Царица Воздуха и Тьмы - Уайт Теренс Хэнбери - Страница 9

— Послушайте, — произнес голос одного из рыцарей в барке, пока они еще плыли вдали, — вон там замок, верно ведь, что? Послушайте, он довольно красивый!

— Друг вы мой милый, перестаньте раскачивать лодку, — сказал второй рыцарь, — не то вы нас вывалите в воду.

От этого выговора воодушевление Короля Пеллинора иссякло, и он залился слезами, совсем напугав и без того окаменевших детишек. Его рыдания доносились до них, мешаясь с плеском волн и музыкой барки, подплывавшей все ближе.

— Ах, море! — говорил он. — Лучше бы мне утонуть в твоих водах, что? Лучше бы пять морских саженей воды влились в меня, да так оно скоро и будет. Печаль, о, какая печаль!

— Что толку кричать «причаль», старина? Эта штука когда захочет, тогда и причалит. Она же волшебная.

— Я не говорил «причаль», — сварливо ответил Король. — Я говорил «печаль».

— Ну, и нет тут никакого причала.

— А мне все равно, есть тут причал или нет. Я сказал не «причал», а «печаль»!

— Хорошо, будь по-вашему, «причаль» так «причаль».

И в этот миг волшебная барка причалила — в точности там, где приставали обычно ивовые челноки. Три рыцаря вышли на берег, и оказалось, что у третьего черная кожа. То был просвещенный язычник по имени сэр Паломид,

— Удачно причалили, — сказал сэр Паломид, — ей-богу!

Люди сходились отовсюду, безмолвно, неуверенно. Подойдя поближе к рыцарям, они замедляли поступь, но вдалеке кое-кто даже бежал. Мужчины, женщины, дети скатывались с дюн или с замкового холма лишь для того, чтобы, подобравшись поближе, перейти на крадущийся шаг. На расстоянии в двадцать ярдов они и вовсе застывали. Вставши кругом, они немо глазели на новоприбывших, напоминая людей, разглядывающих картины в галерее Уфицци. Они изучали их. Спешить теперь было некуда, необходимость перебегать к новой картине отсутствовала. Собственно говоря, отсутствовали и сами новые картины — отсутствовали с тех пор, как родились эти люди, ничего, кроме привычных в Лоутеане сцен, не видавшие. Взгляды их не то чтобы содержали в себе нечто оскорбительное, но и дружелюбия в них не обозначалось. Картины ведь и существуют для того, чтобы их разглядывать. Разглядывание начиналось с ног, тем более что на чужаках было заморское платье, а именно рыцарские доспехи, и имело целью усвоить материал, устройство, способ крепления и, может быть, цену их поножей. Затем взгляд перебирался к наголенникам, оттуда — к набедренникам и далее по восходящей. Чтобы добраться до лица, которое осматривалось последним, требовалось не менее получаса.

Гаэлы, раззявив рты, стояли вкруг галлов, а в отдалении деревенские дети выкрикивали новость, и Матушка Морлан скакала, подобрав юбки, и, словно безумные, неслись по морю к берегу плетеные ялики. Молодые князьки Лоутеана, как зачарованные, слезли с ослов и присоединились к кругу. Круг начал сжиматься к центру, сдвигаясь так же медленно и молчаливо, как движется в часах минутная стрелка, тишину нарушали лишь приглушенные вскрики запоздавших, да и те умолкали, едва запоздавшие сливались с толпой. Круг сжимался потому, что всем хотелось притронуться к рыцарям, — не теперь, не через полчаса или около, не до того, как завершится осмотр, быть может, и никогда. А все же хотелось бы их потрогать, отчасти, чтобы увериться в их реальности, отчасти — чтобы прикинуть полную стоимость их облачения. И пока она прикидывалась, события потекли по трем направлениям: Матушка Морлан и прочие старухи принялись, перебирая четки, читать молитвы, женщины помоложе стали щипать друг дружку и хихикать, а мужчины, из уважения к молитве стянувшие свои колпаки, начали по-гаэльски обмениваться замечаниями вроде: «Ты посмотри на этого черного, да встанет Господь между нами и всяческой порчей» или «А на ночь-то они раздеваются, и как они вообще снимают с себя эти железные котлы?, — и в сознании как мужчин, так и женщин, безотносительно к возрасту и жизненным обстоятельствам, стал почти осязаемо, почти что видимо сгущаться чудовищный и безотчетный миазм, каковой и является основною особенностью всякого гаэльского разума.

«Вот они рыцари-англичане, „сассенахи“, стало быть, — думали гаэлы, — это и по оружию видно, а раз так, значит, они — рыцари того самого Короля Артура, против которого вторично взбунтовался собственный их король. Может, они заявились сюда — с всегдашним коварством сассенахов, — чтобы ударить Королю Лоту в спину? Может, они пришли как посланцы феодального властителя — властителя всех земель — оценить тутошнее имущество для обложения новым налогом? Может, они вообще из Пятой Колонны? Хотя, наверное, все гораздо сложнее, — ведь не такие же сассенахи простачки, чтобы явиться сюда в сассенахской одежде, — может, они вовсе и не посланцы Короля Артура? Может, они только переоделись сами в себя с какой-то целью, до того уж коварной, что в нее и поверить нельзя? В чем тут подвох-то, а? Всегда и во всем хоть один да сыщется».

Люди, стоявшие кругом, смыкались, челюсти их все отвисали, корявые тела все горбились, начиная уже походить на кули да пугала, отовсюду посверкивали маленькие глазки, полные бездонной проницательности, между тем как их лица приобретали выражение тупого упорства, становясь еще даже более неосмысленными, чем всегда.

Рыцари сдвинулись потеснее, под защиту друг друга. По правде сказать, они и не знали, что Англия воюет с Оркнеем. Они участвовали в одном приключении, державшем их в стороне от новейших известий. А в Оркнее навряд ли отыскался бы человек, которому захотелось бы их просвещать.

— Вы пока не смотрите в ту сторону, — сказал Король Пеллинор, — но там какие-то люди. Как, по-вашему, с ними все в порядке?

6

В Карлионе все было вверх дном, — шли приготовления ко второй кампании. Мерлин придумал, как ее выиграть, но поскольку его предложения подразумевали устройство засад и тайную помощь из-за рубежа, их приходилось держать в секрете. Медленно надвигавшаяся армия Лота настолько превосходила численностью королевское войско, что поневоле приходилось прибегать к стратегическим хитростям. План битвы оставался тайной, известной лишь четверым.

У рядовых же граждан, не ведающих о высокой политике, дел было по горло. Надлежало доостра заточить пики, и потому по всему городу день и ночь скрежетали точильные камни; следовало оперить тысячи стрел, и потому в домах лучников свет не гас круглые сутки, а по всем выгонам возбужденные йомены, имевшие нужду в перьях, гоняли несчастных гусей. Королевские павлины разгуливали голышом, похожие на старую подметальную щетку, — большинство первоклассных стрелков норовило заполучить то, что Чосер называет павлиньей стрелой, ибо в ней было больше шика, — и запах кипящего клея восходил к небесам. Оружейники, работая по две смены, дабы довести рыцарей до полного блеска, музыкально звенели молотками, кузнецы подковывали боевых коней, а монахини безостановочно вязали шарфы для солдат или готовили перевязочный материал, — то, что они именовали «тампонами». Король Лот уже назвал место встречи двух армий, у Бедегрейна.

Король Англии с трудом одолел двести восемь ступенек, ведших к башенной комнате Мерлина, и постучал в дверь. Волшебник был у себя вместе с Архимедом, сидевшим на спинке его кресла и пытавшимся отыскать корень квадратный из минус единицы. Он позабыл, как это делается.

— Мерлин, — задыхаясь сказал Король, — мне нужно поговорить с тобой.

Мерлин гневно захлопнул книгу, вскочил на ноги, ухватил свою палочку из дерева жизни и налетел на Артура, как на цыпленка, которого следовало загнать обратно в курятник.

— Убирайся отсюда! — завопил он. — Ты что здесь делаешь? Как тебе в голову такое взбрело? Ты Король Англии или не Король? А ну, пошел из моей комнаты! Неслыханное дело! Немедленно вон и пришли за мной кого-нибудь!

— Да ведь я уже здесь.

— Ошибаешься! — находчиво ответил старик, вытолкал Короля из двери и захлопнул ее прямо перед его носом.

— Ну ладно! — сказал Артур и печально спустился по двумстам восьми ступеням.