Дракон Третьего Рейха - Угрюмов Олег - Страница 11

– Так что ты мне компании в ближайшие полчаса не составишь?

– Извини, Дитрих, но придется пока тебе одному в Белохатках пиво пить. Этих придурков из карательного где-то по лесу носит, хлебом не корми – дай только партизан погонять! А если их там нет, так и еще лучше… Да и пехота хороша – уже битый час в дороге позади буксует. Сам знаешь, в населенный пункт с неприкрытой задницей соваться – того и гляди, попадемся. Может, тебе стоит временно отступить?

– Не от кого! Лучше пожелай мне удачи!

– Удачи тебе…

– Взаимно.

Отключившись от внешней связи, Морунген ненадолго задумался. Судя по всему, серьезной опасности нет. Ведь, подорвав мост, защитники Белохаток не вступили в сражение, не стали стрелять по танкам, сгрудившимся на противоположном берегу реки, а это уже больше попахивает вредительством, нежели настоящими боевыми действиями. Может, так даже лучше – пусть пошевелятся. Майор рассчитывал на то, что супертанк не подведет его в этой ситуации. Даже оставшись один на один с русскими (в чем, надо признаться, он все сильнее сомневался – русскими-то здесь и не пахло), он мог сам позаботиться о себе. И Дитрих принял решение, которое в исторических трудах принято называть судьбоносным.

– Клаус, – решительно приказал он, – поднимаемся прямо к этому дому. Всем приготовиться на случай внезапной атаки! Ганс, держать прямую наводку, у пулемета – не спать!

– Слушаюсь, герр майор!

Внутренне слегка сжавшись, – кто их знает, этих русских с их загадочной душой? – Дитрих ждал, что в любую секунду может начаться пальба, но нет – Белохатки были пусты и безжизненны.

Танк на средней скорости двигался к подножию холма, радуя своих создателей легкостью хода, звонким гудением мощнейшего двигателя – короче, всем, чем и полагается приличному танку радовать танкистов.

Расстояние до намеченного дома все сокращалось. Наконец Клаус подал голос:

– Господин майор, до указанной вами цели не более двухсот метров. Какие будут указания?

– Клаус, что надо сделать, если укрыться негде, на улице зима, холодно и вокруг полно партизан? – тоном школьного учителя спросил майор, надеясь, что шутка прозвучит остроумно.

– Полагаю, вы хотите въехать в дом на окраине, аккуратно развалив одну из стен, и затаиться внутри. Вы называете этот прием «Дохлый немец», господин майор, – невозмутимо отвечал водитель.

– Да, правильно! Молодец! Как любят говорить красные комиссары: «Хороший немец – это убитый немец». Давай действуй! – Тут голос Дитриха стал строгим, серьезным и зазвенел сталью. – Ганс, башню стволом назад. Генрих, убрать, задраить люки. Вальтер, соедини меня со штабом сразу, как только остановимся. Надо наконец выяснить, собираются они воевать или нет. Всему экипажу приготовиться к столкновению с русской… знаете, как у них говорят? – избушкой на куриных ножках!

– А почему на куриных, а не свиных или телячьих? – изумился Ганс.

– Дикий народ, – рассудительно заметил Клаус.

Вторая вторая глава

Итак, король, как настоящий мужчина – то есть существо твердое духом и несгибаемое перед лицом любой опасности, – пришел в себя довольно быстро. Он резко выпрямился на троне, подозрительно принюхался, обвел подданных взглядом и горько вздохнул; но уже в следующую минуту его мозг заработал на пределе возможностей, и Оттобальт нетерпеливым движением отогнал суетящихся слуг. В его голове зрел смутный и неясный пока, но уже очень коварный план. Король еще не мог с уверенностью сказать, что именно он придумал, дабы защитить и себя, и королевство от страшной угрозы, но точно знал, что начинать следует с изыскания скрытых резервов и назначения человека ответственного за все безобразия – и те, что уже совершились, и те, что еще только грядут. Так учил племянника славный король Хеннерт, а уж он-то знал толк в искусстве правления.

– Сереион! – заорал король тем громовым голосом, от которого некогда тускнело и корчилось небо над гунухскими степями и варвары бежали врассыпную.

Стражники, застывшие у дверей в карауле, поморщились и стали переступать с ноги на ногу. В их железных шлемах металось пойманное эхо; барабанные перепонки могли однажды лопнуть от счастья, которое полагалось испытывать, внимая крикам обожаемого повелителя. Конечно, для того чтобы призвать слуг – особенно тех, что постоянно находились в радиусе трех метров при персоне Оттобальта Уппертальского для разных мелких поручений, – так орать вовсе и не требовалось. Тем более что из нескольких походов были привезены во дворец и золотые тиморские гонги с крохотными серебряными билами, и гроздья нефритовых колокольчиков на шелковых шнурах разного цвета и длины из загадочной страны Ярва-Яани, и даже диковинного вид трещотка, коей полагалось неистово размахивать во все стороны, дабы привлечь внимание пажей и придворных к монаршьей особе, – но Оттобальт, видимо консерватор в душе, этих новомодных штучек не любил и не признавал. Разве что баловался изредка трещоткой – но это скорее из любви к музыке.

– Сереион! – гаркнул король.

Дрыхнувший под столом сытый пес подскочил на четырех лапах, взвизгнул и прыснул вон из залы.

– Забегали наконец, – буркнул его величество в бороду. – Надо битых два часа орать как резаному, чтобы хоть кто-нибудь обратил на тебя внимание. Так ведь? – требовательно спросил он у подоспевшего Сереиона.

– Так, мой король! – рявкнул тот. – А что «так»?

– Олух!

– Не совсем, ваше величество, – осторожно возразил Сереион.

– Совсем! И не путай меня!

– Никак нет, ваше величество! – И Сереион лихо щелкнул каблуками.

– Вот умеешь же, когда хочешь, – моментально расцвел Оттобальт.

Он питал слабость к своим гвардейцам, особенно же к их командиру, служившему ему верой и правдой с первого дня правления.

Сереион – невзирая на распространенное мнение, что чужая душа потемки, – изучил своего короля, если можно так выразиться, вдоль и поперек и знал его душу как свои пять пальцев. Душа у короля была добрая, простая и веселая – нужно было только знать подход. Сереион этот подход знал, но никогда не использовал свое знание в корыстных целях. Начальник королевской гвардии принадлежал к редкой, ныне вымирающей породе бессребреников и хранил верность Оттобальту Уппертальскому потому, что действительно любил своего повелителя. Конечно, его величество был всего лишь человеком, а вовсе не ангелом и отдельные его слабости могли поколебать разум более впечатлительного человека, чем Сереион, однако – и это было главное – король был милосерден и незлопамятен. В основном.

– Сереион, – вкрадчиво начал король, – мне пришла в голову блестящая мысль…

– Да?!

– Ты должен немедленно придумать, как нам справиться с вторжением. Кстати, тебе уже известно о вторжении?

– Конечно, ваше величество. Сегодня утром я подал официальный доклад светлейшему министру Мароне. Мои лазутчики сообщают о том, что варвары-бруссы в больших количествах двигаются по направлению к нашим границам с явным и злостным намерением пересечь их…

– Сереион, – нечеловечески мягким голосом сказал Оттобальт, – засунь своих варваров знаешь куда? В задницу…

– Ваше величество!

– Мое! Именно что мое величество… Отвечай как на духу: тебе известно, что моя драгоценная родственница в больших количествах движется по направлению к столице с явным намерением вторгнуться во дворец и снова осесть тут один Душара знает насколько?!

– Да, мой король, – заметно погрустнел Сереион. – Эта скорбная весть уже распространилась по всему дворцу.

– И что ты предлагаешь своему королю – удавиться?!

– Я этого не говорил…

– Сереион, у меня такое впечатление, что от меня что-то скрывают.

– Не то чтобы скрывают, ваше величество…

– Друг мой, мой верный воин, мой храбрый полководец, – торжественно молвил Оттобальт, – скажи мне все до конца. Эта трусливая крыса, мой министр, побоялся сообщить мне самое страшное – да? Поведай же мне без утайки, что еще случилось в нашем славном Уппертале?