Голубая кровь - Угрюмов Олег - Страница 21

Аддон замолчал, уставившись в окно. На лице его блуждала рассеянная улыбка: кажется, он снова любовался этим садом.

– Еще что-нибудь снится? – не дал ему помечтать Каббад. – Ты помнишь другие свои сны?

– Самый страшный сон я видел сегодня ночью, – неохотно признался Кайнен. – Поэтому-то и решил написать нечто вроде последнего письма своему царю. Вот как рассказать Либине, ума не приложу. С одной стороны, нечестно скрывать от нее столь важную вещь, с другой же – ей и так несладко: кто знает, что может случиться, а тут я со своими предчувствиями. Что посоветуешь, мудрый?

– Расскажи сон, – неожиданно повелительным голосом молвил прорицатель, и Аддон, не успев даже как следует удивиться, повиновался ему.

– Мне снился необычайный воин. Я не знаю, кто он, но это наверняка был какой-то бог. Он стоял во главе отряда чудовищ, и мне показалось, что они поклоняются ему. На нем были диковинные доспехи…

Кайнен нахмурился, зябко поводя плечами.

– Рассказывай дальше, – требовательно произнес Каббад. – Это был человек?

– Нет, конечно нет. Правда, у него было человеческое туловище, но зато голова похожа на тот знаменитый череп из храма Суфадонексы. Не точно такая же, но ничего более подобного я вспомнить или придумать не могу. А рука, сжимавшая оружие – странное, я не знаю, как оно называется и существует ли вообще в нашем мире нечто подобное, – была не то серо-синего, не то серо-сиреневого цвета. Я не разобрал. Честно говоря, друг Каббад, я страстно жаждал проснуться. Слишком уж яркое было видение…

– Видение или сон?

– Откуда мне знать? – возмутился Аддон. – Это ты у нас мастер толковать сны и распознавать видения по каким-то тайным признакам. А я вообще, если хочешь знать, до последнего времени снов либо не видел, либо не запоминал. Потому-то они меня и тревожат.

– Что еще? – не стал спорить прорицатель.

– Город. Я думаю, что это был город, но руку на отсечение не дал бы. Зато я очень хорошо помню, что там были Уна, и Килиан, и Либина, и мы с тобой. Мы втроем стояли в стороне, а дети мои сошлись лицом к лицу с этим исчадием. Уна выглядела повзрослевшей, но еще более красивой, чем теперь.

Неожиданно Кайнен потянулся к стоящему на столе мекати – узкогорлому медному кувшину с чеканным узором – и отхлебнул вина прямо из него. Взял с глиняного блюда несколько вяленых рядинов, повертел в руках и снова положил обратно. Похоже, что кусок не лез ему в горло.

– Потом, – произнес он каким-то чужим, бесцветным, шелестящим голосом, – я стал тенью. Бледной такой, серой. Бедняжка Либина тянула ко мне руки, и кричала, и звала на помощь, но я уже ничего не мог сделать. Я только пел ей.

/Я пел ей старую колыбельную, как тогда, когда она была беременна Килианом, и каждый день мы боялись, что ей не дожить до следующего рассвета. Я пел ей песенку, которую помнил потому, что это была последняя песенка, спетая мне матерью. Она глупая и смешная. Либина всегда так сладко засыпала под нее, хотя голос у меня – только колыбельные распевать. Тебе незачем знать об этом, Каббад. Все-таки я командир этой крепости. Мне не к лицу…/

– Ты пел ей, – подсказал прорицатель, нарушая затянувшуюся паузу.

– Но она не слышала меня, потому что я был где-то очень далеко, – глухо отозвался Аддон. – Мне суждено погибнуть, не разубеждай меня, я в этом уверен. Вот и написал Баадеру.

Понимаешь, Каббад, я – воин. Я очень хороший воин, но не мастер говорить. Когда в храме Суфадонексы старый хрыч с блестящей лысиной читал нам риторику, я не слушал его. Его было просто неприлично слушать мне, молодому, здоровому парню, уделом которого были победоносные сражения и кровавые битвы. Может, я и жалею о своей глупости, но уже поздно. И оттого я не имею возможности рассказать тебе, что же мне снилось. Это словно, – он пощелкал пальцами, как делал всегда, когда его не понимали молодые неопытные воины, – словно аромат цветов, который носится над лугом. Или вот еще – когда идешь по лесу и вдруг слышишь запах свежей воды, а потом и легкое журчание. Оно еще только угадывается, но ты уже знаешь, что ручей недалеко. Понимаешь?

Каббад серьезно кивнул.

– Вот так и с этими снами. В них дышала смерть. В них витала тень ужаса, отчаяния и безнадежности. В них я видел будто бы конец одного мира и начало другого.

– Только одно могу сказать наверняка, – после паузы произнес прорицатель. – Эти… картины – они вовсе не к твоей скорой смерти. Но это не значит, что они предвещают что-то хорошее.

– Я не хочу знать, – рявкнул Аддон, – что они в таком случае предвещают. Мне некогда тревожиться, я не имею права на то, чтобы мое глупое сердце рвалось на части от тревоги и тоски.

– А я и не собираюсь толковать твои сны, – широко улыбнулся Каббад. – Ты же знаешь, я очень плохой прорицатель.

Он почти робким движением отодвинул тяжелый занавес у входа и вышел на залитую солнцем площадку.

Глава клана Кайненов пристально смотрел ему вслед, хотя Каббада уже не было видно.

Это правда: он очень плохой прорицатель. Возможно, худший из всех известных Аддону. Поэтому-то он совершенно необходим в крепости Каин.

Руф не любил эти длинные, тянущиеся, словно древесная смола, застывшая на солнце, мгновения перед боем.

Привыкнуть к тому, что в любую минуту мирное течение жизни нарушится и вокруг начнут кричать, истекать кровью и умирать близкие и знакомые люди, невозможно. Но если уж нельзя этого избежать, то во всяком случае хотелось, чтобы не нужно было ждать этого ужасного мгновения так долго.

Ожидание мучительнее всего.

Люди в крепости тщательно подготовились к осаде. Они по три-четыре раза перепроверили все, что можно было проверить, сделали все необходимое и теперь вынуждены были бездействовать, ибо, как уже упоминалось, нанести сокрушительный удар по вагру вне стен цитадели им все равно не удалось бы.

Казалось бы, жители Каина давно должны были привыкнуть к смертельной опасности и пользоваться редкими текселями затишья на всю катушку, однако на самом деле все обстояло иначе.

Во-первых, нынешнее нашествие палчелоров отличалось от всех предыдущих внезапностью, необычно большим числом войск, брошенных против гарнизона. Сразу стало ясно, что на сей раз Омагра не ограничится коротким набегом, а будет вести долгую и кровопролитную войну, стремясь установить свою власть на всей территории Рамора. И Каин – это своеобразный символ его грядущих завоеваний; это тот даспадоклит, который отчаянно защищают воины своей и стремятся захватить бойцы вражеской армии; это ключ от ворот его нового царства. Без Каина его победа будет неполной. Омагра не сдвинется с места, пока последний камень непокорной цитадели не падет к его ногам.