Убийство по-домашнему - Райс Крейг - Страница 72

На этом спор закончился, потому что вошла мать.

— Кажется, пора его перевернуть и подлить масла, — весело сказала она. На ней были старые брюки из красного вельвета, с пятнами от кислоты, оставшимися после совместных с Арчи опытов во время игры в «Юного химика». Ее лицо, выражавшее усталость, было слегка запачканным и совершенно не накрашенным. Волосы падали на шею, кончики пальцев были черными от копирки.

— Приятного аппетита, — сказала она, глядя на приготовленные порции пирога. — На старости лет вы будете толстые, как бочки. Кто-нибудь потрудился присмотреть за индюком?

— За каким индюком? — удивилась Эйприл.

Мариан Карстерс открыла духовку и вытащила противень.

— Я собиралась предупредить вас об этом, — объяснила она, — но совершенно забыла. — Индюк, к счастью, выглядел прекрасно: кожица подрумянилась в самый раз. Запах был изумительный. — Я решила испечь его сегодня, потому что завтра могла бы не успеть.

Эйприл и Дина посмотрели друг на друга. Мать перехватила их взгляды.

— Предупреждаю, я убью того, кто позволит себе сказать, что завтра я бы наверняка снова об этом забыла, — заявила она и угрожающе подняла вилку. — Я вовсе не рассеянная, — решительно заявила она. — Просто у меня слишком много забот. Включая вас. — Она положила вилку. — Пока я не забыла, давайте поговорим об этом запланированном на вечер приеме.

У девочек по спине побежали мурашки. Неужели мать хочет отменить разрешение? Теперь, когда уже известили по телефону всю компанию!?

— Вы говорили, что гости принесут какую-нибудь еду, — продолжала Мариан. — Вы, со своей стороны, должны купить кока-колу, какие-нибудь сласти, фисташки и так далее… — Мариан порылась в карманах брюк и вытащила оттуда пачку листков бумаги, четыре шпильки, пустую и измятую пачку из-под сигарет, шесть картонок спичек, счет из продуктового магазина, горсть пуговиц, записку от учительницы математики Эйприл, коробочку скрепок и наконец три долларовых банкноты. — Вот, держите. Надеюсь, этого хватит?

Дина буквально задохнулась от восторга.

— Ах, мамочка!

Эйприл воскликнула с не меньшим энтузиазмом:

— Мамочка, мы в самом деле можем сами справиться!

— Берите, — сказала мать. Она засунула деньги в карманчик на джемпере Дины. — Пусть это будет мой взнос. — Она сосредоточенно потыкала в индюка вилкой. — Готов! — объявила она, выключая духовку.

Индюк был не просто испечен, он представлял собой произведение кулинарного искусства. Мать смотрела на него с гордостью, Эйприл — с вожделением. Дина положила кусок пирога обратно на тарелку.

— У меня пропал аппетит, — пробормотала она.

Мать вздохнула:

— Может, мне не следовало печь его сегодня. В холодном виде он завтра уже не будет таким вкусным.

Из гостиной примчался Арчи.

— Ого! Что тут так пахнет?

Кот Дженкинс проснулся, открыл один глаз и спросил:

— Мяу?

— Постыдись, врунишка, — ответила ему Мариан. — Ты ведь не голоден!

— Но зато мы голодны, — заявила Дина.

— В конце концов, — поразмыслив, решила мать, — по одному сандвичу мы можем себе позволить…

В кухне закипела работа. Дина резала хлеб, Эйприл намазывала ломти маслом, мать взяла в руку нож для разделки птицы, Арчи принес молоко из холодильника, Дженкинс клянчил — и небезуспешно — кусочек хрустящей индюшачьей кожицы.

— Стакан подсолнечного масла, — сказала мать.

— Подсолнечное масло один раз! — крикнула Дина.

— Подсолнечное масло один раз! — словно эхо, повторила Эйприл.

— Заказ принят, — ответил Арчи, бросаясь к холодильнику.

Мать, нарезая толстые ломти индюшачьего мяса, весело и чуточку фальшиво замурлыкала:

Троица подхватила не очень стройным хором:

Дженкинс мяукнул в знак протеста, Хендерсон съежился в своем панцире.

— А помнишь, мамочка, как ты баюкала этой песенкой Арчи?

— Тебя я тоже усыпляла этой балладой, — сказала мать. — И Эйприл тоже. Я была вынуждена, потому что это единственное, что я умею петь.

Укладывая ломти сочного мяса между тонкими кусочками хлеба, она продолжала напевать:

Она замолчала и, показывая кончиком ножа на Арчи, сказала:

— Спорим на десять центов, что ты не помнишь следующую строчку!

— Принимаю пари, — ответил Арчи, — но сначала покажи мне десять центов.

Мать положила нож и принялась рыться в карманах.

— Не трудись, мамочка, — пришла ей на помощь Дина и, вытащив из собственного кармана кошелек, вручила его матери. Арчи набрал в легкие воздуха, поставил на стол бутылку с подсолнечным маслом и зачирикал:

— Я выиграл! А теперь дай мне мои десять центов.

— Лови! — воскликнула мать. Она натерла монетку мылом и подбросила ее в воздух. Монетка приклеилась к потолку. Арчи издал стон.

— Имей терпение, — утешила его Дина. — Когда-нибудь ведь она упадет.

— А кто знает, как начинается куплет, который заканчивается словами:

— Я знаю! — вырвалось у Арчи. — Он начинается так:

— Шестьдесят миль в час, — поправила его Дина.

— Девяносто!

— Шестьдесят!

— Неправда!

— Не ссорьтесь, дети, — успокоила их мать, ставя на стол тарелку с сандвичами. — И потом, вовсе не «мчался», а «катится вниз с горы». — Она подошла к плите, чтобы поставить на огонь кофе и громко запела:

— Но, мамочка! Не в минуту, а в час! — запротестовал Арчи.

— И не девяносто, а шестьдесят, — добавила Дина. Они успокоились лишь тогда, когда съели по два сандвича и выпили по стакану молока. Дина подала пирог. Арчи откусил порядочный кусок, прокричал: «Ура!» и поцеловал мать, оставляя у нее на носу след кленовой глазури.

— А последний куплет я знаю целиком, — заявил он. — Кто хочет поспорить? — И он, с набитым ртом, запел:

Эйприл, Дина и мать хором присоединились к нему:

Кто-то резко, по-служебному, постучал во входную дверь.

Стук повторился, на этот раз громче.

— Ну, ладно, — сказала Мариан, — пойду открою.

Она направилась к двери, а тем временем трое детей закончили последний куплет:

— Тихо! — шепнула Дина. Воцарилась тишина, все устремили взгляды на дверь.

На пороге стоял лейтенант Билл Смит, а за ним полицейский в форме.

Трое маленьких Карстерсов в первую минуту онемели от изумления, во вторую — от отчаяния. Они посмотрели на лейтенанта: привлекательный, безупречно одетый, почти элегантный. Потом посмотрели на мать: старые вельветовые брюки с пятнами от кислоты, следы копирки на пальцах, неумытое и ненакрашенное лицо. Волосы у нее совсем растрепались и космами свисали на шею. Полоса глазури все еще держалась у нее на носу.