Топор гуманиста - Тюрин Александр Владимирович "Trund" - Страница 20

Можно было еще поразглядывать другие малоприятные детали камеры-палаты — металлические плафоны, тумбочку, обитую поролоном, и табуретку, прикованную цепями к полу. А вообще-то делать в этом совмещенном спально-санитарном узле было нечего. Попались мы с Бекки и все тут — как куры в ощип. А ведь можно было уже сворачивать операцию и предоставлять информацию правоохранительным органам. Но мисс Коэн все боялась опростоволоситься перед строгим Блэйром. Бюрократы проклятые. Все им доказательства подавай. А еще недавно фэбээровцы не знали, то ли сажать меня за преступления против африканского народа, то ли заниматься этими подлюками из MCS, которые хотят и бабки огрести, и побольше людей захомутать.

Я еще довольно вяло и вполголоса поругал этих подлюк, а потом дверь открылась и зашел доктор Деларю в сопровождении бугая-санитара.

— А я все слышал по долгу службы, так сказать. И ваши упреки во многом справедливы.

— Вы понимаете русский? Может, еще ботаете по фене?

— Изучал в свое время русский, вообще у советских товарищей было чему поучиться в некоторых областях…

Загадочную фразу отпустил Деларю, учитывая, что советские товарищи особенно преуспели в науке оболванивания народа.

— Так вот, я думаю, — продолжил медработник, — что надо было пораньше приступить к тесной работе с вами. Вы — наш человек.

Ну, пошла накачка. Надо как-то парировать:

— А тогда вы, доктор Деларю, — мой человек. Все мое — ваше и все ваше, коего намного больше, — надо полагать, мое. Я догадываюсь, доктор, что вы сотрудничаете с MCS, что соучаствуете в изготовлении этих компьютеризованных олухов — сектантов. Заранее скажу, что я не возражаю. Соучаствуйте на здоровье, только отвалите от меня и моих близких, уплатив компенсацию за моральный и материальный ущерб.

Доктор согласно совету какого-нибудь Карнеги втянул воздух носом и сплел руки.

— Ник, все-таки вы настроены против, особенно после того, что произошло с вашей супругой.

— А вы хотели бы, чтобы я был настроен «за». Чтобы с улыбкой на устах варился в супе. И где Рита, черт подери?

— В безопасном месте. Возможно даже в клинике. Я хочу успокоить — она не подвергалась сексуальному насилию.

— Ага, значит она занималась этим делом по собственной воле. Ведь ее волей владели вы. Хрен у вас выйдет то же самое со мной.

— Наоборот она полностью овладела своей волей. Она знает, к чему стремиться. А вот вы еще живете с шорами, которые пропускают в ваши глаза лишь узкую полоску света. И при такой подслеповатости вы еще несетесь во весь опор как бульдозер.

— Если я бульдозер, то вы танк.

— И я тоже подслеповат, — охотно согласился доктор. — В меньшей степени, но то же. Позвольте пару фраз из теории.

— Хорошо, только я в теории не силен, заранее говорю. Я ведь не Гарвардский университет кончал, а холодильный институт.

— Суть в том, что человек, увы и ах, остается без большого количества информации, каковую мог бы получить. Остальное отбрасывает его эмоциональный фильтр без всякого участия логики, он сразу определяет, что хорошее, приятное и что плохое, неприятное.

— Стоп. Откуда вообще взялся этот эмоциональный фильтр?

— Из веры, из суеверий. Если вы верите в коммунизм, вы никогда не поверите и даже никогда не узнаете о том, что капиталист может доставлять пользу не только себе, может сотворять что-то новое, давать прилично оплачиваемую работенку пролетариям и так далее.

— Хорошо, согласен. Но разве этот замечательный фильтр помогает нам строить и жить?

— Еще как. Он дает устойчивость вашему организму. Например, если проработав двадцать лет палачом, вы имеете хороший сон, то лишь благодаря такому фильтру. Благодаря ему человек ощущает себя не только правильным, но еще и значительным, приобщенным к большому долговечному и хорошему делу.

— Похоже, такого фильтра у меня нет. Я ощущаю себя просто микробом со жгутиками вместо рук и ног.

— Не лукавьте, Вайзман. Вы втайне считаете себя очень крутым.

— Пожалуй, да. Вы очень проницательны, доктор.

— Фильтр способен даже изменить восприятие внешнего мира, зрительную, слуховую, осязательную и зрительные картины. Фактически характер фильтра предопределяет судьбу человека.

— Толково, приятно слушать. Вы, наверное, как доктор, уже сообразили, что там надо поковырять в мозгу — для изменения фильтра в лучшую сторону. Или даже не поковырять, а подсадить управляющий микрочип. Угадал я?

Доктор Неболит нисколько не смутился.

— Толково, приятно слушать. Уверен, что мы с вами сработаемся.

— А я не так уверен. Благодаря всей вашей шайке-лейке у меня в кармане ни доллара. К тому же, вы лично меня обманули, пообещав вылечить мою жену и избавить ее от всяких управляющих чипов.

— Мы ее вылечили, она здорова, — отразил доктор.

Деларю нажал какую-то кнопочку на своих часах и зажегся экран в одном из углов палаты.

Мог я теперь полюбоваться своей женушкой. А вот где она находится, поди пойми. Может, и в клинике. По крайней мере, в оранжерее, это точно. Небольшие деревца торчат в кадках, по бассейну плавают кувшинки, лианы и плющ свисают с карнизов. Я видел женщину, которая поливала и рыхлила землю, подстригала кусточки, что-то подсаживала и пересаживала. Все проделывалось тщательно, с любовью, с лаской. Меня это поразило больше всего. Даже сразило. Я ведь знал, что Рита терпеть не может возиться со всякой растительностью.

— Что вы с ней сделали, суки?

Я попробовал сразу выключить санитара и нанес ему убийственный удар в пах. Наверное, пах у него располагался не там, где положено. Не отреагировал медицинский боец на мой удар. В смысле, отреагировал не так. Его толстая длинная рука ухватила меня за шею и стала сдавливать ее, лишая грудь кислорода, а мозги притока крови. Все прочие мои тычки и пинки попадали словно в мешок с дерьмом. Потом была сирена, топот ног, меня схватили другие толстые, длинные, мышечно развитые руки и завернули, закрутили, спеленали смирительной рубашкой. Потом задница почувствовала иглу. Она сразу принесла тяжесть, вялость и дурноту, словно внутри меня образовалась какая-то гуща. Меня уложили на каталку лицом вниз, наверное, чтобы блевать было удобнее. В таком же виде мой организм переложили на стол в каком-то помещении, похожем на операционную. Там меня премировали еще одной инъекцией. Я полностью отключился как волевая личность, но при этом не выпал из реальности. Я слышал голоса врачей и вспомогательного персонала, кажется, электронщиков, понимал, что кто-то возится со мной, ковыряясь в моем крестце. Странное ощущение, ты догадываешься, что тебя режут, но тебе не больно и не обидно, как будто ты какой-нибудь пирожок с яблоками.

Заснул я уже после операции. Сон тяжелый навалился мрачный. Со мной что-то происходило, а я просто воспринимал, не имея ни мыслей, ни поведения. Какая-то малоприятная тварь торчала передо мной, она была похожа и на гражданина с паскудной рожей, и на паука одновременно. Я был вымазан в какой-то полуслизи-полупаутине, весь склеился, а гадостная тварь меня прокусила, наполнила пищеварительным соком и в итоге преобразила в слизневидное аморфное существо, которое хотело слипаться с себе подобными, поглощать их или делиться надвое.

А проснулся даже не в палате, а во вполне цивильной комнате неоготического стиля, с высоченными стрельчатыми потолками и узкими окнами. В окна потихоньку влезало закатное солнце и тени от мебели были неожиданно резкими и длинными.

Одну из таких теней отбрасывало кресло, в котором сидел человек — спиной ко мне. Это что еще за тип? Я вырулил к нему спереди. Это был собственной персоной доктор Деларю, но дохлый. Покойник был даже не слишком свеж. Он хоть и гад, но мне не нужна провокация. Я подбежал к запертой двери и заколотил в нее кулаками. Долго стучал и обзывался, стараясь не смотреть на дохляка. Наконец, позади открылась еще одна дверь и вошел человек.

Его голос я сразу узнал. Доктор Деларю. Он шел ко мне. В кресле же никого не было. Мураши побежали по коже.