Ничего личного (СИ) - Егорова Наталья - Страница 3

– Староста за козу отда-ал... Алёну спрята-ал... думала, замуж берёт... прода-ал насовсем к эфиёпа-ам... чёрным... цену, говорит, за тебя не даду-ут... вот и ешь теперь... рахат-лукма-а-а...

Она и сама не помнила, когда уцепила шершавую зелёную лапу, когда уткнулась в жесткий змеев бок, изливая горюшко рогатой твари. Лишь когда поутихли рыдания, обнаружилось, что змей неумело похлопывает её по плечу.

– Ну ладно, ладно... ну, всё, что ли? Ну пойдем.

– Куда? - всхлипнула Матрёна. Ей уже было всё равно: съест так съест.

– Знамо - в пещеру мою. Или так и будешь на мокрой кочке сидеть?

Открылась в косогоре громадная каменная нора с отнорочком. В отнорочке - кровать деревянная, сундук расписной, а в углу - трое грабель с железными зубьями.

– Вот тут и будешь жить.

– Жить?

– Ну, не есть же тебя в самом деле. Желудок, боюсь, не выдюжит. Я ж вообще-то мясом не питаюсь.

Матрёшка растерянно оглядывалась, хлюпая покрасневшим носом.

– Да как же это...

– Не буду я тебя есть, не буду! - сварливо повторил змей. - Ежли я тебя съем, кто мне будет спину чесать? Ох, дура-девка...

– Спину?

– Линяю я. Зудит - мочи нет терпеть, а лапами не достать. Пока к осени шкуру не сброшу, хоть плачь. А на кой, думаешь, я девками дань беру?

Матрёна посмотрела на грабли в углу, на страдальческую змееву морду и принялась хохотать едва не до икоты.

***

– Брешешь!

Рыцарь поскреб в затылке.

– Ну, может, и брешу немножко.

– И что, так и жила у змея целый год?

– Ну, год не год, а почти до снегу.

– И спину чесала?

– Ну про спину точно не скажу, но вот что он ей золотую канитель приносил, а она из неё кружаво вязала, это доподлинно известно. Её в том кружаве и нашли.

– Кто нашёл-то?

Рыцарь глазами повел, будто сомневаясь, говорить ли. Разбитная бабёнка, что разносила миски, поняла этот взгляд по-своему, плюхнула на стол полную кружку, крепкими зубами в улыбке сверкнула.

– Это, гусляр, другая история... Два года тому, помнишь ли, молва шла: дескать, князев старший сын - и не князев вовсе, а заезжего купца. Что, дескать, хил и бестолков, ни меч удержать, ни важный спор разрешить - как такому княжество отдавать?

– Ну, мало ли о чём болтали. Он же как раз вскорости...

– Вот то-то и оно, - припечатал рыцарь.

Антип охнул.

– Да неужто того самого?

– Того самого да не то самое, гусляр. Вот слушай, как было...

***

– А ещё бывает, цельного быка приносят или поросёнка. Ну на кой мне поросёнок, его ж кормить надо! Быка тоже пасти требуется. Лет пять назад девушка у меня жила, шустренькая такая, вот она со скотиной славно управлялась.

Змей растянулся через всю пещеру, лениво почесывал жёлтое брюхо.

– Я потом её вместе со скотиной этой в деревню отправил: будто бы она вместе со стадом от меня сбежала.

Матрёна прыснула.

– До неё другая была, но недолго. Такая бестолковая оказалась, всё поверить не могла, что я её есть не буду, думала, откармливаю. Целыми днями ныла. Я так радовался, когда её какой-то рыцарь спасать явился.

– И с тобой бился, рыцарь-то?

– Вот ещё! Я ему как показался, так он бежать, а сам за стремя ногой зацепился и с коня брякнулся. Ну, пока он без ума валялся, я девицу-то к нему и доставил, вроде как спас он её.

Матрёша хихикнула, перебирая коклюшки.

– За что ж тебя пугаются-то, змеюшко? Вроде, никого не погубил, не съел.

– Так вам, людям, непременно надо кого-нибудь бояться: не грома, так мора; не князя, так змея... Всё ищете, кому кланяться - чудные вы!

Змей зевнул, разинув громадную пасть с тупыми зубами.

– Эх, Матрёша. Отправлю тебя скоро... в деревню, что ли? А может, замуж тебя выдать?

Коклюшки замерли.

– Да за что ж ты меня гонишь, змеюшко? Или что сказала не так? Или плохо спину чесала?

– Ну, тихо, тихо. Вот дура-девка, чуть что, сразу в рёв.

– Куда ж идти-то мне-е? Я ж там никому не нужна-а-а, один ты меня пожале-ел.

– Матрёша, Матрёша. Разве ж я против тебя лично что имею? Ты девка хорошая, добрая, вон бирюлек каких мне на шею навешала, блескучих. Но сама посуди: скоро снег ляжет, мне до весны засыпать. А как заснёшь, если ты без конца по углам мельтешишь!

– Я на месте сидеть буду-у...

– Ну всё, хватит выть! Я тебе жениха найду. Королевича иноземного.

– Не хочу-у иноземного!

– Ну что за девка, всё ей не так! Не хочешь иноземного, будет тебе наш. Как подъедет, я его оглоушу легонько, а ты вон, шкуру сброшенную подсунешь.

– Она ж сохлая, - хлюпнула Матрёша.

– Да кто разбирать-то будет! Скажешь, змей, мол, как дыхнул огнём, так весь и спалился, только шкура осталась. Да вот ещё, будешь ты не деревенская девка Матрёшка, а иноземная царевна... ну вот хоть Матильда.

– Ой, умора - Матильда! Имя-то какое, как для бурёнки!

– И напрасно смеёшься.

– Зачем мне иноземной царевной-то обзываться?

– Будто не понимаешь: князи завсегда на царевнах женятся. На королевнах там, на этих... султаншах. На кой ему неумытая! И не вздумай сказать, что кружаво сама навязала, говори, приданое.

Матрёна потеребила золотую нить.

– Неохота мне от тебя уходить-то...

– А ну, цыц! Сказал замуж, значит замуж.

***

– Ну вот, спас её наш молодой князь и в жёны взял, всё честь по чести.

Антип едва дух перевёл. Из угла, разинув рот, пялился на рассказчика белобрысый Минька.

– Выходит, княгиня наша Матильда - это Матрёшка и есть.

– Выходит так, - кивнул рыцарь, поднял глаза к закопченному потолку и пришлёпнул губами. - Эх, гусляр! Как подумаешь, а ведь выторгуй я тогда поросят, али не продай девку купцу, может, и не стала бы княгиней, как думаешь?

Антип сдвинул брови: оно, на первый взгляд, конечно, но чудился ему в словах рыцаря некий подвох. Торопясь залить сомнение, он спросил чарку горькой.

– Это ж надо, сколько лиха девке досталось. Ну да зато теперь до старости в любви и согласии...

– Ну... - неопределенно протянул рыцарь. - В согласии вроде... Оно, правда, опосля свадьбы такая история вышла...

***

– Данилушка, ты где ж пропадал-то?

Молодой князь молча пил квас прямо из узорного кувшина. Глядеть на его худую шею было Матрёше и жалко, и горько.

– Где был-то, - безнадежно шепнула она.

– Тебе что за дело?

– Да как же... ведь жена я тебе.

– Жена-а, - насмешливо протянул он, будто ударил.

У Матрёши щеки пионами вспыхнули и в глазах поплыло.

– Нешто не люба я тебе?

– Люба, не люба... Кабы не ты, Матильда, я б осенью в Поречье сватов заслал, у нас уже и сговорено всё было...

– Так зачем же ты меня замуж брал?

– Знамо дело - положено так. Как в возраст вошёл, изволь змея победить, а на спасенной королевишне жениться. Не сдюжишь, так и княжество другому достанется: за мной братьев ещё четверо, и каждому княжить охота.

– Данилушка...

– Да не реви ты! Я ж тебя не гоню, не браню. Хочешь, платье новое из золотой парчи? Или жемчуга на шею в три ряда?

– Не надо мне жемчуго-ов, я без тебя тоскую-у...

У княза на миг в глазах потеплело, но тут же высох взгляд, потемнел. Шагнул к двери, и почудилось Матрёше - навек уходит. Встрепыхнулась она, следом бросилась.

– Данилушка! Данилушка, а я-то как же?

– А ты, как знаешь. Хочешь - девок гоняй, хочешь - в окошко гляди, а не хочешь - так спи-отдыхай. У меня к тебе лично-то никаких претензиев...

***

Антип сощурился с подозрением.

– Погоди-ка, а ты-то откуда вызнал?

Рыцарь пригладил ладонями редкие белёсые волосы.

– Так я у старого князя служил. О ту пору как раз караулом возле терема стоял: не хотел, а услышал. Наутро княгиню молодую увидел, да так и обомлел: Матрёшка! Ну, порасспрашивал кой-кого об одном, о другом... о третьем сам догадался.