Восстание - Вебер Дэвид Марк - Страница 56

Ли Хан смутилась и отвернулась. Но доктор Левеллин спас ей жизнь, и она не могла не удостоить его ответом.

– Да, не привыкла, – коротко сказала она.

– Вот именно! Поэтому-то вы на все так бурно и реагируете, – без обиняков сказал доктор, и Ли Хан снова повернулась к нему.

– Возможно, – спокойно сказала она. – Но если вы хотите, чтобы я успокоилась, вам лучше сказать мне всю правду, доктор!

Обвиненный в сокрытии правды, капитан Левеллин окаменел и уставился на Ли Хан слегка прищуренными глазами.

– Почему вы считаете, что я не сказал вам всей правды? – наконец спросил он ровным голосом.

– Не знаю, – в сердцах призналась Ли Хан. – Но ведь я угадала?

– Да

Его прямой ответ удивил Ли Хан, которая ожидала, что доктор начнет вилять. Однако она явно недооценила этого маленького «индустриала»: он был так же не способен уйти от честного ответа на прямой вопрос, как и она сама.

– Ну и что же вы от меня скрыли?

– Думаю, вы и сами догадываетесь, – тихо ответил Левеллин. – Просто стараетесь об этом не думать. Я надеялся, что вы отгоните от себя эти мысли, но вы намного более жестоки к себе, чем я предполагал, – добавил он, и при этих словах в сознании Ли Хан отворилась дверь, которую она изо всех сил прижимала ногой, не позволяя ей открыться.

«Он прав, – отстранение подумала она. – Я это знала».

Она нащупала под одеялом свой живот, и доктор, следивший за ее рукой, кивнул.

– Да, – сказал он, и Ли Хан до крови прикусила нижнюю губу.

– Ну и что же там? – наконец спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Да ничего хорошего, – честно ответил Левеллин. – Большинство яичников стерильны, остальные сильно пострадали. Но отдельные – в полном порядке. У вас еще могут быть здоровые дети, коммодор!

– Какие на это шансы? – с горечью в голосе спросила Ли Хан.

– Шансов мало, – недрогнувшим голосом ответил доктор, глядя ей прямо в глаза. – Но вы же прекрасно знаете, как это делается. Нет ничего проще, чем на ранней стадии проверить эмбрион и, если он неполноценен, сделать аборт.

– Понятно. – Ли Хан отвернулась.

Левеллин хотел было дотронуться до ее плеча, чтобы попытаться успокоить, но его рука замерла в воздухе. Он понял, что на этот раз Ли Хан не впала в депрессию, а просто обдумывает услышанное.

Доктор в беспомощности смотрел на нее. Он сочувствовал ей и очень хотел как-нибудь утешить. И все же он ощущал, что в этом больном, изможденном теле таится не только горе, но и какая-то чистая, почти по-юношески невинная сила, подобная мощной стальной пружине в самом центре ее существа. Он впервые видел женщину, до такой степени познавшую свою сущность, хотя и не полностью отдающую себе в этом отчет.

Левеллин сел на стул и начал наблюдать, как постепенно спадает напряжение, сковавшее ее исхудавшее тело, понимая, что она скоро снова к нему повернется, что своим уходом он лишь пробудит в ней чувство стыда. Наблюдая, как покой возвращается в изможденное тело Ли Хан, доктор внезапно ощутил невероятное умиротворение, словно женщина, лежавшая перед ним на больничной койке, была лишь крайним звеном бесконечной цепи, способным черпать новые силы у остальных звеньев, уходящих во тьму веков. Он уже понял, что ее спокойствие проистекает из многолетней привычки к самодисциплине, но теперь он еще глубже проник в суть этой натуры, ощутив, что она, как и многие поколения ее предков, рождена свободной, и ему захотелось иметь побольше праотцов, у которых он мог бы почерпнуть такое же страстное стремление к независимости.

Наконец Ли Хан шевельнула покрытой темным пушком головой на белой подушке и заговорила:

– Благодарю вас, доктор. Наверное, вам следовало бы сказать мне об этом пораньше, но, может, вы поступили правильно.

– Нет, я был не прав, – смиренно признал свою ошибку Левеллин.

– И это возможно. Как бы то ни было, теперь я все знаю, и мне надо это обдумать.

– Понимаю. – Доктор неохотно поднялся со стула, с изумлением осознав, что ему не хочется удаляться от источника этой невероятной силы. Потом он встрепенулся и неуверенно улыбнулся:

– Может быть, попросить лейтенанта Тиннаму зайти к вам? По-моему, она опасается, что в… беседе с ней вы перенапряглись.

– Вот как? – На усталом лице Ли Хан заиграла улыбка. – А ведь я и не подозревала, что знаю такое количество ругательств… Впрочем, сейчас мне хочется побыть одной. Пожалуйста, извинитесь за меня перед ней. А лично я принесу ей свои извинения попозже.

– Как вам будет угодно, – сказал Левеллин, обрадовавшись, что Ли Хан наконец улыбнулась. – Мы, милосердные целители, прекрасно понимаем, что у больных иногда пошаливают нервишки, командир.

– Прошу вас, называйте меня просто Ли Хан, – сказала она, прикоснувшись к его запястью тонкими, как у скелета, пальцами. – Я обязательно извинюсь перед ней. Но только не сейчас!

– Я непременно ей это передам, Ли Хан. – Доктор грустно улыбнулся и показал пальцем на значок у себя на груди:

– А меня зовут Дэффид.

– Благодарю вас, Дэффид!

Ли Хан еще раз улыбнулась и закрыла глаза.

Капитан Левеллин вышел из палаты.

Прошло много часов, прежде чем Ли Хан действительно смирилась с происшедшим. На самом деле, если как следует подумать, в этом не было ничего удивительного, но Ли Хан почему-то всегда верила, что именно с ней этого не случится. Все, конечно, казалось очень несправедливым, но смешно требовать справедливости в мире животных!

По щекам Ли Хан текли слезы, и на этот раз она их не стыдилась. Раньше в жизни все было разложено по полочкам. Она понимала, что стремится отличиться на избранном поприще, знала, что ее гордость требует, чтобы ее высокий профессионализм был отмечен. Будучи женщиной, она особенно сильно ощущала потребность как можно раньше получить признание, ведь она была не просто дочерью Дальних Миров, а настоящей шанхайкой, родившейся в культурной среде, где личность воспринималась как частичка целого поколения. Поэтому ее жизнь была расписана с начала до конца: надо сделать карьеру в Военно-космическом флоте, а потом найти время и родить столь желанных детей.

Ли Хан металась на койке в отчаянии от потери, которую переживала еще острее от того, что никогда не обладала тем, что уже потеряла. Страшно щемило сердце, но ужасный миг прозрения был уже позади. Теперь оставалось только понять, как жить с этим чувством потери, только научиться терпеть невыносимую боль.

Она с грустью думала о том, что все было бы по-другому, родись она в одном из перенаселенных Внутренних Миров, где доступ к омолаживающей терапии был строго ограничен. В Дальних Мирах все было иначе, и в тридцать девять лет она выглядела – и чувствовала себя – как двадцатилетняя девушка из Внутренних Миров. С возрастом эта разница ощущалась еще сильнее. Она надеялась, что способность иметь детей у нее сохранится еще по меньшей мере лет пятьдесят. Пятьдесят отныне похищенных у нее лет! Теперь она даже завидовала обитателям Внутренних Миров, уходившим из жизни так скоро. В припадке острой жалости к себе она подумала о том, насколько прекрасно своей скоротечностью их старческое одиночество.

Ли Хан грустно усмехнулась. Несмотря на свое происхождение, Левеллин был хорошим человеком, но все слова, которыми он пытался ее утешить, лишь подчеркивали, насколько они не похожи друг на друга. На Звездных Окраинах было слишком мало обитателей. Слишком большая или слишком маленькая сила тяжести и враждебная к человеку среда обитания препятствовали деторождению. Потребовалось несколько поколений, чтобы биологические процессы полностью приспособились к новым условиям, и ни одной шанхайке даже не пришло бы в голову зачинать ребенка с потенциально смертоносной наследственностью. Дети в мире Шанхай были огромной ценностью, гарантией продолжения рода, а не новым бременем, налагаемым на ресурсы перенаселенного мира. Умом Ли Хан могла смириться с тем, что сказал ей Левеллин, сердцем же – никогда.