Курортный роман - Громыко Ольга Николаевна - Страница 3

— Староста отказа не поймет, — уныло сказал Квасей. — Мы ж ещё два года назад уговорились, до инкуба, но ничего не объявляли, пока дочь в возраст не войдет, чтоб не сглазить. Что так, что эдак разругаемся.

— Зато дочка цела будет.

— Ну вот покуда тянем время, сколько можем, а там уж… — Мужик безнадёжно махнул рукой.

— Ладно, где эти ваши не убережённые девки? — смирилась я, тем более что Велька уже плотно набила сумку и творогом, и сыром, и копчёной рыбой, и даже какой-то бутылкой, чьё горлышко интригующе торчало сбоку.

— Да знамо где — страдают! — болезненно поморщился Квасей. — Вы пройдитесь по улочке, как увидите девку, которая не работает, а сидит на лавочке щёку рукой подперши, будто у ней зубы разболелись, или, пуще того, песню печальную тянет — непременно одна из них!

— Пошли, Вель, — скомандовала я, и подруга с сожалением вскинула на плечо трещащую в швах сумку.

Найти жертв инкуба оказалось несложно, тем более что они сбились в кучу и выли хором. То есть пели, но местные собаки считали иначе — как, впрочем, и мы, пока не подошли поближе.

— Здравствуйте, девушки! — преувеличенно бодро начала я.

Страдалицы уставились на меня, как клубок потревоженных гадюк.

— А скажите-ка мне, коллеги по несчастью, кто из вас был первой жертвой инкуба? — Я сделала вид, что не замечаю их, мягко говоря, недружелюбного отношения.

— Каки-таки мы тебе калеки?! — зашипела одна из гадюк, по виду самая старшая, сухопарая и носатая. — Знаем мы, на кой ты сюда припёрлась!

Я, в свою очередь, знала, что жертвы инкуба крайне неодобрительно относятся к идее его усекновения, но все оказалось еще запущеннее.

— Сама себе мечом промеж ног чеши, — плюнула ядом мерзкая бабёнка, — а на нашего любушку чтоб и глядеть не смела, ясно?! Только попробуй перед ним свои прелести худосочные вывалить, ужо мы тебе живо патлы повыдираем и зенки повыколупываем!

— Значит, это с тебя он начал? — не сдавалась я.

— Какая разница — с кого?! — уткнула кулаки в боки другая девица, пухленькая блондинка в выцветшем платье в ромашки. — Женятся на последней, а не на первой!

— Тихо-тихо, я на него и не претендую, просто хочу понять, что тут у вас происходит! — Сделала ещё одну попытку я.

— А что, сразу не видно? — огрызнулась третья. — Любим мы его! Лучше нашего инкубушки никого в цельном мире нету!

— Он такой сильный! — мечтательно поддержала её соседка по лавочке.

— Нежный!

— Безустанный!

— А какой умелый!

— Не чета всяким там ведьмам!

— И тебе, Шанка, тоже не чета!

— Ой, кто бы говорил! Тебя он, небось, вообще с закрытыми глазами окучивал!

Девки вцепилась друг другу в косы (судя по плачевному состоянию оных — не в первый раз).

— Я сварю им отворотного зелья, — мрачно пообещала Велька, когда мы от греха подальше отошли в сторону. — По две кружки!

— Ты же клялась мне, что не прикоснешься к котлу, — ехидно напомнила я, хотя сама для гарантии вкатила бы этим одержимым ещё и по клизме. Да и Смолке ведёрко снадобья не помешало бы — к инкубу она меня не ревновала и безропотно позволила себя заседлать, но так тяжко вздыхала, что я постыдилась на неё садиться.

— На это же смотреть невозможно! Я, конечно, знала, что от любви глупеют, но чтобы настолько?!

— Сомневаюсь, что это от любви, — задумчиво протянула я. — Чары инкуба обостряют черты характера, а не изменяют его. Значит, они и до инкуба такими стервами были. Ладно, подожду твоего зелья, в таком состоянии мы от них толку всё равно не добьёмся. Давай пока поговорим с кем-нибудь более вменяемым!

Увы, дочь главы артели, будущая невеста, тоже оказалась со странностями. Я наивно полагала, что девушка, на которую точит зуб (и если бы зуб!) нечисть, будет более склонна сотрудничать с магом-практиком. Однако русоволосая красавица, доившая привязанную к забору козу, только коротко на нас глянула и снова уткнулась в подойник. На вопросы об инкубе и своих предшественницах она отвечала равнодушно и сухо, не сумев сообщить нам ничего полезного.

— Если мы не сумеем его изгнать, твой брак разрушится сразу после постройки! — припугнула я.

— Ну и ладно, значит, так тому и быть, — вяло отозвалась доярка.

— Что, жених не нравится? — понимающе спросила Велька.

Девушка впервые выказала какие-то эмоции, и то не лицом, а руками: коза возмущённо заблеяла и попятилась, чуть не свернув подойник.

— А чему там не нравиться-то? — ровно ответила рыбачка, поправляя подойник и извиняющееся похлопывая козу по боку. — Мужик как мужик. Богатый. Видный. Уважаемый.

— То есть старый, толстый и лысый? — без труда расшифровала подруга. — Инкуб на его фоне не такой уж и плохой вариант?

Девушка ещё ниже склонила голову и ничего не ответила.

У выхода из посёлка мы снова столкнулись с главой артели.

— Ну как? — с надеждой поинтересовался он.

— Пока никак, — мрачно ответила я, предвкушая еще одну ночь в компании озабоченного демона. Лучше бы он меня сожрать пытался, честное слово! Инкубы и суккубы — крайне сложная в истреблении нежить, их плохо берут заклинания и они движутся слишком быстро для стали, к тому же лично мне неприятно убивать то, что не пытается убить меня или других людей (разве что попадётся излишне впечатлительная бабуля со слабым сердцем). Ей-боги, проще ему уступить и расстаться полюбовно!

Я уже собиралась попрощаться, но тут мой взгляд случайно упал на небольшой каменный холмик за оградой.

На нём лежал стебелек.

Один.

Свежая кисточка конского щавеля.

— А это что такое?! — Присмотревшись, я заметила рядом с холмиком высохшую, скрючившуюся и полуоблетевшую, но все еще узнаваемую ромашку.

Интуиция меня не подвела.

— А, была тут у нас одна дурочка, — равнодушно махнул рукой Квасей. — Влюбилась в женатого мужика и легла с ним, а кто-то подсмотрел и растрепал. Нашим же бабам, знамо дело, только дай языки почесать! До того её засмеяли-застыдили, что она прямо посреди зимы из посёлка сбежала — на ночь глядя, в пургу, ну и замёрзла, само собой, а потом волки обглодали. Или наоборот, кто там по костям-то разберет. По весне уже нашли и похоронили — все ж таки человеческая душа была, хоть и заблудшая.

— А мужик?

— А чего мужик? — непонимающе пожал плечами глава артели. — Огреб от жены скалкой и живо утешился, обычное дело.

— Так это не он ей цветы носит?

— Какие цветы? — сощурился Квасей. — Не знаю, может, просто так кто обронил, или детишки играли…

— Мо-лод-цы, — громко и четко сказала я. Весной селяне не справляют свадеб, ждут до осени, когда и урожай, и хороший лов. Потому и не связали гибель девушки с появлением инкуба. — У вас тут неотпетый покойник под самой оградой, а вы удивляетесь, что к вам зачастила нежить?!

— Вот же ж гадина! — потрясённо всплеснул руками глава артели. — Даже после смерти наш поселок срамить продолжает! Эй, парни, — громко окликнул он разбирающих сети подручных, — подите сюда, откопаем и сожжем эту дрянь, а пепел обратно в лес выкинем!

— Нет, не откопаете, — я, напротив, говорила тихим, дрожащим от ярости голосом, — а поставите крест, позовете дайна, чтобы он прочитал заупокойную молитву, и публично попросите у усопшей прощения!

— За что?! — опешил Квасей. — Она ж на нас инкуба напустила!

— Не она, а вы сами, когда затравили бедную девчонку до смерти, и даже ее «любимый и единственный» не вступился! Ну так нате вам, попробуйте, каково это: когда сходишь с ума от любви и противостоять ей невозможно, несмотря на последствия!

Глава артели, похоже, так и не понял, почему я разозлилась, но покаянно пробормотал, что, конечно, сделает всё, что ему госпожа ведьма велит, ей-то виднее, как с нежитью бороться.

— С нежитью — да, — с досадой бросила я.

— Вольха, что ты им наплела?! — растерянно прошипела Велька, когда мы уже шли по тропинке вдоль моря. — Инкуб же никуда не уйдёт, они ни крестов, ни молитв не боятся! Да и к могиле он привязан лишь постольку-поскольку, эти цветочки — всего лишь «квартальные отчёты», а не дань памяти!