Все демоны: Пандемониум - Угрюмов Олег - Страница 2

Дремал на башне седой грифон Крифиан, и там же страдал ночной бессонницей летучий мыш Птусик. Дневной бессонницей он предпочитал страдать в малом тронном зале, где всегда происходило что-нибудь занятное.

Гостивший в замке третью неделю король Юлейн отошел ко сну, согретый волшебной мыслью о том, что ее величество королева Кукамуна сейчас находится в Булли-Толли. А это хоть и не так надежно, как на краю света, в рабстве у ниспских пиратов, но все же лучше, чем в соседней спальне.

Маркиз Гизонга, лежа в постели, подсчитывал потенциальную прибыль от беспошлинной торговли с амазонками и прикидывал, как бы договориться с Думгаром, который полностью монополизировал сей выгодный рынок.

Граф да Унара все еще шелестел бумагами за письменным столом, искренне удивляясь, зачем люди так много отдыхают, когда можно поработать в свое удовольствие.

Генерал да Галармон перечитывал на сон грядущий любимую главу о приготовлении соусов в книжечке фамильных рецептов. Ничто в мире не утешало и не успокаивало его больше, чем повествование о кисло-сладком соусе «Розовощекий Ангус» из красной смородины, без которого неприлично было подавать к столу горячую дичь.

Главный бурмасингер Фафут в своей комнате читал программку следующей Кровавой паялпы и размышлял, на кого бы поставить. Сзади маячил азартный морок и пытался заглянуть ему через плечо.

Паук Кехертус и доктор Дотт устроили себе культурную ночную программу, а следом за ними увязался корреспондент и издатель журнала «Сижу в дупле» Бургежа, в поисках сенсации.

Всего этого Гризольда, повторимся, еще не знала.

Она успела раскурить трубку, несколько раз махнуть расческой по непокорной шевелюре, натянуть короткую юбочку и как раз разглаживала помятые крылья, когда у северной стены винного погреба — между стойкой с коллекционными лешвекскими медами в керамических бочоночках, запечатанных колдовской печатью с заклинанием против порчи, и грудой ящиков с тиронгийской голубой шипучкой, которую так почитают кобольды, — всклубился легкий дымок.

Гризольда, как уже понял наш мудрый читатель, была не робкого десятка. Там, где ее сородичи, особенно женского пола, вспорхнули бы крылышками и исчезли с легким звоном, не желая вникать в подробности ночного проникновения, отважная фея повела себя прямо противоположным образом. Она передвинула трубку из правого угла рта в левый, засучила привычным движением рукава и решительно отправилась выяснять обстоятельства. Ибо тот, кто постепенно проявлялся из этого бесформенного облачка, вел себя весьма странно.

Наблюдая за незваным ночным гостем, который и при ближайшем рассмотрении оказался ей неведом, Гризольда удивлялась все больше. Сызмальства она жила в Кассарии и имела возможность вплотную наблюдать за любыми духами, призраками и бестелесными сущностями самого разнообразного происхождения. Где-где, а в вотчине некромантов они всегда роились в больших количествах. Встречались среди них неупокоенные души умерших; проклятые твари; бессмертные существа, лишенные плотной оболочки; и просто не желавшие признать факт собственной кончины — весельчаки и жизнелюбы вроде доктора Дотта. Словом, фее нашлось с чем сравнивать. И она уверенно утверждала, что никогда еще не видела, чтобы дух с такими трудностями просачивался сквозь камень.

Дело, казалось, было даже не в плотности стены, а в том, что призрак, хоть и являлся не более чем легким облачком сероватого нечто, очертаниями схожего с человеком, себе не принадлежал. Как если бы руки и ноги его сковывали кандалы, а на шею надели ошейник. Он двигался так, как движется человек, изнывающий под непосильной ношей; как тонущий в гибельной трясине, что не отпускает свою жертву из цепких смертельных объятий. Однако подобные проблемы гнетут исключительно живущих. Умершим — а существо, пробивавшееся в винный погреб, являлось именно душой давно умершего человека — они не страшны.

Впрочем, душу можно пленить. Это тоже правда. Но тогда плененная душа медленно угасает под властью своего поработителя. И в скобках необходимо отметить, что он должен обладать великим могуществом. Отсюда вывод — плененные души не шастают по чужим замкам глухими ночами, не запутываются в ящиках и уж ни в коем случае не вступают в переговоры с неизвестными феями. Хотя бы по той причине, что плененные души немы.

Итак, Гризольда, уверенная в том, что занятый своими хлопотами пришелец не видит ее, немало удивилась, когда призрак призывно замахал прозрачными руками.

— Доброй ночи, мадам! — прошелестел он. — Смею ли просить вас уделить мне несколько минут вашего бесценного времени?

Чего-чего, а времени у нее было хоть отбавляй.

— Мы не представлены, — проворчала Гризольда, нервно пыхая трубкой.

Его голос пробудил в ней все лучшее. А все лучшее в кассарийской фее — это вам не дракон от обеда оставил.

— Святая правда, — вздохнул призрак, волнуясь среди ящиков, как осетр, запутавшийся в сети. — Но, увы, у меня нет другого выхода. Надеюсь, прекрасная и благородная дама не откажет мне в помощи.

Как всякая женщина, Гризольда не могла устоять перед лестью.

— Ну, в чем дело, дружок? — проворковала она самым нежным басом и подлетела поближе.

— Не соблаговолите ли вы ответить мне, где я? Замок ли это милорда да Кассара?

— Именно так, — не стала лукавить благородная фея.

Призрак немного поблек, будто истаял, как тает дымок, гонимый порывами ветра, но затем совершил над собой явное усилие и сконцентрировался. Гризольда отметила про себя, что при жизни сей муж был хорош собою и наверняка силен и отважен. Она не знала, какой силе он сопротивлялся сейчас, но уже ясно видела, что дух борется. И борьба идет на пределе возможностей.

Она всегда уважала таких отчаянных смельчаков, не сдававшихся до последнего, и всегда питала маленькую слабость к таким красавцам.

В несколько коротких мгновений незнакомец приобрел в ее лице если не друга, то помощника.

— Тогда скажите мне, где милорд Зелг?

Тут фея изумилась:

— Когда я ложилась спать, он жил в Аздаке, с матушкой.

— Что вы, — всплеснул руками призрак. — Я достоверно знаю, что он здесь, в замке.

— Может быть. — Гризольда виновато запыхтела трубкой. — Я недавно проснулась.

Дух отчетливо изумился, но в подробности вдаваться не стал.

— Это моя единственная и последняя попытка пробиться в Кассарию, — зашелестел он. — Дело мое крайне важно не только для меня самого, но и для милорда…

— Излагайте, — сказала фея, предпочитавшая ясность и краткость слога.

— …герцога и всей его страны. Я молю прекрасную и отважную…

— К делу, — подбодрила его Гризольда. — Оставьте лирику поэтам и бездельникам.

— …даму, чьи неоспоримые достоинства очевидны даже мне, не имеющему чести быть знакомым…

— Чтоб ты скис, — искренне молвила прекрасная и отважная, подозревая, что еще битый час ей предстоит выслушивать цитаты из «Ненавязчивого подсказочника для любезных кавалеров и благовоспитанных дам».

— Несколько дней спустя, — покорно заговорил призрак, шокированный ее прямотой, — состоится известное вам событие, я имею в виду Суд.

— Дальше.

— Там будут рассматривать и мое дело, но я не в состоянии отстаивать свои интересы перед милордом да Кассаром, и потому передайте ему, что меня захватили и удерживают против моей воли.

Тут сквозь стену протянулась огромная когтистая рука, словно сотканная из непроглядного мрака. Пальцы хищно шевелились, и у похолодевшей от ужаса феи возникло впечатление, что они вынюхивают несчастную жертву. На мгновение рука замерла в нескольких локтях от застывшего духа, а затем метнулась к нему, схватила и сдавила.

— О прекрасная… — зашелестел призрак, отчаянно сражаясь с могучим врагом.

— Кто вы?! — завопила Гризольда, понимая, что еще мгновение, и он исчезнет. Возможно, что и навсегда.

— Душа лорда Таванеля.

Мрак окутал несчастную душу и потащил ее прочь из гостеприимного погреба, прочь от ничего не ведающего Зелга и перепуганной феи. Впрочем, как бы ни страшилась она неведомой силы, не побоявшейся вломиться в Кассарию в поисках сбежавшего пленника, мужество ее не покинуло.