Голубая кровь - Угрюмов Олег - Страница 43

Наступила ночь. Было по-прежнему жарко, хотя накануне прошли наконец спасительные дожди и земля немного ожила. Застрекотали ночные насекомые, и зашелестели невидимые в темноте мелкие животные.

Странники развели небольшой костер на берегу Тергера, но сами старались держаться подальше от огня. Лиц их почти не было видно, и только изредка причудливые тени карабкались по людям, уродуя их и нарушая естественные пропорции.

– О чем молчишь? – спросил Каббад.

– Думаю…

– Не секрет?

– Вовсе нет. Думаю о несправедливости. О трех одиноких стариках в заброшенном храме и о том, что я тоже, наверное, старею. Понимаешь, ритофо двадцать тому назад я участвовал в сражении при Паднату; может, слышал – был такой городок на берегу Тергера? Выше по течению.

Прорицатель помотал головой. Нет, не слышал.

– Ну теперь уже и не услышишь – стерли мы его с лица земли в первом же бою. Командовал нами некий Рия. Молодой еще человек, но голова у него блестела, как надраенный парадный щит, ни одного волоска. И не то чтобы он был такой жестокий, и городишко сопротивлялся совсем недолго, мы и рассвирепеть как следует не успели… Только вот в живых там никого не осталось. И храм. Я даже не помню сейчас, что это был за храм, но в нем вот точно так же никого не было. Стоял он на самой окраине, и служили там старики жрецы. Двое. По-моему.

Каббад молчал, и молчание у него, по обыкновению, получалось сочувственным, что располагало к дальнейшему откровению.

– Какие-то они были всеми покинутые и несчастные, мне бы остановиться хоть на мгновение, подумать. Но один из них цеплялся за дилорн; ах, Каббад, он ведь даже поднять его толком не мог, и руки тряслись от слабости, но я не остановился… И совесть меня не мучила до вчерашнего дня. А теперь вот сижу маюсь и никак не могу вспомнить, кому же был посвящен этот храм.

/Зарево пожара. Тела, тела, тела… В неестественных позах, в самых неожиданных местах – нанизанные на копья, пронзенные стрелами, обгоревшие, разбившиеся, свисающие безвольно со стен. Среди мертвых – женщины, старики. Дети?! Разграбленный город, свалка бездомных вещей, у которых больше нет хозяев. Глиняная игрушка – ярко раскрашенная рыбка с глуповато-веселой мордочкой валяется у закопченной стены. Чья-то рука в бурых и засохших потеках крови подбирает ее…

Да что же это за наваждение?!/

– Грезятся мне все время сожженные города, – сказал Аддон внезапно. – А я даже боюсь тебя спрашивать, к чему это. Уже рассказал про сны. А ты истолковал. Мне бы тебя внимательно послушать, а я, дурак, все к смерти готовился, письма прощальные писал. Нет чтобы о жене подумать…

Лучше давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай, – согласился прорицатель.

– Иногда мне кажется… – начал Аддон.

– Последнее время тебе все чаще что-то кажется, – невозмутимо заметил Каббад, устраиваясь поудобнее на своем плаще.

– Возможно, – еще невозмутимее согласился Кайнен. – Так вот, мне кажется, что ты не только, в отличие от Баадера, веришь в существование Глагирия, но и, в отличие от меня, знаешь, где он живет.

Ответа он так и не дождался.

Прорицатель уже крепко спал, выводя носом сложные рулады.

Или делал вид, что крепко спал.

В горах было прохладнее, и кони бодрее цокали копытами по тропе, выбитой в камнях в незапамятные времена.

– Мы как-то странно едем.

– Не сворачивай с тропинки.

– Здесь развилка.

– Нам – прямо.

– Вчера ты заснул, так и не ответив мне: ты знаешь, куда мы едем?

– Лучше следи за дорогой. Очень узенькая тропинка, и камни так и норовят осыпаться. Видимо, недавно был обвал.

– Когда я заговаривал с тобой об Эрвоссе Глагирии, ты даже виду не подавал, что тебе известно о нем нечто большее, чем просто легенды или слухи.

– Здесь нужно повернуть налево и вверх, вон до того обломка скалы.

– Не заговаривай мне зубы, я жду объяснений.

– Мы не в крепости, Кайнен. Здесь я твой спутник и друг, а не подчиненный. И ты услышишь только то, что я сочту нужным тебе рассказать. И только тогда, когда сочту нужным. Теперь сворачивай направо. И придержи коня. Тут очень сложный и опасный участок.

/Время пришло, и Он знает об этом. Остальные суетятся, им не до прошлых распрей, оттого так легко дышать и двигаться. Забытые ощущения, прекрасные ощущения. А может, у них просто не хватает сил? Страх губит, а на их месте я бы сейчас очень боялся. Кто знает, как поведет себя Мститель? Они не застигнут его врасплох – он предупрежден, а значит, вооружен. Предыдущий опыт весьма печален, но это очень полезный опыт. Понимают ли они, что в мире все переменилось?

Их потрясла гибель Нулагана-Кровососа, но ведь ничего не слышно и о Падальщике. А это только начало…/

– Все рушится, – глухо сказал Аддон. – Все не так. Либина умерла, Руф погиб, Уна уехала. Я не верю Килиану, хотя и не имею права осуждать его. И все же не могу представить, что на самом деле произошло тогда между моими мальчиками, что один из них не вернулся домой.

– Между твоим мальчиком и тем, кого ты назвал Руфом, – жестко сказал Каббад. Аддон вздрогнул.

– Кстати, теперь уже можно спросить, почему ты выбрал для него это имя?

– Отец всегда говорил, что хотел бы назвать меня Руфом, но мать настояла на имени Аддон. Мечтал сделать ему приятное и назвать Руфом своего сына, но Либина умолила дать мальчику имя Килиан. Такая вот хорошая семейная традиция не называть сыновей… А когда мы увидели Его, то – ты помнишь – я взгляда не мог отвести: так хорош, так силен, так красив. Имя напрашивалось само собой.

– Теперь понятно. – В голосе Каббада послышалась улыбка.

Он помолчал, затем заговорил тихо и серьезно, и Аддон удивился тому, что прорицатель едет впереди него, а слова так отчетливо слышны в замершем воздухе.

– Я веду себя непривычно, иначе, и тебе это неприятно, друг Кайнен. Я меняюсь слишком внезапно, и ты подспудно боишься, что я изменюсь настолько, что ты потеряешь и меня. А я последний из твоих родных и близких.

Поверь, Аддон, мне искренне жаль – но ты прав. Со смертью Либины и Руфа изменились мы все. Никогда больше не будет прежнего Килиана, и неважно, виновен он в смерти того, кого считал братом, или не виновен. Не вернется к нам влюбленная, веселая девочка Уна: в скором времени мы будем низко кланяться великой царице Газарры, и у этой царицы будут холодные глаза и опустошенная душа. Не останется и хорошо знакомого и любимого мною Аддона Кайнена – счастливого мужа и отца, который хотел, чтобы весь мир вокруг него был таким же радостным и светлым, как его жизнь. Не отыщется места и прорицателю Каббаду – самому плохому прорицателю, что всегда жалел жертвенных ягнят и не слишком верил в милосердие богов, которым служил. Это очень печально, но мы не в силах изменить грядущее.