Россия солдатская - Алексеев Василий Михайлович - Страница 5

Григорий первый раз в жизни почувствовал, что на него смотрят, как на возможного представителя новой власти. Это было так неожиданно, что Григорий не нашелся, что ответить на наивный вопрос Васина.

— Как у тебя дела с призывом? — спросил Григорий после минуты молчания.

— Завод даст мне бронь, как незаменимому специалисту, — ответил Васин, — по-видимому, я останусь в Москве.

— Это хорошо, — сказал Григорий, — мое дело хуже, но сейчас надо стремиться только к одному: в случае если немцы займут столицу, всем собираться сюда и начинать развертывание организации в новых условиях, Какие это будут условия, сказать нельзя, но наша задача — это создание независимой русской силы любой ценой и любыми жертвами. Так и передай своим ребятам, а то я уже наверное никого кроме тебя повидать не сумею.

Руководителя следующей группы, инженера, Григорий поймал на службе во время обеденного перерыва. Вышли в небольшой сквер и нашли пустую лавочку. Говорили тихо, но инженер возбужденно размахивал длинными руками и из всей его тощей, жилистой фигуры выпирало радостное волнение.

— Конец теперь товарищам, конец! — говорил инженер, — через месяц немцы будут в Москве. Ты себе представить не можешь, какой уж теперь хаос в моем учреждении! Если Финская война вызвала разруху, то теперь у них уж, конечно, все развалится, Что касается меня и моих инженеров, то мы все имеем бронь и пока остаемся на месте. При приближении фронта могут эвакуировать в тыл. Если к этому времени хаос усилится, можно будет просто не подчиниться приказу об эвакуации и остаться. Развернуть организацию и наладить жизнь в случае прихода немцев будет очень легко — вся сволочь отступит с большевиками в Сибирь, надо только позаботиться о том, чтобы осталось больше специалистов. С их помощью можно наладить любую отрасль управления и значительно лучше, чем это было до сих пор. Жаль только, что концлагеря в значительной степени останутся в тылу и лучший элемент в среде заключенных может быть расстрелян. Но все это меркнет перед перспективой освобождения России.

Инженер ушел, высокий и стремительный. Григорий еще несколько времени оставался сидеть на лавочке. Две пожилые женщины с детьми пришли и сели рядом. У одной был вид бабушки, другая, видимо, была домашней работницей.

— Наши-то в Казахстан переезжать собираются, — сказала нараспев домашняя работница.

На толстом лице бабушки появилось злорадное любопытство.

— Ну? — протянула она радостно.

— Конечно, им что! — продолжала домашняя работница. — Сам-то и там ответственную работу получит, а воевать за них наши мужья пойдут… голод начнется… их это не коснется, в закрытых распределителях до конца все получать будут.

Женщины оглянулись на Григория и заговорили тише.

Кажется 17-ый год наоборот начинается! — подумал вставая Григорий, и языки развязываются и крысы с корабля бегут.

Когда Алексей Сергеевич рассказывал об аресте Николая, Григория больше всего поразило, что старик оставался совсем спокойным. Алексей Сергеевич сидел на своем обычном месте за круглым столиком седой, слабый и какой-то ясный. Обычного задора не было, пальцы не барабанили по столу.

— Надежда Михайловна прилегла, — говорил тихо старик. — Целое утро опять ходила… искала Колю. Теперь плохо стало, не так, как тогда, когда вы все сидели. НКВД не дает никаких справок о заключенных.

Теплый ветер шевелил занавеску и ерошил седой пух на белых висках профессора. — Как он постарел! — Григорий почувствовал, что рыдание подкатывает к горлу. Если бы Алексей Сергеевич держался хуже, Григорий наверное бы думал о том, как успокоить старика и не почувствовал бы сам так остро потерю друга. Григорий вспомнил лес, черную телогрейку, уходящего десятника, сосну, сучья, похожие на руки скелета, тоску, дошедшую до предела, который способен вынести человек и встревоженное, но твердое лицо Николая. — Да, тогда мне надо было пережить все это, чтобы поверить, но зачем Николаю? Ведь он и так идет по правильному пути. Зачем, зачем столько горя?

Григорий спустил голову, слеза от резкого движения упала на пол. Алексей Сергеевич встал и зашуршал, доставая что-то из ящика письменного стола, затем его туфли снова зашмыгали и он возвратился к Григорию.

— Встань, Гриша!

В дрожащих огрубевших руках Григорий увидел большой крест на серебряной цепочке.

— Я… я хочу благословить тебя, — сказал Алексей Сергеевич. — Это очень старый наш родовой крест еще времен смуты… я все думал дать его Коле, если призовут. На, надень.

Григорий наклонил голову. Алексей Сергеевич перекрестил его и неловким движением, зацепив цепочкой за ухо, надел крест на шею.

— Спасибо, — сказал Григорий. Мне мой крестильный крест Леночка привезла в лагерь после самого страшного времени заключения, а сейчас вы благословляете перед новыми испытаниями. Теперь тоже страшно, но, несмотря на всё, есть надежда… уверенность далее, что Россия будет, наконец, свободна.

Старик как-то странно посмотрел на Григория, как будто не понял, что он говорит.

— Гитлер разобьет Сталина, — пояснил Григорий.

Старик горько усмехнулся и сел к столику.

— Мы освободим всех… все концлагеря, Николая, — сказал Григорий.

Старик покачал головой:

— Не для освобождения идут в Россию немцы, это повторение 14-го года и только.

— Я не об идеализме их говорю, — с горечью возразил Григорий, — просто им иначе нельзя выиграть войну, как освободив нас от большевизма. Потом они, конечно, захотят себя компенсировать, но главное будет сделано.

Старый задор вспыхнул в черных глазах профессора:

— Не верь иностранцам, Гриша: они глупее и корыстнее здравого смысла. Не освободят нас немцы! Они хотят только занять место большевиков и заставить Россию воевать против остального мира. Для русского народа это не будет выходом.

Когда Григорий собрался уходить, Алексей Сергеевич разбудил Надежду Михайловну. Старушка вышла осунувшаяся, бледная, но такая же светлая и спокойная, как и Алексей Сергеевич. Прощаясь, она крепко обняла Григория, несколько раз перекрестила, всхлипнула и быстро ушла за шкап в свой угол.

— Хорошие старики Осиповы, — думал Григорий, выходя на улицу, — хорошие, прямые и честные… но психологию 1914 года преодолеть не могут. Не могут понять, что проблема большевизма давно уже переросла узко национальные интересы отдельных государств. Николая арестовали! Скорее бы получить возможность активной борьбы, скорее освободить заключенных. А немцам Россию не захватить… и крайнем случае часть Украины и то временно.

Вечером Григорию с трудом удалось найти Бориса и Владимира. Павла в Москве не было, он на второй день войны уехал по месту прописки и до сих пор не возвращался. Собрались у Владимира, бесцеремонно выпроводив из комнаты взволнованную, выбитую из колеи Лидию Николаевну.

— Как ты сумел въехать в город? — спросил Борис, садясь в кресло.

— До пригородного поезда ребята на грузовике подвезли, а потом, за Дмитриевым, взял билет и приехал, — ответил Григорий. — А что?

— А то! Павел передал, что ездить больше не сможет: билеты на дальние поезда продают только по предъявлении московского паспорта с пропиской или серьезного командировочного удостоверения. «Липы», которыми пользовался Павел, перестали действовать. Теперь к нему Оля будет ездить.

— А из Москвы билеты продают? — встревожился Григорий.

— Из Москвы пока можно выезжать беспрепятственно, вчера проверяли, — успокоил его Борис.

Григорий рассказал о своем увольнении. Об аресте Николая все уже знали.

— Чистят! — процедил сквозь зубы Борис.

— Теперь могут арестовать Павла, — забеспокоился Владимир. — Его ведь из Москвы выбросили в связи с делом Николая.

— А какое у нас вообще положение, многих призвали? — спросил Григорий.

— Большинство наших в армию не попадает, как мы и предполагали, — ответил Борис. — Одни получили бронь, как специалисты, другие, как ты и Павел, не призваны из-за политической неблагонадежности.