Неопровержимое доказательство - Бейли Джессика - Страница 10

Очарованная классическими пропорциями и привлекательностью крупной фигуры, Джина любовалась мужем. Ей хотелось пройтись кончиками пальцев по всему его телу. Он взглянул в ее сторону, она закрыла глаза, притворяясь спящей, и неподвижно лежала, дожидаясь, когда Грегор уйдет в свою спальню. Но он подошел к ней и остановился около кушетки. Сквозь ресницы она видела, что он смотрит на нее с такой ясной светлой печалью во взоре. Теперь, оставаясь наедине с собой, он снял маску. Это был прежний Грегор.

Он опустился на одно колено перед ее кушеткой, аккуратно подоткнул одеяло и нежно провел по ее руке. Сердце заколотилось, как у птицы. Не удавалось дышать, как во сне. Да и к чему притворство? Он коснулся ее щеки. Джина медленно открыла глаза. Она не могла скрыть свое изумление. Как это все понимать? Рука Грегора замерла.

Они не отрываясь смотрели друг на друга. Тишину нарушало лишь потрескивание дров да шипение дождевой воды, попавшей из трубы в камин. Снаружи бушевала стихия, но ни Джина, ни Грегор не замечали ничего. В мире существовали только они, и лишь в этом был смысл.

Ей казалось, они парят между небом и землей. Она не двигалась, боялась, что стоит пошевелиться, и Грегор уйдет. Как хотелось, чтобы он обнял ее! Всматриваясь в лицо некогда дорогого человека, Джина увидела напряжение и что-то еще, глубинное, ранимое, промелькнувшее в его глазах, что он так ревностно скрывал. Он прищурился, лицо приняло надменное выражение. Продолжил пристально смотреть на нее. Как она стремилась к нему, как хотела прижаться к его сильному телу и не отпускать от себя. Она жаждала согреть сердце этого мужчины и вылечить душу. Забыть то, чего нельзя забыть. Исцелиться самой, стать прежней — любящей и беззаботной.

— Почему ты не спишь? — спросил Грегор.

— Я поспала немного. Только что проснулась.

— У тебя был тяжелый день.

— Да, — едва слышно согласилась Джина. И вспомнила сотни кризисных ситуаций, с которыми ей, приходилось сталкиваться каждый день в детском отделении больницы, но падение в овраг — совсем другое дело. Она смотрела в лицо смерти впервые за несколько лет, и это потрясло ее до такой степени, что не выразить словами.

Джина нерешительно улыбнулась и повернулась на кушетке. Поморщилась, чувствуя, как пружина упирается ей в бедро. Грегор косо взглянул на нее.

— Тебе не нравится постель?

— Кушетка немного неровная.

Слишком неровная, — добавил он. Его глаза потемнели. Было невозможно понять, о чем Грегор думал.

Прокатился гром, ветер швырял в стекла брызги дождя. Джина с опаской взглянула в кромешную тьму за окном.

— Гроза и не думает прекращаться.

Ей вспомнился поток воды, обрушившийся на мост и снесший ее в овраг. Вздрогнув, Джина вновь пережила весь ужас.

— Нам не грозит наводнение, — сказал он, как бы читая ее мысли. — Дом стоит на возвышенности.

Грегор сел на пол, скрестив длинные ноги, спиной опираясь на кушетку. Наблюдая, как языки пламени пляшут в камине, он спросил:

— Ты хочешь поговорить о том, что произошло сегодня?

Такое сочувствие и проницательность с его стороны были полной неожиданностью для нее.

— Кажется, да, если ты не против выслушать меня. Я думала, что погибну в овраге. Однажды я испытывала подобное чувство, — Джина старалась говорить ровным голосом, не желая рассказывать об одном старом случае. Скоро представится возможность вспомнить и о нем. — Ужасное ощущение.

— Тебе остается только забыть об этом. Со временем это сотрется из памяти. Воспоминания станут не более чем кадрами старого кино.

Она согласно кивнула.

— Я забуду. Но пока вижу себя медленно падающей в овраг, даже когда и не думаю об этом. Как во сне, понимаешь?

— Понимаю, — тихо сказал Грегор. Джина сердцем чувствовала, что он действительно ее понимает.

— О чем ты думаешь?

— Да так, ничего особенного, — пожал он плечами.

Она стала рассматривать его профиль, копну темных волос, которые опускались на плечи, и подумала, что Грегор выглядит как шаман. Да он и был шаманом, колдуном, загадкой. Такой же необузданный, дикий, властный. Вздохнув, Джина скользнула взглядом по мускулистому телу. Этот наряд отшельника безумно шел к его новому облику. Она все еще не могла понять, что же произошло с его телом. Мускулистое, мощное, гибкое, казалось, гениальный ваятель создал его. Лучший образец искусства мастера.

— Ты так меня разглядываешь, Джина… Она вспыхнула.

— Да. Ты красив. Но чему удивляться? Ты выглядишь совершенно иначе, таким… сильным.

Без всякого выражения он произнес:

— Работа помогала мне скоротать время и забыть о крушении всех надежд.

— Можно сделать вывод, что ты в состоянии защитить себя.

Желваки заходили у него под кожей. Несколько секунд Грегор пристально смотрел на нее, затем перевел взгляд на огонь.

— И давно тебя интересует, что движет заключенным?

Джина вздохнула. Зачем он так себя называет? Скорее бы пришло то время, когда Грегор снова почувствует себя человеком.

— Ты забыл, что дважды в месяц я приезжала к тебе? — спросила она. — Знаю, тебе всегда сообщали о моем визите, но ты отказывался меня видеть. Мне приходилось ждать в помещении для посетителей, где я столкнулась с такими вещами, о которых не хотелось бы знать, а пришлось. Я видела, что заключенных водят группами, даже если их ожидают родные. Я встречала угрожающие взгляды надзирателей. Даже пробовала читать книжки, предлагаемые начальником тюрьмы, на случай, если…

Джина замолчала, понимая, что и так сказала слишком много.

— В случае чего? — поинтересовался Грегор.

— Я не знала, хотел ли ты, чтобы я принимала участие в твоем исправлении после срока, но я готова была прийти тебе на помощь.

Он так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Глядя в сторону, она спросила:

— Неужели ты совсем по мне не скучал, Грегор?

Он ощетинился, как бы в ожидании удара, тихо выругался и уставился на огонь. Она наблюдала, как он пытается овладеть собой. Ее сердце бешено колотилось.

— Извини, я не должна была об этом спрашивать.

— Я пытался не думать о прошлом. Зачем ломать голову над тем, чего нельзя изменить. Если не быть начеку все двадцать четыре часа в сутки и дать слабинку, то живым оттуда не выйти.

— Я не представляю, как можно все время держать себя в напряжении.

— Это самое важное и трудное для тех, кто находится в тюрьме.

— А как насчет того, что можно изменить сейчас?

— Такого просто не существует.

— Ты ошибаешься. То, что я привезла…

— Меня не интересует прошлое, — оборвал Грегор ее.

Джина решила переменить тему.

— Почему ты поселился здесь?

— Это моя земля.

— Да. Но все же, почему? — она приподнялась, опираясь на локоть. — Ты здесь совершенно один. Ни друзей, ни соседей…

— Мне нужен покой. И свобода. Этот простор, небо.

— Не хочешь ли ты сказать, что теперь ты никому не доверяешь? Не считаешь себя нормальным человеком?

— Ты переходишь всякие границы, Джина!

Она подалась вперед.

— Я рискну.

— Брось, Джина! Это не твое дело, — резко приказал Грегор.

— Не могу. Ты стоишь моих усилий, и тебе нужен друг.

Грегор бросил на нее уничтожающий взгляд.

— Ты — последний человек, которому я доверял. Самый последний. И вспомни, что ты сделала.

— Дай мне возможность переубедить тебя. Давай съездим в Сан-Франциско.

— Что я там забыл? Послушай, я не хочу быть заложником вчерашнего дня. Теперь все иначе. Другая жизнь, Джина.

«Ты забыл меня», — подумала она, но вслух сказала:

— Обдумай мое предложение. Помнишь, какая отличная кухня в китайском ресторанчике на площади Жирардель? Или можно что-нибудь взять с собой и покататься на яхте. Посмотреть спектакль, навестить старых друзей.

— К чему все это?

— Ты сам удивишься, насколько тебе это понравится.

— Не планируй за меня, Джина. У меня особое отношение к такого рода вещам.

Я не буду ничего планировать, конечно, если ты не попросишь об этом. — Джина провела рукой по его плечу. — Клянусь, я, не буду делать того, что тебе не понравится или ты не захочешь, Грегор.