Космический психолог - Уайт Джеймс - Страница 26

А в сопроводительной записке значилось:

«Быть может, он просто тоскует по родине или в свои восемьдесят семь переживает кризис среднего возраста. Поговорите с ним, выясните, все ли в порядке с его психикой, но в тяжелые клепаные ботинки обуваться не вздумайте».

«Явно, – подумал O'Mapa, – Крейторн изо всех сил старается играть роль деспота».

Если только Торннастор не находился сейчас на рекреационном уровне и не общался с кем-то где-нибудь еще, согласно графику дежурств, он сейчас должен был пребывать дома и примерно через час должен был лечь спать. Выйдя из кабины лифта на сто одиннадцатом уровне и найдя нужную дверь, O'Mapa задумался – уж не направился ли он с визитом к кому-нибудь из храпунов. Он позвонил. Послышались тяжелые шаги, от которых завибрировал пол, и хозяин открыл дверь.

– Меня зовут O'Mapa, – представился психолог, стараясь не бояться очень умного шестиногого слона, который вполне мог быть как в приятном расположении духа, так и совсем наоборот. – Я из Отделения Межвидовой Психологии. Если вам удобно, мне хотелось бы поговорить с вами.

– Я о вас знаю, O'Mapa, – отозвался Торннастор. – Входите. Неудобно будет только вам, если вы непривычны к традиционному для особей моего вида отсутствию мебели. Предлагаю вам сесть на край спальной ямы.

Комната Торннастора представляла собой просторный пустой куб, казавшийся маленьким из-за габаритов обитателя. На стенах были развешаны фотографии пейзажей родины тралтана и еще какие-то снимки – что на них было изображено, O'Mapa догадаться не мог. Кроме того, стены украшали плети какого-то вьющегося, пахучего декоративного растения, частично заплетающего дверь в ванную комнату. Единственным предметом мебели, который также был прикреплен к стене, являлась толстая полукруглая полка, на которой стоял работающий видеоблок и лежали видеокассеты с лекциями. Посредине комнаты располагалось прямоугольное углубление для сна, оборудованное нисходящим пандусом. O'Mapa спустился по пандусу и, усевшись на край углубления, похлопал по толстому ковровому покрытию пола.

– Спасибо, – сказал он, пытаясь сказать хозяину комнаты хоть что-нибудь приятное. – Очень удобно.

– Особи моего вида не нуждаются в высоком уровне телесного комфорта, – сообщил Торннастор. – Покрытие пола предназначено для того, чтобы смягчать мой топот, чтобы он не мешал соседям. Я не против оправданного прерывания занятий, – он указал на работающий видеоблок, – но предпочел бы не тратить время зря.

O'Mapa вспомнил о том, что Торннастор в данное время является носителем кельгианской мнемограммы. Очевидно, замашки донора уже сказывались на манерах тралтана, так что от экивоков и дипломатичности можно было отказаться.

– Я не намерен попусту тратить ни свое, ни ваше время, – заявил O'Mapa. – Старший преподаватель Мэннен попросил меня поговорить с вами о наметившемся в последнее время ухудшении в вашей работе, которая до сих пор была выше всех похвал. Это вызывает нашу озабоченность. Потеря работоспособности и эффективности вашего труда носит постоянный характер и стала очевидной после записи кельгианской мнемограммы. Поэтому мы подозреваем, что у вашей проблемы имеется психологический компонент. Не желаете ли как-то прокомментировать мои высказывания?

Торннастор развернул один глаз в направлении видеоэкрана, протянул щупальце, отключил аппаратуру, затем обратил взгляд всех четырех глаз к О'Маре. Несколько мгновений он молчал.

– Если вы молчите для того, чтобы дать мне обдуманный и точный ответ, – сказал O'Mapa, – я готов подождать. Но если вы не хотите отвечать, то почему?

Тралтан издал приглушенный гортанный звук, который транслятор оставил без перевода, но больше ничего не добавил. O'Mapa вздохнул.

– Поступают жалобы на шум в этом районе во время периодов отдыха, – продолжал он. – Эта проблема в данный момент решается. Однако бессонница может серьезно сказаться на способности к сосредоточению. Сложность в этом?

– Нет, – ответил Торннастор.

– Не влияет ли на вас поведение или отсутствие понимания со стороны ваших коллег и педагогов? – продолжал спрашивать O'Mapa. – Быть может, что-то сказанное или сделанное ими заставило вас нервничать? Быть может, у вас какие-то сложности на сексуальной или эмоциональной почве?

– Нет, – ответил Торннастор.

– В таком случае нет ли во всем этом какой-то связи с мнемограммой? – продолжал гнуть свою линию O'Mapa.

Тралтан молчал.

«Жаль, что я не стоматолог, – подумал O'Mapa. – Это все равно что зуб вытягивать».

– У вас наверняка проблемы с мнемограммой, – терпеливо проговорил O'Mapa, – и моя обязанность в том, чтобы вам помочь. Но мы не решим вашу проблему до тех пор, пока я не пойму, в чем она заключается. У меня такое чувство, что вы хотели бы поговорить об этом. Пожалуйста, говорите.

Торннастор издал еще один непереводимый звук – настолько низкий, что у Мары скелет завибрировал. Затем тралтан сказал:

– Это глупо и странно. Нет причин, почему бы я себя так чувствовал.

– Как бы это ни было глупо или странно, – возразил O'Mapa, – это ваше чисто субъективное суждение и потому оно спорно, точно так же, как и отсутствие очевидной причины ваших нынешних ощущений. Прошу вас, объясните подробнее ваши чувства.

Тралтан поднялся и постучал по полу двумя передними ногами. O'Mapa, несмотря на толстенное ковровое покрытие, почувствовал, как задрожал пол, но постарался уверить себя в том, что таким образом тралтаны выражают сильное недовольство – причем в данном случае это скорее всего было недовольство собой, а возможно, и желание поговорить.

– Я страдаю от сильнейшей ностальгии, – проговорил Торннастор негромко и смущенно, – по существам, которых никогда не видел, и планете, где никогда не бывал. По идее, у меня устойчивая, хорошо интегрированная психика. Странно и нелепо испытывать такие чувства.

«Значит, все дело действительно в мнемограмме», – подумал O'Mapa. По крайней мере теперь он понимал, в чем корень зла, а это, согласно неписаным законам майора Крейторна, означало, что он на один шаг приблизился к решению проблемы. Между тем все складывалось так, словно ему нужно было заняться психоанализом сразу двоих пациентов – того великана, который сейчас стоял перед ним, и донора мнемограммы с другого края Галактики, которого, может быть, и на свете-то уже не было.

Он сказал:

– Сложности могут быть связаны с психикой донора мнемограммы, а не с вашей. Вам сознание донора известно изнутри. Расскажите мне о нем.

– Нет, – коротко отозвался Торннастор.

О'Мара подождал, но тралтан больше ничего не сказал. Почему-то он опять решил играть в молчанку.

– Так мы ничего не добьемся, – попробовал урезонить собеседника О'Мара. – Почему вы не хотите мне рассказать о сознании этого существа? Разговор у нас конфиденциальный, и ничего из того, что вы мне расскажете, никак не отразится на доноре мнемограммы, чей разум представляет собой всего лишь запись, которую нельзя обидеть, которой нельзя помочь и которую нельзя никоим образом изменить. Весьма возможно, что донор этой мнемограммы давно умер. Вы достаточно умны для того, чтобы понимать это. Ну?

Последовала очередная долгая пауза. О'Мара предпринял новую попытку:

– Независимо от вида, – сказал он, – существа, становящиеся донорами мнемограмм, у себя на родине являются медиками-корифеями. Но не всегда те, кто добирается до высот в любой профессии, это существа приятные во всех отношениях. Вам уже известно, что в мозге реципиента мнемограммы запечатлеваются не только терапевтические познания и хирургические навыки донора – при мнемографии происходит перенос всех воспоминаний, чувств, моментов неприязни к чему-то или кому-то, предрассудков и психических расстройств, если таковые имеют место. От вас требуется, чтобы вы на время забыли о том, что в вашем сознании присутствует мнемограмма, отрешились, насколько это возможно, от этой дополнительной немедицинской нагрузки и сосредоточились исключительно на том медицинском материале, который вам потребен для работы над вашим нынешнем проектом. Никто не думает, что это легко, я могу только представить, как...