Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 16

Он все пытался расспрашивать Кошкарова, но тот сказал мне:

— Сергий Аникитович, вот убей бог, не знаю, что он говорит, вроде и слова такие слышал, а не понимаю ничего, звезды, какие-то, про солнце что-то спрашивает.

Но до Браге все-таки дошло, что его не понимают, и он перешел на более приземленные темы. Его очень заинтересовало стекло в доме, и он очень хотел познакомиться с его производством. На что я ему напомнил, что у него в Дании также есть стекловаренный завод и бумажная фабрика, поэтому мне делиться производственными секретами не с руки. После этого он рассказал, что вначале не планировал приезжать в Москву надолго. Но король не хотел его отпускать и в результате вспыльчивый Браге, разозлился и просто сбежал. И теперь хочешь, не хочешь, ему надо устраиваться здесь. Но тем не менее добавил, что его приезд встретят с радостью в не одном европейском университете.

Вроде пили мы умеренно, но в результате нас обоих вынесли на руках и уложили спать.

Утром, после осмотра Ходкевича, состояние которого явно улучшилось, я отправился в Кремль. Иоанн Васильевич первым делом поинтересовался, как устроен знатный гость, а потом добавил:

— Что же ты Сергий Аникитович его так напоил, он у тебя часа два блевал.

После этого он с усмешкой посмотрел на меня. Его глаза, как бы говорили:

— я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

Интересно, впервые государь дал понять, что прекрасно осведомлен обо всем, что делается у меня в усадьбе. С чего бы он это сделал. Может быть, намекает, что последовал моему давнему совету и это работа Тайного приказа?

Так, а сейчас проверим, знаешь ли ты действительно все.

— Государь, вчера отец Варфоломей, что митрополитом Антонием ко мне в церковь домашнюю определен, укорял меня, за то, что схизматиков привечаю.

Глаза царя налились кровью, а лицо приобрело такое выражение, что у меня по спине побежали мурашки.

— Хорошо, Сергий Аникитович, что мне сообщил, по сему случаю прискорбному я с митрополитом поговорю.

Но по его лицу было видно, что, скорее всего, разговор будет не слишком спокойным и в лице отца Варфоломея из-за моего длинного языка у меня появится очередной недоброжелатель. Хотя, что я так волнуюсь, он у нас уже два года и все ходит и вынюхивает колдовство и ересь, а так может, не будет так совать всюду свой нос.

Я осмотрел царя, мы немного поговорили с ним о его режиме и диете, и я отправился в приказ.

Моими трудами в этом году аптекарские огороды дали столько зелени, что не хватало рук для ее уборки, вернее рук то было даже в избытке, а вот хотя бы слегка обученных были единицы. Но розги оказались очень эффективным обучающим средством, я даже постоянно удивлялся их эффективности. Наверно потому, что в прошлой жизни ремень отца, гулявший по моей заднице, такого действия не оказывал. Хотя конечно розги на конюшне и отцовский ремешок это абсолютно разные вещи. Заправлял всем устройством высушенных трав, Аренд, он целыми днями вместе с подъячими принимал привезенные тюки и распоряжался, что и куда распределять. Он не знал многих трав, которые привозили, и постоянно донимал меня расспросами, как хранить и готовить то, или иное растение.

Как принято я пробыл на службе до трех часов и поехал домой.

— Набрал себе забот полон рот, так, что давай езжай домой и решай их все, — думал я проезжая на коне по полным народа улицам, периодически слыша приветственные возгласы из толпы.

Дома все было спокойно, Ира, как обычно, ожидала меня на крыльце и повела разоблачаться от тяжелой дворцовой одежды.

По пути она сообщила, что наш гость с утра проявил немалую активность и попытался осмотреть все, что есть у нас на подворье, но когда его вежливо не пустили, он только поулыбался и верхом в сопровождении пары спутников отправился в неизвестном направлении.

Я из прочитанных в первой жизни книжек знал о непоседливости Браге и нисколько не удивился такому поступку.

— Видимо не терпится начать стройку и перебраться в свои владения, — подумал я. После обеда пошел навестить своего больного. У того сидело несколько посетителей, когда я вошел, они все встали низко поклонились. Ходкевич уже вполне пришел в себя, состояние его не вызывало опасений. Но было необходимо продержать его хотя бы еще несколько дней. Так, что когда он обратился ко мне с просьбой отпустить его, мне пришлось долго говорить о том, что тяжелое состояние еще не позволяет перевозить его в другое место. Тем более, что миссию свою он с успехом выполнил. Иоанн Иоаннович уже отправился занимать стол Великого князя литовского. На границе с Княжеством никаких боевых действий не велось. Все замерли в ожидании, что же будет дальше. Насколько я слышал в Думе, у поляков решения Литвы вызвали бурю негодования, но из-за этого вопрос о короле встал с еще большей силой. Как сказал довольный Щелкалин:

— Они там пока короля изберут, больше народу перережут, чем на войне с нами.

Вскоре появился чем-то довольный астроном, и сразу обратился ко мне. Кошкаров сообщил, что мой гость хотел бы поговорить со мной наедине.

Я слегка удивился, так, как не очень понимал, как мы с ним будем разговаривать. Но кое-какие наметки по поводу его будущей деятельности у меня были, и мы поднялись ко мне в кабинет. За прошедшие пару лет в кабинете произошла масса изменений, вдоль стены стояли застекленные полки с фолиантами, большей частью рукописными, но были и напечатанные в европейских типографиях. Я пользовался любым случаем, чтобы купить книги, все мои слуги и родственники знали о моем хобби, то все старались помочь мне в этом. Но больше всех помог Хворостинин, от которого этим летом прислали воз книг — это были его трофеи при взятии какого-то городка. Большинство из этих книг были, конечно, церковными, но также имелись и философские трактаты, медицинские атласы, травники. На полках также стояло множество папок с документами и конспектами, написанными мной для проведения занятий с лекарями. На столе были две керосиновые лампы, рядом с ними большая стеклянная чернильница-непроливайка, и пресс-папье с резной ручкой в виде золотой рыбки, которую я вырезал собственноручно. В небольшой вазочке стояли гусиные перья и несколько ручек с железными плакатными перьями. Я ими пользовался для рисования учебных пособий, к сожалению, перо для письма у моих мастеров пока не получались, или не писали, не держали чернил, или рвали бумагу, но я все же надеялся, что когда-нибудь и такие перья у меня появятся.

На полу около печного щита стоял большой самовар.

Когда Браге зашел в кабинет он сразу уставился на ряды книг. Он смотрел на них, потом на меня и в его взгляде начинало появляться выражение, которого у него я еще не видел. Были пристально рассмотрены керосиновые лампы, и плакатные перья. Он взял перо и вопросительно посмотрел на меня. Я в ответ взял перо у него из рук макнул в чернильницу и в несколько штрихов набросал его профиль с уродливым протезом носа, затем нарисовал уже такой, как мне казалось он должен быть. Браге согласно кивнул головой, а затем сам взял перо и нарисовал на этом же листе бумаги солнечную систему, так же, как я рисовал ему в прошлый раз и посмотрел на меня. Я подошел к своему сейфу, открыл его и достал стопку рисунков, приготовленных для этой встречи. Достав, первый я указал ему на Меркурий, на рисунке были раскаленные скалы и огромное пылающее солнце, нависшее над ними.

На втором рисунке была планета покрытая белым покровом с завихрениями облаков. Третий рисунок земного пейзажа, затем красные пески Марса с маленьким кружком солнца. На четвертом Юпитер, на пятом Сатурн с огромными кольцами, и на шестом мертвая поверхность Луны с висевшей над ней Землей.

Браге смотрел на меня и мне показалось в какой — то момент, что он упадет на колени, в его взгляде было преклонение. Он написал на этом же рисунке по латыни — мне надо выучить ваш язык.

Я же в ответ нарисовал силуэт Кремля, рядом большое здание с надписью университет, затем написал — ректор. И показал пальцем на него.