Двойник для шута - Угрюмова Виктория - Страница 43

— Похоже, что нет, — кивнул Аластер.

— Значит, нужно найти того, кто может подсказать нужные сведения. Кто это может быть здесь, в Роане, — хранитель библиотеки, лекарь, антиквар?

— Кажется, я знаю кто, — сказал Сивард. — Но нужно торопиться, не дай Бог, нас и там опередят.

Однако последующие события довольно надолго отвлекли их от мыслей об этом походе.

Застав Эфру в своих покоях, Арианна была удивлена: она полагала, что ее придворных дам отправили обратно в Лотэр сразу после окончания свадебных торжеств. Поглощенная своими чувствами, она ни разу о них не вспомнила, тем более что Алейя Кадоган и несколько ее подруг стали очень близки императрице. Возможно, большую роль в их отношениях сыграл тот факт, что гравелотские сеньоры славились своей преданностью императору, а Арианна просто не могла не любить тех, кто любил ее Ортона. Словом, о лотэрских фрейлинах она забыла почти сразу.

Эфра произвела на молодую императрицу странное впечатление. Она и прежде не была спокойной и уравновешенной, а теперь и вовсе пребывала в смятенном состоянии — это было очевидно даже при беглом взгляде. Глаза у бывшей фрейлины блестели, как при лихорадке; неестественный румянец пылал на щеках, еще сильнее подчеркивая желтизну и сухость кожи и темные круги под глазами. Губы у Эфры потрескались, и в уголке рта то и дело вздувались пузыри. Выглядела она отвратительно, и Арианна в первый момент даже отшатнулась от нее.

— Ваше величество! — воскликнула Эфра, заметив повелительницу. — Ваше величество! Соблаговолите выслушать меня, больше мне не к кому обратиться!

И она разразилась рыданиями, упав ничком на ковер. Телохранители императрицы и Алейя Кадоган, присутствовавшие при этой сцене, переглянулись между собой. Баронесса хотела было сказать Арианне, что та видит довольно плохой спектакль, но чувство такта не позволило ей вмешаться в происходящее. В конечном итоге Арианна уже давно выросла, а любой человек болезненно воспринимает попытки других принимать за него решения. Это не меньшее покушение на чужую свободу, нежели арест, или пленение. Алейя Кадоган была дочерью гордого и свободолюбивого народа, поэтому она, как, может, никто другой, старалась не навязывать окружающим свою волю и свое мнение, каким бы верным оно ни было. Если бы императрица обратилась к ней за советом — тогда дело другое, но растерявшаяся Арианна не подумала об этом. Она просто наклонилась над Эфрой и попросила:

— Перестань плакать, пожалуйста. Пойдем, поговорим. Вряд ли она испытывала удовольствие от необходимости говорить со своей бывшей фрейлиной. Эфра была ей не особенно приятна и в лучшие дни, однако чувство справедливости требовало выслушать девушку, выяснить, наконец, что с ней случилось и отчего она в таком виде явилась во дворец.

Эфра с трудом поднялась на ноги и пошла следом за императрицей. Гвардейцы двинулись следом.

— Ваше величество! — взвизгнула фрейлина. — Я должна вам сообщить нечто не для чужих ушей. Велите им остаться в соседней комнате.

Арианна оглянулась на безмолвных великанов, задумалась. Она живо представила себе, что бы чувствовала на месте Эфры: вероятно, и ее смущали бы телохранители с их бесстрастными, удивительными лицами. И она произнесла:

— Останьтесь, — повинуясь какому-то безотчетному чувству.

Алейя Кадоган нахмурилась. Арианна нарушала неписаный закон — никогда не оставаться наедине с кем бы то ни было.

Видимо, императрица почувствовала ее смутную тревогу и, обернувшись, попросила:

— Алейя, пойдем со мной.

— Ваше величество! — буквально взвыла Эфра, но Арианна глянула на нее так гневно, что она сочла за лучшее успокоиться.

Чтобы никого не смущать, баронесса сразу отошла к окну и замерла там, стараясь не напоминать о своем присутствии.

— Итак, — спросила Арианна, твердя про себя, что ее прямая обязанность быть справедливой и милосердной даже к тем, кто ей неприятен, отвратителен или даже мерзок. Она пыталась внушить себе хотя бы кроху сострадания к изможденной, измученной Эфре, но сколько ни искала его в своем сердце — так и не находила.

«Видимо, я жестокая и эгоистичная», — наконец решила императрица и сама ужаснулась этой мысли. А ужаснувшись, дала себе слово отнестись к бывшей фрейлине со всей мягкостью и теплотой, на какую была способна, чтобы искупить свою черствость и жестокость.

Эфра глянула вправо, влево, повертела головой. Алейя Кадоган, исподволь наблюдавшая за ней, подумала, что так ведет себя пойманный в клетку зверек, вроде ласки или мыши. Быстрый, хитрый, злобный, готовый в любую минуту вцепиться в руку, протянутую в его сторону. И она решила быть настороже. Просто так, на всякий случай.

— Нас, Ваше величество, — невнятно заговорила фрейлина, — выслали поспешно и неприлично. Отправили в неподобающем нашим титулам экипаже, в какой-то развалюхе… Воины были пьяны, они грубили и приставали к нам дорогой, а мы, что могли сделать мы — несчастные, беззащитные девушки?! Слабые и одинокие… Воины вашего супруга были настолько уверены в своей безнаказанности, что страшно обозлились, увидев, как стойко мы сопротивлялись их домогательствам, — грязные животные, они даже подняли на нас руку! А потом мы так разъярили их, что они повернули коней и сказали, что раз мы такие упрямые, то дальше можем добираться сами, и ускакали. А на нас напали разбойники! Только я осталась жива и пришла сюда, чтобы требовать справедливости и помощи!

И Эфра снова упала на ковер лицом, сотрясаясь в рыданиях.

Арианна смотрела на нее не говоря ни слова. Весь этот короткий сбивчивый рассказ представлялся ей грубой и наглой ложью от первого и до последнего слова. Но она не могла понять другого — зачем бывшей фрейлине, девице знатного лотэрского рода, городить такую страшную чушь и возводить напраслину на императора и его верных слуг? Откуда она взялась в столице спустя такое долгое время? Что произошло с ней на самом деле?

Это было тем более удивительно, что недавно она получила письмо из дома. Конечно, король Лотэра — ее отец — не стал бы писать своей дочери, уже императрице, о дворцовых сплетнях и приключениях ее придворных дам. Но уж если бы с ее служанками было что-то неладно, он бы сообщил об этом. Хотя бы спросил, что с ними. Однако, судя по его письму, в Лотэре все было в полном порядке.

Арианна находилась в полном замешательстве и чувствовала, что ей необходим совет. Скорее всего Эфра была просто безумна, и нужно было звать врача. Императрице стало немного страшно, что она находится в одной комнате с сумасшедшей — а как еще объяснить тот бред, который та пыталась выдать за правду, и она шагнула к двери, чтобы позвать охранников.

Все произошло мгновенно.

Эфра с диким воплем вскочила на ноги и бросилась на Арианну, сильно толкнув ее в спину. Молодая императрица не удержалась на ногах от неожиданного удара и рухнула всем телом на низенький столик, свалив с него вазу с цветами. Раздался грохот. Падая, она повернула голову, пытаясь разглядеть, что случилось, — в занесенной над ней руке Эфры холодно сверкнула сталь. И Арианна зажмурилась.

Принято говорить, что зажмурилась, чтобы не видеть, как кинжал вонзится в нее, но на самом деле все обстояло не так. Значительно проще все обстояло. Императрица даже испугаться как следует не успела.

Двери распахнулись, и телохранители возникли на пороге — они двигались с такой скоростью, что Эфра просто не успела бы опустить руку, но баронесса Кадоган была еще стремительней. Она схватила разъяренную, сопротивляющуюся женщину, подняла ее высоко над головой и бросила наземь. Ковер смягчил удар, но все равно он был гораздо мощнее, чем может выдержать хрупкое человеческое тело.

Эфра выгнулась, мелко задрожала и обмякла.

Ортону не сразу сообщили о происшествии в покоях его супруги. До того появились у нее и Сивард, и Аббон Флерийский, и встревоженный Аластер. Арианна могла испугаться до полусмерти, задумавшись о том, что ее чуть было не убили, если бы рядом с ней хоть кто-то запаниковал. Однако придворные вели себя сдержанно, с учтивым сочувствием, но очень спокойно, и спустя полчаса императрица только удивлялась, насколько же сильна баронесса Кадоган.