Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки - Тюрин Александр Владимирович "Trund" - Страница 54

И мы пошли вперед — то он меня прикрывает, то я его. Я уже упоминал, что пули тут клепают не всегда как надо, но поскольку вливал тяжелую свирепость в каждый свой выстрел, то получалось неплохо. Я даже видел багровые стежки ненависти, которые прошли в сторону врагов — и вдоль них летели мои свинцовые плюхи. В самый решающий момент боевого соприкосновения истощился рожок моего автомата и как раз из-за укрытия на меня вылез здоровенный воин орла в очень стремном доспехе. На нем была сплошная металлическая броня, шлем в виде ягуарьей головы, нагрудник, пояс и передник — все из серебристых чешуек. Очень подвижных, словно текущих пластин. Вдобавок в руках меч, чего у инков отродясь не водилось.

Разглядывать долго не пришлось, потому что клинок обрушился на меня, а инка закричал: «За родину, за Уайна Капака!». Я естественным движением заслонился своим «калашниковым», но почувствовал, как хлынула от меча острая сила. Однако решил не безвольничать и предпринял дополнительные меры — вильнул назад и в сторону. И правильно сделал, инкский клинок рассек хваленую тульскую сталь и даже меня немного достал, его кончик чиркнул по моей щеке и груди. Хорошо, что ярость пересилила боль; я заблокировал упавшую вниз руку врага, дернул его на себя и сделал подсечку. Он стал падать, да я еще помог ему, двинув локтем по кумполу. А потом мне попался обрубок калашниковского ствола вместе со штыком. Его и засадил воину орла куда-то под забрало, чтоб больше не рыпался. При этом видел, как и моя рука, и штык, озарились багрянцем и обросли ненадолго красными нитями, словно волосами.

А ощущения такие неприятные были, что меня всего передернуло.

Одному моему приятелю-менту какая-то пьяная свинья на памятной московской демонстрации ткнула заточкой под шлем. Полсантиметра до мозга не дошла. Но у меня сейчас выхода не было. Ну, разве что сунуть врагу лимонку под передник. Короче, я лимонку сохранил и швырнул ее в группу бронированных молодцов, ринувшихся на меня вниз по склону. Всех по счастью уложил и оказался позади вражеской цепи. Толку от этого был бы ноль — ведь автомат пропал — но тут ко мне прорвался Кукин со своим «РПК». После рассечения вражеского порядка, напавшие бойцы присмирели и стали потихоньку отступать. Не слушались даже какого-то типчика, похожего на жрецы-политрука, который махал пистолетом и штандартом в виде метелки из перьев гиацинтового попугая. Впрочем, политрука скоро накрыл гранатой Николай. А когда мои ребята почувствовали себя увереннее, то неприятели быстро стухли и исчезли, скрывшись за гребнем высоты.

Туда вскоре поднялись и мы. Можно было устроить привал, подсчитать потери — их было до сорока убитых, в том числе Хусейн с прожженной спиной — и поразглядывать трофейные огнеплюйные трубки и доспехи.

Чешуйчатая, а вернее пластинчатая броня явно держалась за счет демонических сил, которые вредительски использовали эктоплазму. По крайней мере, на наших телах она просто разваливалась. А трофейные трубочки в наших руках плевались чем-то похожим на бенгальские огни — покалывало, но не прожигало. Получилось, в самом деле, что убивало и увечило нас фиктивное, но эффективное оружие, которое действовало за счет энергии сдвига, вычерпываемой из наших хилых душ паразитами-демонами.

Едва мы попеняли на инкский пандемониум, как стемнело и пришла новая напасть. Не сразу, конечно. Сперва мы разбили лагерь, выставили посты, натянули гамаки и разожгли костры. Пока мы это проделывали, уже сумятица была, все действовали вразнобой, резко, бестолково, несогласованно, словно какое-то расщепление времени произошло. Вдобавок в голове сотни разных мыслей мелькало, и ни одна не могла закрепиться. Просто шизия натуральная.

И вдруг на нас хлынула тьма насекомых, от полубезобидных комаров до весьма обидных скорпионов, ядовитых пауков, многоножек, и самое страшное — муравьиных семейств. Все эти канальи бежали к нам наперегонки со всей округи. Чему предшествовала наступившая вдруг тишина со стороны обезьян и птиц.

Склоны, заросшие кривыми деревцами, лианами и папоротниками, наполнились не только жужжанием, писком, щелкающими звуками, но жалкими стонами и жалобными криками моей армии.

В свете факелов я видел сплошь облепленных муравьями людей, которые бежали не куда-нибудь, а к своим товарищам, словно стремились поделиться с ними радостью. Кто-то резво карабкался на дерево, но вскоре падал под ударами десятков жал и сотен челюстей. Кто-то бестолково молотил палицей, просто, чтобы отвлечься от ядовитых укусов, но силы так иссякали еще быстрее и обессиленное тело после затухающего трепыхания застывало где-нибудь в кустах. Кто-то с радостью находил тихий уголок между костров, но тут ему на шею падала древесная змея или спускалась по лиане многоножка.

Одновременно я наблюдал, что творится в диверсионном мире-бомбе, созданном Борманом в своем нижнем царстве. Там действовал мой двойник Чудотворец. Там Вестники продолжали триумфальное шествие. На стадионе имени Кирова проходило первое крупное жертвоприношение.

Чудотворец успешно вызвал синекожую богиню плодородия со змеиной головой, которая появилась из сгустившегося воздуха и принялась бодро насыщаться кровью, хлеставшей из сотни свежезарезанных мужчин-распутников.

Сто тысяч бесплодных женщин, собравшихся на стадионе, неожиданно почувствовали способность к зачатию. Иные зачинали прямо на спортивном поле от Небесного Копья, Золотого Дождя и прочих братьев, в которых бушевала сила Отца-Солнца. Группа подвижников героически осеменила около сотни женщин. Один из Вестников шутливо назвал это собрание осеминаром.

Радостные самки, получив горячие ласки, рвали затем на куски свежезарезанных распутников, большинство из которых являлось по профессии бизнесменами и бюрократами. Красными от крови ртами возбужденные вакханки требовали еще и еще.

Действие транслировалось по телевидению и вызвало мощный всплеск чадородия у женской половины страны. Более того, на ночных улицах группки женщин насиловали мужиков, возвращавшихся с работы или пьянки-гулянки.

Следующей ночью в спортивном комплексе имени Ленина собралось сто тысяч мужчин, страдающих импотенцией и слабой эрекцией. Чудотворец просил явиться Мать-Луну. Благосклонная богиня вначале приняла облик лунной девы Веры, сестры Чудотворца. Лунная дева исполнила искусный стриптиз под оглушительный рев довольной публики, а затем придала закланию трех развратных женщин, по профессии секретарш, рассекая их длинным ножом от промежности до груди. Это вызвало немедленную и сильную эрекцию у всех мужчин, присутствующих на стадионе и наблюдающих действо по телевидению.

Когда лунная дева вымазалась с головы до ног в крови жертв, Чудотворец взмахнул руками и на ее месте появилась Килья со свисающими грудями и распахнутым лоном. Она была ужасна, но она же была и невероятно обольстительна. Сто тысяч мужчин, присутствовавших на стадионе, и сто миллионов, наблюдавших по телевизору, вступили с богиней в мысленное соитие, затронувшее все нервные узлы, и почти немедленно спустили. Среди немедленно спустивших были и пацаны двенадцати лет, и девяностолетние старцы.

В эту ночь практически все мужское население страны вступило в половую связь с тем или иным живым, а то и неживым объектом. Случилось около десяти миллионов сексуальных насилий и домогательств, часть из которых имела гомосексуальный, скотоложеский, онанистический и даже некрофильский характер. Однако ни одна (один, одно) потерпевшая (потерпевший, потерпевшее), сознавая торжественность пробуждения мужского начала, не заявила (заявил, заявило) в милицию. А если бы и заявила (заявил, заявило), то в отделении милиции на нее (него), в первую очередь, посягнули бы, имея ввиду групповую оргиастическую связь…

— Закутывайтесь в тряпки, окружайте себя кострами, — пытался командовать я своим обезумевшим воинством.

Меня, как ни странно, всякие твари не особо цапали, может потому, что я хорошо облился тройным одеколоном. Все равно, от такой ситуации можно было спокойно рехнуться. Так бы и произошло. Если бы я не взглянул на «сивильник». На экранчике присутствовал человечек и совсем мелкие людишки, повисшие на одной ниточке — это, наверное, я и мои товарищи-подчиненные. Нас опять окружали «червяки», то есть мнимые опасности.