Царства сотника Сенцова - Тюрин Александр Владимирович "Trund" - Страница 20

Стрелой, пущенной из своего лука, Сенцов пробил панцирь третьего конника. А посем, выскочив на дорогу, рубанул саблей татарина, который с визжанием плясал в горящем халате на земле. Оставшиеся двое всадников наехали на москвитянина, однако же их перепуганные лошади дурно слушались повода и плетей. Тогда вскочил Сенцов на уступ скалы и, прыгнув на одного из басурман, свалил его с лету на землю, а там уже добил кривым ножом. Но внезапно удавка стянула руки москвитянина – ино последний татаро-тевтон, выказав ловкость и силу мышц, накинул на него аркан. Татарский конь, послушав хозяина, прянул с места, веревка сорвала Сенцова с ног и скудное его тело понеслось животом вниз по горной дороге. А одежей на нем был лишь тесный халат, оставшийся от девицы Шуазель – недолго бы оный оборонял туловище от щебенки. Впрочем, с неожиданной прытью поступила сама девица, каковая болталась на луке седла у того всадника, что заарканил москвитянина. Она выхватила у нукера сагайдачный нож, коим и сунула под шлем, в заросший загривок. Татарин, брыкнувшись, упал с коня, но по-видимости более от страха, чем от тяжкой раны. Сабля благодаря темляку такоже осталась у него в длани.

Нукер опамятовался и буйством обуян, погнался за Сенцовым по тропе, а девица, конечно же, навострилась скакать на захваченном коне в обратную сторону. Несдобровать бы боярскому сыну, испробовать булатный клинок на черепной косточке, кабы не пропела стрела – тут преследователь рухнул, пуская красную струйку в дорожную пыль.

А к Сенцову уже торопились москвитяне, служивые Келарев и Пантелеев. Так радостно забилось сердце, прямо как воробей запрыгало, – откель только взялись верные содружники. Индо не забыл князь о своем верном лазутчике…

– За ней, за ней, пока она опять куда-нибудь не угодила, бесовка этакая, – призвал Сенцов, хоть и желалось ему поскорее обнять племя родное.

Однако, егда служивые возвернулись совместно с отловленной девой, соплеменник их Ерема Сенцова сгинул бесследно, будто исхитили его злобесные силы басурманских гор.

Над головой у всадников из отряда имени Первобытного Коммунизма, который преследовал басмаческо-белогвардейские банды, проносились странные светящиеся предметы, напоминающие тарелки. Скорость они имели столь стремительную, что их едва подмечал глаз, при том делали финты, выписывали немыслимые фортеля и резко, «уголком», меняли направление. Некоторые из них застывали и даже взрывались. Предметы на винтовочные выстрелы и пулеметные очереди никоим образом не отзывались. Одна такая «тарелка» даже лопнула, превратившись в огненный пузырь при столкновении с землей. Неподалеку от воронки, заполненной стекловидным веществом, обнаружилось мертвое тело, которое принадлежало человеку, хотя имело облачением странную материю, меняющую цвет. Поскольку такая одежда показалась одному красноармейцу богатой и буржуазной, захотел он развалить мертвяка саблей. Каково же было удивление всех присутствующих зрителей при виде клинка, разламывающегося от удара на две половинки. Когда совершенно твердое тело было разбито на куски с помощью динамита, то внутри него не нашлись внутренности, не имелось даже намеков на какие-либо потроха. Обнаруженный человек явно был каменным от сердцевины до самых волос.

Об этом происшествии было дано сообщение в Пишкек, командующему фронтом товарищу Фрунзе. В телеграмме говорилось, что во избежания развития клерикальных воззрений у красноармейцев непонятное тело и его одежда были искрошены в порошок и захоронены вместе с мерзкими трупами расстрелянных басмачей и белогвардейцев.

А сотник Сенцов, в свою очередь, неотвратимо утопал в пещерном озере. Хоть и колотил-молотил товарища Курбанова кулаками и пинал ногами, толку от этого нисколечко не прибавилось. Уже растекалось по телу изнеможение, темные пятна, все разрастаясь, кружились в пухнущей голове, а вражина по-прежнему был цепок как бульдог и тяжел как мешок с картошкой. Сенцов вроде бы уже прощался с жизнью и словно через забор видел золотые ризы встречающих его святых отцов – те приветливо махали коричневыми руками и улыбались светлыми ликами. Когда сотник уже стал приближаться к забору, выискивая как половчее перебраться через него, то неожиданно почувствовал слабение вражеской хватки. Сенцов, натужив последние силы, со всей суровостью пихнул сапогом недруга. И мешок-Курбанов стал безвредно удаляться от сотника, а тот, в свою очередь, начал всплывать. И вскоре вновь заметил спокойные почти отрешенные глаза ротмистра Сольберга, который вытаскивал его из омута.

А неподалеку от поверхности виднелись чьи-то ноги в хороших хромовых сапогах, подметками кверху, снизу же легким розовым облачком воспаряла кровь.

– Курбанов это, – пояснил Сольберг. – Я его шашкой подколол. Шашка и в воде неплохо действует. Извини, что задержался, сюда ведь целая орава вбежала. Но лишних людей Келарев шпокнул из винта, он у нас мастеровито дырки делает.

Ротмистр и сотник вновь вскарабкались на скальный выступ и пошли осторожным приставным шагом. Как выяснилось – то вовсе не была тропка в никуда. Даже когда факелы почти угасли, она послушно вела беглецов и, в конце концов, представила на свет Божий.

Взор облетел открывшуюся долину, словно бы застеленную цветочным ковром. Свежий ветерок не давал настояться зною, близкое солнце не дозволяло сползти стуже с горных вершин. Цветы качали крупными бутонами и источали легкий, но цепкий аромат.

– На рай похоже, дослужились все-таки, – сказал бесхитростный Келарев.

– На Шамбалу тоже, – добавил Сольберг, – мы как-никак пребываем в районе, о котором индийскими мудрецами сказано много ласковых слов.

Спустя час резвого топанья путники-беглецы заприметили постройки. А вскорости луга закончились и начались сады с глинобитными домишками. За ними была каменная ограда, а дальше возвышались легкие строения с розовыми стрельчатыми стенами, крышами-луковицами и резными колоннами по фасаду. Ну просто терема фольклорного происхождения. У ворот путников встретили не только стражники в фиолетовых тюрбанах, но и молчаливый слуга. Тот склонился в вежливом поклоне и сделал знак страже, чтобы пропустила непрошенный гостей. По дорожке, застеленной мраморной плиткой, слуга провел их мимо легких беседок и заросших лилиями прудов, к двери самого примечательного здания. Келарев по пути несколько раз фуражку снимал и пытался чуб пригладить, пока сотник не велел ему это дело прекратить, иначе вши расползутся.