Дорога славы - Васильев Ярослав - Страница 7

Подумав, что Лика обязательно потащит мужа знакомиться, Мартин решил незаметно выйти на улицу. Чтобы собраться с мыслями и хоть немного взять себя в руки… когда к нему в голову пришла леденящая мысль, от которой он замер, а лоб и спина покрылись противной холодной испариной: «Как только я сделаю свой доклад перед журналистами — муж Лики погибнет первым». Погибнет и отец рыжей девочки, и все эти счастливые мужчины в зелёной форме. Погибнут, стараясь спасти тех, кто сейчас их встречает в зале ожидания аэропорта!

На пресс-конференцию Мартин прибыл не заезжая в Управление: его задержала «случайная» накладка между внешним и внутренним рейсами. Три часа ожидания Мартин внимательно смотрел новости за последнюю неделю: «пиратская» истерия была в самом разгаре. Для «войны народного гнева» не хватало лишь одного — громкого заявления чиновника достаточно высокого ранга, который «в прямом эфире не сможет сдержать негодования на подлость соседей» и продемонстрирует «доказательства»… и значит он должен сделать то, о чём подумал тогда. В аэропорту. В здании, где готовилась пресс-конференция, Мартина встретил лично шеф — и, получив заверения, что всё будет «как надо», с нетерпением вытолкнул подчинённого под объективы.

Первые пятнадцать минут шла обычная рутина. Наконец, один из «прикормленных» журналистов задал вопрос на тему, что, возможно, пиратские нападения происходят по чьему-то приказу и содействию. Мартин тихо вздохнул, и всё тем же спокойным и официальным тоном ответил:

— Управление безопасности Содружества совместно с Пограничной службой Империи провели тщательную проверку подобных слухов. Как представитель Управления могу заявить, что данные слухи совершенно беспочвенны. К пиратским нападениям непричастен никто из официальных лиц — как со стороны Империи, так и со стороны Содружества. Кроме того, от лица руководства Управления безопасности уполномочен официально заявить, что Содружество больше не намерено терпеть такого вопиющего нарушения закона на своих границах. Поэтому мы обязуемся полностью покончить с пиратством в течение ближайших месяцев, для чего начаты переговоры по координации совместных действий с соответствующими службами Империи. А теперь вопросы, господа!

На выходе из зала Мартина встретило серое лицо шефа.

— Ты, ты!.. — заикаясь, начал он. — Ты понимаешь, что наделал?!!

Мартин только грустно улыбнулся: отказаться от такого заявления, сделанного в прямом эфире, не сможет ни всемогущий шеф, ни Прокураторы. И войны — не будет! И Лика не будет больше бояться за мужа, а та рыжая девочка всегда сможет встречать своего папу. Но объяснять всё это было бессмысленно, поэтому Мартин негромко ответил:

— Понимаю. Очень хорошо понимаю.

История третья. Тень героя

Лампы замерцали и тут же погасли: теперь рубку освещали только большие навигационные экраны, полукругом огибающие кресло. А воздух с каждой минутой становился всё гуще, превращаясь в душный кисель. Интересно, сколько ему осталось? Он до секунды помнил, во сколько отключилась вентиляция, знал объём помещения, содержание кислорода в атмосфере корабля и скорость потребления воздуха человеком. Легко можно высчитать, когда он потеряет сознание и наступит смерть — но не хотелось. Всё-таки ни один человек не желает узнать, когда настанет его час. Даже приговорённый к казни старается забыться. Не думать об оставшихся днях и минутах, а мечтать о помиловании. У него такой надежды нет — но высчитывать всё равно не хочется. Лейтенант поудобнее устроился на жёстком металлическом полу и прикрыл глаза. Интересно, каштаны рядом с памятником Командору ещё цветут?

Парк для Димы всегда был самым любимым местом в городе, особенно дальняя часть, где корабельные сосны и белые берёзы сменялись аллеями каштанов. Даже кафе напротив парадного входа училища ему нравилось меньше, хотя именно туда бегали знакомиться с девушками все курсанты, от желторотых первокурсников до умудрённых жизнью шестикурсников. Сверкающий стеклом и хромом зал всегда покидали парочками или шумной весёлой компанией — а по тихим аллеям парка можно гулять одному… Словно невзначай выходя каждый раз к памятнику Командору Андрееву.

Статуи Андреева и его товарищей встречались по всему Эдему: по одному и вместе, в парадной форме и в повседневных комбинезонах. Когда-то ещё на заре освоения планеты они спасли колонию. Корабли не смогли прорваться сквозь аномалию к поселенцам, чтобы доставить лекарство от вспыхнувшей эпидемии. И лишь экипаж командора Андреева рискнул пройти на одноместных шлюпках: шанс был, наверное, один из тысячи. Добрались лишь двое, но помнили и всех остальных. Учили биографии в школе, а мальчишки все как один мечтали оказаться в героическом экипаже. И Дима не был исключением.

В парке за училищем Андреев был изображён не в парадном кителе с орденами, и не в лётном комбинезоне. Причудливый гений скульптора изваял его в рубашке, которая выбивалась из-под форменного ремня брюк: словно её, вместе с волосами, растрепал ветер, застывший в бронзе. И каждый раз, приходя к памятнику, Дима представлял себя рядом со своим кумиром в момент Подвига. А ещё будущему звездоплавателю всегда хотелось узнать: о чем думали эти герои и сам Командор, когда шли на смерть ради совсем незнакомых людей.

Война пришла нежданно. Войска Соединённых миров и «Чёрные роты», как называли в Звёздной Ойкумене[1] наёмников, атаковали границу и изрядно «порезвились» в приграничных мирах. Но уже скоро война перешла в иное русло: с линией фронта, сражениями эскадр и всем остальным, что так красиво и героически смотрится из безопасной глубины тыла. Дима вместе с друзьями с замиранием сердца следил за военными сводками. Каждый из выпускников хотел оказаться среди героев, защищающих Родину! Но их, неопытных юнцов, в бой пока никто посылать не собирался. И всё, что оставалось молодым мичманам[2] — ждать назначения и спорить до хрипоты, мучаясь от нетерпения. Когда Дмитрий неожиданно получил назначение в действующий флот, он был на седьмом небе от счастья. На одном из рейдеров срочно понадобилось заменить младшего навигатора, а никого подходящего из ветеранов Адмиралтейство найти не смогло. Поэтому в экипаж брали пусть и необстрелянного, но всё же одного из лучших выпускников этого года. Повестка пришла поздно вечером, и Дима уезжал в страшной спешке, радуясь, что наконец-то окажется «там». Хотя и жалея в глубине души, что никто из товарищей и знакомых девчонок не увидит его в погонах младшего лейтенанта. Самого первого офицера из всего выпускного курса Лётного училища.

К своему кораблю Дмитрий добирался с каким-то детским восторгом и ожиданием чуда, а когда прибыл к «месту назначения», то от коменданта сразу же поспешил в доки. «Щука», стоявшая рядом с исполинской тушей тяжёлого крейсера, казалась совсем крохотной. Подойдя поближе, парень незаметно прижался к шершавой броне: его первый корабль! Пусть это не стоящий рядом «Гром», пусть не новейший линкор «Паллада»… Зато — его, отныне и до последнего дня: куда не занесёт молодого лейтенанта, а потом может быть даже и капитана, судьба и служба — «Щука» навсегда останется для него самым важным и самым лучшим кораблём. Как первая любовь и первый поцелуй…

А вот знакомство с экипажем Дмитрия разочаровало — хотя он и не подал виду. Остальные полтора десятка душ оказались людьми резкими, чёрствыми и необщительными. Лишь момент атаки вызывал в них какой-то яростный подъём, какую-то лихорадочную энергию. Впрочем, после первого боевого вылета, Дмитрий решил, что это, наверное, свойство всех глубинников. Ведь главная специфика таких рейдов — ожидание. Словно древние подводные лодки, корабли сквозной атаки неделями могли лежать в точках перехода на самой границе гипера, выбросив на «поверхность» лишь буй-перископ. Положение опасное, всегда можно «провалиться» по неосторожности или от близкого взрыва специальной бомбы слишком глубоко в иное пространство. И соскользнуть в неконтролируемый переход. Зато у такого корабля есть шанс успешно атаковать даже самый защищённый транспорт конвоя или самый мощный линкор. Вот только ожидание, когда небольшой экипаж неделями заперт в клетушках отсеков, страшно выматывает. К тому же все остальные члены команды потеряли семьи ещё в самом начале войны и говорить за пределами устава и службы с желторотым новичком не желали.