...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна - Страница 13

Потому, укладываясь в капсулу с теплой водой, дающую ощущение невесомости, вперяя взор в искусственный Млечный Путь и кладя под язык кусочек сахара, пропитанный желтоватой отравой — билетом в подсознание, ощущал вполне понятное волнение и опаску.

И мои опасения, конечно же, подтвердились: паучок-экспериментатор, этот хладнокровный ученый подонок направил меня в преисподнюю!

Сам момент внушения вылетел из головы, не запомнились ни слова, ни интонации гипнотизера, даже не знаю, был ли то Роу или кто другой, но вот преисподняя запечатлелась в памяти во всем великолепии, во всех своих запахах и красках, во всем средневековом мракобесном кошмаре.

Начиналось всё довольно безобидно и мило. Теплая вода создавала ощущение парения и нежила, лампочки звезд старательно имитировали космическую беспредельность. Через пару минут в ушах у меня зашумело, негромко, приятно, словно ласковый океанский прибой. Голова закружилась. Я уставился на самую яркую звездочку на вогнутом потолке (Сириус? Вега?) Один из ее лучей замерцал сильнее других, вытянулся и достиг моего тела. Я пошевелился, меняя положение, чтобы кончик луча упирался в сердце, в чакру анахату. Мысленно попросил: раскрой ее, звездочка, распусти как цветок, зажги во мне огонь непривязанной любви. Представил, как происходит это зажигание и распускание… Но луч упирался в манипуру, в солнечное сплетение, и мне никак не удавалось принять правильную позу. После нескольких попыток расслабился: черт с ним, с лучом.

Планеты, кометы, туманности, повинуясь волшебной палочке кислоты, мерцали всё ярче, а потом задвигались, закружилось, принялись разбегаться в разные стороны с нарастающей скоростью. Я несся в пространстве, озирая светящиеся просторы, и было это жутковато, но весьма адреналинно и увлекательно.

Затем окружающее пространство видоизменилось: вместо звезд и туманностей замигали зеленоватые сигналы двоичного кода, сосем как в заставке фильма «Матрица». Вселенная как единое информационное поле, ноосфера, сверх-разум? Ясненько, мессидж принят. А я в этой системе, как видно, представляю единицу информации, несущуюся в общем потоке. Маленький бит. И куда же, интересно, я несусь, точнее, меня несет с неистовой силой?..

Зеленые сигналы сменились образами: лица, фигуры, картинки, пейзажи, улицы. Иные знакомые и даже родные, но большинство никого не напоминали. Зверюшки… реальные и ирреальные. Жаль, я не художник-сюрреалист: можно было бы нарисовать хотя бы ёжиков-куниц (реальный ёж модифицировался в куницу, вместо шерсти у которой были иголки, а затем в такую же птицу — то ли ёже-голубя, то ли ёже-куропатку), или мокриц-многоножек с человеческими лицами — усмехающимися, задумчивыми, страдающими, или гигантского хохочущего кальмара. Впрочем, ни в лицах, ни в мордах, ни в пейзажах ничего особо примечательного или пугающего не замечалось. Примечательна была разве что скорость, с которой одна картинка сменяла другую.

Всё сильнее кружилось голова и звенело в висках… И вдруг всё исчезло, резко, неожиданно: ни лиц, ни картинок, ни двоичного кода, ни коловращения звезд и комет. Меня объяла полнейшая тьма и тишина.

Стало страшно. Страх перерастал в панику. И тут плечо пронзила резкая боль. Повернувшись, увидел, что в мою плоть вцепилось кривыми когтями отвратительное существо: лохматое, гнилозубое, красноглазое. Классическая нечисть, воплощенный детский кошмар после слушания страшилок на ночь.

Я попытался стряхнуть адскую тварь, но она лишь вцепилась крепче, глумливо расхохотавшись и застучав зубами. Клыки и резцы, ударяясь друг о друга, высекали искры.

Я заорал от ужаса, боли и отвращения. Мой вопль, разносясь по космосу, рождал множество маленьких отголосков, словно звуковые волны отталкивались от невидимых теперь звезд, достигая их со сверхсветовой скоростью, высекая эхо. На крик пожираемой жертвы слетелось еще несколько отвратительных созданий. Они отличались друг от друга, но несущественно — размерами, количеством зубов и когтей, тембром хохота, — и все смахивали на средневековых чертей.

И начался пир… Пиршественным блюдом служило мое бедное тело, которое расчленяли, кромсали и рвали, а затем пожирали, жадно чавкая, сладострастно захлебываясь, икая, отрыгивая и хохоча.

И длилось это целую вечность.

Как добирался из «комнаты вечности» в свою избушку, напрочь выпало из памяти. Сознание вернулось лишь утром следующего дня.

Меня никто не будил, проснулся сам около полудня. Этот факт — два нерабочих дня кряду — наполнил глупым воодушевлением: неужто мою особу определили в «мартышки»? (Классификация Джекоба, несмотря на цинизм, нравилась мне больше ницевской, и я решил пользоваться, для своих внутренних нужд, ею.) Да здравствует мой царь-интеллект, вкупе с любознательностью и харизмой!

Через пять секунд рассмеялся, уже с горечью, над собственным идиотическим энтузиазмом: ну, «мартышка», ну, повышение по карьерной лестнице. Но ведь это только отодвинет по времени мою цель. Мою заветную цель.

Обнаружив на столе в гостиной стопку бумаги и гелевую ручку, явно возникшие не случайно, принялся, прихлебывая кофе, прилежно записывать все детали адского трипа. Каждая оживала в памяти свежо и выпукло, вновь наполняя ужасом и омерзением…

После ланча посыльный, молчаливый юнец с незапоминающимся лицом, пригласил меня на группу, в медитационный зал.

Группа оказалась небольшой: вместе со мной шестеро. Все восседали кружком прямо на мягком паласе салатного цвета. В центре блестел круглыми очами и тряс тончайшими пальцами над диктофоном доктор Роу. Несколько скомканных салфеток говорили, что число гигиенических процедур пропорционально числу находящихся в помещении.

— А вот, наконец, и Норди! — обрадовался он мне. — Последний из избранных. Можно начинать.

Трое из пятерых оказались знакомыми: русский чудак Джекоб, аристократический безумец Ниц и юная Юдит, похожая (к счастью, лишь издали) на мою дочь. Увидев последнюю, ощутил отчего-то приятное волнение.

Неточно прочтя мою лицевую мимику, Роу радушно возгласил:

— Вижу, вы рады, Норди, увидеть здесь знакомые лица. Я пригласил Джекоба и Ница специально, чтобы новые члены группы чувствовали себя раскованнее. Эти господа не раз уже обсуждали свои трипы и являются большими специалистами данного вида глубоких странствий. Еще один старенький и многоопытный член нашего сообщества — Кристофер, — последовал кивок в сторону румяного полноватого блондина не старше тридцати. — Новичков кроме вас двое. Очаровательная Юдит, — церемонный кивок в сторону девушки, — и Хью.

Насупленный юнец в расстегнутой до середины груди клетчатой рубахе и рваных на ляжках джинсах поднял на меня взгляд глубоко посаженных глаз и тут же отвел их, не выказав даже фальшивого интереса.

— Итак, — Роу мягко прокашлялся. — Приступим. Вы спрашивали меня, Юдит и Норди (а вы, Хью, верно, хотели спросить, но постеснялись), какое именно гипнотическое внушение будет вложено в ваше подсознание перед началом трипа. В какие миры намереваемся мы вас послать, отважных пионеров-исследователей, какие неизведанные сферы изведать. Сейчас ваше законное любопытство будет удовлетворено. Небольшая вводная лекция, с вашего позволения, — Роу оглядел всех по кругу и еще раз негромко откашлялся. — Как вы думаете, кто находится на вершине пищевой цепочки нашей планеты? Растения питаются водой и солнцем, травоядные животные — растениями, хищники — травоядными. Человек питается растениями, травоядными и хищниками. Как будто бы на вершине он, гомо сапиенс, так? — Он опять обвел нас глазами. Юдит отрицательно повела головой, Хью поморщился. Джекоб зевнул, словно на скучной лекции. — Не тут-то было! Человек — не вершина, но тоже звено, всего лишь одно из звеньев длинной и извилистой цепочки. И речь тут не идет об отдельных случаях каннибализма, и я вовсе не имел в виду вшей, глистов, клещей и прочих мелких паразитов. Нет-нет! Человек питает иные существа, высшие по отношению к нему, существа иной материальности. Но не плотью своей, не кровью и не костным мозгом. Чем, как вы думаете?