завистью смотрели на рыжего.

– Конечно, – грустно произнес кто-то за спиной у Каэ, – за такие деньги я бы и сам кого угодно на себе возил.

– Но никто бы за такие деньги на тебе не ездил, – ответили ему.

Бордонкай сдержанно рассмеялся, но все равно вышло словно гул в пустом бочонке.

Альва не интересовали ни стать, ни родословная лошади, поэтому для него без особенных хлопот приобрели смирную, быструю и выносливую лошадку хорошей породы, которая стоила в пять раз дешевле Джангараева скакуна. С точки зрения Воршуда, это было еще одним ее преимуществом. Он быстро пришел к взаимопониманию с лошадью, которую назвал несколько неожиданно – Дриадой, скормив ей краюху хлеба и два куска сахара, похищенные утром из сахарницы гостеприимного хозяина. Дриада потыкалась теплой мордой в плечо Воршуда и безоговорочно признала в нем господина и повелителя.

Бордонкай искал коня значительно дольше. Ведь скакун для него должен был отличаться одновременно двумя качествами – быстротой и недюжинной силой. Поэтому ингевон счел, что им несказанно повезло, когда на один из помостов вывели гигантских размеров скакуна редчайшей серой мести. Он был как две капли воды похож на коня Apecкои которого Каэтана видела той памятной ночью в лесу. Но она предпочла не делиться сейчас своими воспоминаниями. Правда, Воршуд открыл было рот, чтобы вставить соответствующее замечание, но натолкнулся на ее предостерегающий взгляд и замолчал.

– Это где же таких богатырей выращивают? – спросила Каэтана у Джангарая, но тот ее не слышал, весь поглощенный разглядыванием коня.

Сзади ответил чужой, довольно приятный голос:

– Обычно коней такой величины привозят из Мерроэ. Он под стать вашему богатырю, да и по характеру сойдутся, я вижу. Покупайте.

Каэтана обернулась и увидела молодого длинноволосого человека со странной и запоминающейся внешностью. Волосы у него были невиданные: прядь – черная, прядь – абсолютно седая. Около незнакомца стояли несколько бродячих собак и, свесив языки, умильно на него смотрели. В толпе, окружавшей помост, собакам приходилось несладко – то и дело их кто-нибудь пихал и наступал на лапы, – но псы вели себя более чем странно: они только тихо вздыхали и не отходили от человека ни на шаг. Каэтана покосилась на удивительного собачьего хозяина и спросила, показав глазами на свору:

– Не затопчут ваших ушастиков?

– Они не совсем мои, – неопределенно пожал плечами тот, но сделал едва заметный жест рукой, и собаки поспешно стали выбираться из столпотворения.

– Говорите, что они сойдутся характерами? – переспросила Каэтана, разглядывая нового знакомого.

– Я был бы уверен полностью, если бы ваш спутник прошел хотя бы на расстоянии нескольких шагов от коня.

Каэтана кивнула альву и, когда тот поспешил к ней, – его волновали любые незнакомцы, обращавшиеся к госпоже, особенно если у них была такая странная внешность, – тихо прошептала ему на ухо несколько слов. Альв только моргнул в знак понимания и юркнул в толпу. Несколько секунд спустя его кокетливая шапочка с пером вынырнула уже около Бордонкая. Малыш подергал исполина за руку и, когда тот наклонился, горячо заговорил в самое ухо, показывая изредка на Каэтану.

Бордонкай протиснулся в первые ряды покупателей и оказался ближе всех к коню. Пепельно-серый красавец, способный выдержать несколько человек с поклажей, заметно потянулся к гиганту.

– Его нужно будет назвать Седым, – будничным тоном сказал Каэтане новый знакомый. – И угостите его яблоками. Он их обожает.

– Вы уверены? – Она не сомневалась в том, что юноша говорит правду, но ей хотелось услышать его ответ. Даже не слова, а тон, каким они будут произнесены.

– Уверен, – мягко улыбнулся он, и Каэ поняла: да, он уверен так, как можно быть уверенным, только переговорив с конем. А что тут удивительного? Она еще и не то видела...

После отчаянного торга цена Седого стала семнадцать золотых, и Каэтана не задумываясь расплатилась.

Бордонкай поднялся на помост и с удовольствием похлопал коня по крупу, отчего могучее животное слегка присело на задние ноги.

– Странное дело, – сказал Бордонкай, когда друзья подошли к нему. – Мне за месяц охраны каравана платили десять золотых. Это же золотой конь!

– Покорми его яблоками, – посоветовала Каэ. При упоминании яблок конь насторожил уши и подался к ней, всем своим видом давая понять, что яблоки – это по его части.

– Подумаю, – ответил Бордонкай. Они с Джанга-раем стали выбираться из толпы. – Мы коней в какой-нибудь палатке оставим, а то здесь с ними неудобно. Только вы себе коня без нас не выбирайте, – проговорил гемерт уже на ходу. – Мы скоро.

Толпа подхватила их и засосала.

Каэтана с интересом смотрела на помост, но своего нового длинноволосого знакомого из виду не выпускала.

И тут глазам покупателей было представлено настоящее чудо.

Обрывком ночной темноты, всплеском мрака, эбеновым сиянием проплывал скакун перед замершей в восхищении толпой. Люди у помоста боялись пошевелиться и вздохнуть. Тонкие сиреневые полукружия ноздрей коня презрительно раздувались, лиловые глаза метали молнии, а широкая грудь, казалось, была изваяна из глыбы черного мрамора.

– Таких коней не бывает, – проговорил кто-то около Каэтаны.

– Воршуд, – тихо сказала она, – это привели моего коня. Я его покупаю.

Черный хвост мел пыльные доски помоста, а бархатные уши настороженно двигались.

– Красавец мой!.. – прошептала Каэ.

– Позвольте, я вам помогу, – сказал, наклонившись сзади, юноша, о котором она, потрясенная видом скакуна, абсолютно забыла. – Это действительно ваш конь, и его необходимо купить.

Около помоста пришедшие в себя лошадники устроили настоящую бойню.

– Десять! Двенадцать! Семнадцать! – неслись отовсюду выкрики.

– Двадцать пять! – крикнул Джангарай, пробиваясь к Каэтане. Она услышала его голос, но самого не заметила – ингевона полностью заслоняла могучая фигура Бордонкая.

– Не торопитесь, – прошептал юноша на ухо Каэ, – пусть его попробуют сторговать...

Она удивленно уставилась на него. А страсти у помоста тем временем накалялись.

– Даю тридцать золотых! – орал, высунувшись из паланкина, герцог Тунн, самый заядлый лошадник королевства.

– Ax ты, старый мерин! – визжала его супруга – Все деньги спустит на это диво! Не допущу!

– Тридцать пять! – крикнул с противоположного края затянутый во все лиловое придворный щеголь. – Нет, сорок! Пусть будет сорок!

– Это конь для короля Мерроэ, – прогрохотал у самого помоста закованный в золоченые латы рыцарь, окруженный свитой пажей и воинов. – Я поднесу его, в подарок нашему владыке. Пятьдесят золотых!

– Мне денег не жалко, – обернулась Каэ к юноше, – но ведь убьют за этого красавца. А как хорош!? Это мой конь – Ворон...

Юноша улыбнулся и прошептал (ее удивило, что этот шепот перекрыл рев толпы):

– Позовите его, госпожа.

Пятьдесят золотых оказались невероятной суммой, и желающих покупать коня не нашлось. Продавец, ошалевший от происходящего, выкрикнул цену в последний раз, и конюх протянул поводья пажу рыцаря.

– Ворон! – сказала Каэ негромко. – Ворон мои!

Конь поднял благородно вылепленную голову и повел ушами. Затем без лишних раздумий наклонился и сильно укусил пажа за плечо. Тот отчаянно закричал и, конечно же, выпустил повод. Рыцарь, купивший коня, разразился проклятиями, и его слуги бросились на помост, где бесновался черным демоном конь, пытаясь спрыгнуть прямо в толпу. Люди заволновались, раздались крики:

– Да ведь он бешеный, этот конь! Его нельзя было выставлять на торги. Конечно, красивый, но кому он нужен?

– Ничего, – грозно сказал рослый воин из свиты покупателя. – Хорошая плетка быстро научит его послушанию.

Он легко взобрался на помост и шагнул к коню, высоко занеся над головой руку с зажатым в ней кнутом. Но тут произошло непредвиденное: вместо того чтобы шарахнуться прочь от грозящего ему человека, конь повел себя как настоящий боевой скакун, не приученный бояться, но постигший в совершенстве науку нападения. Он взвился на дыбы и мощным ударом передних ног отбросил обидчика в сторону. Удар пришелся воину в грудь. Латы, надетые поверх праздничного наряда, спасли неудавшемуся укротителю жизнь, но все же он потерял сознание, и испуганно косящиеся на коня слуги отнесли его на руках в карету. Конь же метался по помосту и призывно ржал.